Говорила одна птица-небылица, будто был смертен Сизиф и будто до того стыдилась Меропа своей любви к смертному, что, бывало, чуть станут играть сестры-плеяды в мерцание звездных огоньков, перебегая по исполинским елям, уходила Меропа из хоровода сестер, садилась одна над глубоким ущельем Киллены и окутывала лицо, словно шалью, туманом.
Знал Сизиф о стыде Меропы, видел, как тускнеет она от смущения, что он смертен, и задумал Сизиф перехитрить Смерть. И когда повстречался со Смертью, обманул ее хитрец, умудрившись прожить две жизни. Вот каков был Сизиф! Уравнял себя с бессмертными богами.
Долго смеялся Атлант в счастливой Аркадии над хитростью Сизифа. Еще дольше смеялись боги Олимпа и, смеясь, даровали Сизифу бессмертие, да только не в жизни живой, а в жизни мертвой[2 - Мифология эллинов не признает полного уничтожения, небытия. Мир разделялся на мир живой жизни и мир мертвой жизни. Отделяла один мир от другого Мировая река-океан. Чтобы достигнуть мира мертвой жизни, надо было переплыть или перелететь океан. Обычно в мире живой жизни обитают боги, титаны, принятые в пантеон олимпийцев, и смертные. Мир мертвой жизни соединен с преисподней и царством Ночи. В нем обитают тени умерших, божества айда, демоны преисподней и дети Ночи: эринии, сны, керы-беды и другие.] – в тартаре: вечную казнь бесцельным трудом. По отвесному скату катил он в гору огромный камень – не камень, а солнце, не в гору, а в небо, но у самой вершины той горы до неба камень-солнце срывался и летел стремглав к подножию горы. И вновь катил его Сизиф в гору, будто солнце на купол неба.
И осталась смутной плеяда Меропа, навсегда устыдившись мира.
Так рассказывали века спустя о любви Меропы и Сизифа. Но бессмертен был титан Сизиф. Потому-то и вечною казнью казнили его боги в тартаре.
Был счастлив Атлант и так огромно-могуч, что, бывало, поднимал он руки к небу, мыл их в облаках, пуская облачные барашки, словно мыльную пену, и говорил, смеясь:
– Руки мои, руки, руки титана, так бы вами я все небо поднял над моей Чудо-горой и Аркадией!..
Слышали слова Атланта другие титаны и радовались. Но слышали их и боги Крониды. И лучше всех услышала их богиня Гера с ее бурным титановым сердцем – сердцем Уранидов.
Самовластна богиня. Не боролась Гера с титанами. Не участвовала в великих битвах Уранидов с Кронидами. На дне Мировой реки, у праотца Океана, укрывалась в дни свержения титанов. И хотя была из рода Кронидов, враждовала с Зевсом и ревнивым глазом властительницы смотрела на его благосклонность к плеядам.
Зачем хочет Кронид иметь от них сыновей? Что таит от нее? Неужели задумал сделать Геру безвластной? Так пусть же безвластным станет он сам!
Знала Гера о том, что были у Атланта еще пять других дочерей – гиады. Прозывали их Плачущими. Не жили гиады на Чудо-горе – уходили в страны дождей и туманов, чтобы вместе с дождями оплакивать юношу гиада. Растерзало юношу чудовище. Так ли, не так ли, но исходили по нему сестры-гиады от печали слезами.
– Ох и доплачетесь вы! – бурчали им старые тучи.
Потому и говорила Гера коварно богам:
– Что за дочери у Атланта? Одни – смеющиеся: плеяды, а другие – плачущие: гиады. Смеющихся утешают боги: от них богам утеха. Но никто из богов не утешит плачущих. Или так оно у бессмертных? Вот у смертных иначе: там смеху ни к чему утешение – утешают только печалящихся. Попробуйте-ка и вы, боги, утешать печалящихся.
Говорила и сама усмехалась в душе, скосив глаз на Кронида.
А Кронид уже на Кил лене, в Аркадии, любуется веселой игрой плеяд, любуется Майей, Электрой, Тайгетой… Что-то слишком долго любуется Зевс веселыми титанидами с Чудо-горы.
Да проведал ли об этом Атлант?
Знает Гера: отважен и непреклонен Атлант – не примирился он с Зевсом. Прометея-Промыслителя, сына Япета, приковал Зевс к скале Кавказа.
Потому-то и ушел Атлант из-под власти миродержателя на свою Чудо-гору.
Как солнце, всевидящим мог бы быть Атлант. Но не захотел он все видеть. Закрыл глаза на мир Кронидов и только видел свою Чудо-гору, да юных титанов, да своих веселых плеяд-титанид.
Все видеть мог бы Атлант, но предвидеть, как Прометей, не мог.
Говорила Плейона Атланту:
– Опасно не видеть мира.
И умел же Атлант ответить Плейоне:
– Моя Чудо-гора и есть мой мир. Не хочу я иного мира. Нет конца чуду жизни. Здесь, на Чудо-горе, открыты мне все чудеса. Все здесь узнает Атлант.
Но не знал Атлант, что замыслил Кронид приманить плеяд в небо, поближе к жилищам богов, похитить их из счастливой Аркадии. А что замыслит всевластный бог, то он и выполнит.
Уже гремит на Олимпе грозное слово Кронида. А по правую руку Кронида богиня Дика-Правда сидит.
– Что задумал Атлант-кознодей, Япетово семя! Всезнающим быть захотел: мне – соперником? Захотел глубину моря жизни познать и грядущее видеть? Криводушен Атлант, весь в замыслах темных. Не Атлант ли поднял титанов на Диониса, бога-ребенка? Растерзали бога-ребенка титаны. Не Атлант ли держит звездных плеяд в плену на своей темнице-горе? Не Атлант ли нарушил заветы богов – рассказал титану Асопу, кто похитил его дочь, речную нимфу Эгину? Что задумал теперь горный отшельник! На Кронида руки поднять? Будут бедра в плечах у него! Будут руки в бедрах его! Станет он Горой-Человеком. Придет герой, окаменит тебя – и будешь ты, Гора-Человек, камнем-горой!
Но не знал прямодушно-мудрый Атлант о своих винах перед миром на своей Чудо-горе. Не знал, что жизнь прожить на Чудо-горе – уже вина перед богами.
Гремит грозное слово Кронида. А по правую руку Кронида богиня Дика-Правда сидит.
Услышала Гера грозное слово, унеслась с Олимпа, кличет зовом титановым Атланта. Опустилась к нему на дремучей горе вепрей – Эриманфе. Сказала:
– Береги плеяд, Атлант! – И ударила об землю рукой – так ударила, что гул от удара докатился до самого тартара, где под стражей Сторуких томились в оковах низверженные титаны Ураниды. Поклялась Уранидами Гера, что слова ее непреложны; их призвала в свидетели.
Еще не было такого случая, чтобы Крониды клялись подземными Уранидами.
Ничего больше не открыла Гера Атланту. Не могут боги открывать тайны других богов. Но не внял Атлант голосу Геры.
Что ему, Атланту, оберегать плеяд! От кого? Как сказать вольным титанидам: «Не уходите за Чудо-гору»? Да и удержишь ли звездных девушек! Уйдут, убегут… Не хочет Атлант темных тревог: не залетают керы-беды на Чудо-гору. На то она и Чудо-гора. Не покинет Атлант своей Чудо-горы для темных тревог.
И все же закружились Беды-тревоги вокруг Чудо-горы. Омрачилось счастье Атланта. Припомнил титан: как-то с высокого места окликнул он титана коринфской горы Эпопа, где живут солнечные титаны гелиады, и видит: влечет Зевс-Похититель кого-то к морю. Ударило молотом в сердце титана. Прянул он с Чудо-горы на Эпопу и узнал в добыче Кронида речную нимфу Асопиду Эгину. Тут забрел к нему на Чудо-гору престарелый водяной Асоп спросить Атланта: не видал ли он где Эгину? Не пошел титан против титановой правды, открыл Атлант Асопу, кто похитил речную нимфу.
Не забудет ему Кронид, похититель Эгины, этой правды.
Был у Геры, некогда аргосской владычицы, верный страж, тысячеглазый Аргус Панопт, из рода титанов.
Как узнала Гера, что плеяда Майя родила на Киллене Зевсу Гермия-бога и что ночью похитит Зевс плеяд-титанид, послала тотчас к Атланту на Чудо-гору тысячеглазого Аргуса. Любому титану доступна Чудо-гора. Не открыла Гера Аргусу всей своей думы. Только сказала:
– Возмути, Аргус, сердце Атланта. Замани его глазами на небо.
Знала Гера: чуть взойдет Атлант на Олимп и увидят друг друга титан и Кронид – вспыхнет тотчас нежданная битва. Одолеет Зевса титан – быть тогда Гере владычицей мира. Не возьмет верх – ну что ж! – полюбуется богиня битвой.
Объявился тысячеглазый Аргус на Чудо-горе. Там, на Чудо-горе, Аргус как дома. Взглянул на Атланта тысячами глаз – так взглянул, будто все звездное небо заглянуло в душу Атланта и замерцало в ней ч?удно. А глаза всё глядят да глядят на титана, входят в него лучами, завораживают, манят… И такую тоску по звездам заронили в Атланте и такую отвагу, что рванулось сердце титана – взбежать на небо, сорвать с него цветы-звезды и усеять ими Чудо-гору, и руки, и грудь, и ноги…
Не для одних же богов цветы-звезды небесные!
И забыл Атлант, что звезды тоже боги. И забыл Атлант, что на Чудо-горе в звезды играют плеяды и что все звездное небо сверкает над Чудо-горою. Заворожил Аргус Атланта. А раз что захотелось титану, так уж ничем не удержишь – добудет титан звезды с неба.
Но не даст ему Кронид унести небесные звезды на Чудо-гору. Оставит их Кронид миру богов. Задумался титан…
И шепнул тут Атланту Аргус:
– Береги плеяд. Похитит их в эту ночь Всевластный Похититель.
Тогда поднял Атлант руки к небу, кликнул клич, созывая юных титанов, – пусть кинутся с ним на Олимп.
К Мировой реке-океану, в мир мертвой жизни ушли древние могучие титаны. Туда их изгнали Крониды. Не осталось их в жизни живой. Но в счастливой Аркадии и вокруг – на горах Тайгет и Эпопа – еще жили их дети: не драконы, не звери-чудовища, а созданья, как боги, прекрасные и сильные титановой правдой[3 - Отличительными чертами характера титанов, согласно мифологическому преданию, были правдивость и прямота (см. произведения Гесиода, Эсхила и др. др. – гр. авторов). Титаны нравственно стойки, верны данному слову, непреклонны в борьбе. Их правда нерушима. Она им прирождена. Она их братский и боевой клич, который противопоставлен в сказаниях боевому кличу Кронидов. По этому кличу титан-оборотень узнает другого титана и обязан ему открыться. Морально возвысив титанов, миф объединил ретроспективно титанов с мифологическим золотым веком, то есть с раем на земле, поставив царем золотого века вождя титанов, сына Урана (Неба), титана Крона, а царицей его жену, Рею. Титаны необычайно могучи, сверхсильны и верят бесхитростно только в эту свою прямую силу, которая тоже входит в их правду. Им чуждо коварство.Однако титанова правда одновременно с этим – лютая правда. Титаны – существа стихийные, безудержные, неистовые. Их страсти люты. Они люто любят, люто борются – до конца – ив этой борьбе до конца страдают. Таковы Атлант, Идас, Медуза, Ехидна.Позднее, когда титаны были превращены в чудовищ, их лютая правда была превращена в злую правду, в злобу, и сами образы титанов и их поступки были очернены: они стали внушать ужас и отвращение. Только образ зевсоборца – титана Прометея благодаря Эсхилу остался в памяти эллинов и потомков титаническим в положительном смысле. Он служил выражением самых свободолюбивых и высоких требований мятежного человеческого духа. Прометей дерзнул похитить огонь с неба и не уступил деспотизму законов мира, невзирая на сверхчеловеческие страдания.].
Вышли на клич Атланта титаны гор, и титаны рек, и титаны лесов один за другим. И стало их трое, и стало их пятеро, и стало их десятеро.