Шестая загадка

– Большинство спрашивает, что за бонус.

– И все же?

– Если мне понадобится нанять человека, чтобы понаблюдал за входами и выходами в торговом центре Лода, это обойдется в семьдесят пять шекелей за смену.

– Я сама могу это делать.

– Прекрасно, а я пока займусь твоими пациентами.

– Я весь последний месяц там болталась.

– Если похититель знает тебя в лицо, он просто исчезнет.

На ее лице мелькнул страх, что она все испортила. Смотреть на это равнодушно было невозможно. Но я и не подумал ее успокаивать. Вместо этого подтянул к себе свой желтый блокнот с плотно исписанной прошлым вечером первой страницей.

– Так. Теперь начнем с начала. Расскажи мне все, что помнишь со дня похищения, включая мелочи, которые кажутся тебе несущественными.

Она заговорила. Поскольку ничего нового я не услышал, то сосредоточился не столько на смысле ее рассказа, сколько на его форме. Если я не ошибаюсь, такие голоса, как у нее, называются контральто или что-то в этом роде. Так или иначе от его низких бархатных звуков мой позвоночный столб готов был превратиться в желе. Спустя двадцать минут энергичного чирканья в блокноте я не сдвинулся с исходной точки ни на йоту.

– А что ее отец?

– Я же тебе уже говорила, что воспитываю ее одна.

– Но он ведь существует? Он что, сбежал и не вернулся? Впал в депрессию и решил, что отцовство не для него?

– Нет, просто он…

Она искала подходящее слово на полу, в стыках керамической плитки, купленной мной на сезонной распродаже, которая последние пять лет без перерыва продолжается в тель-авивском порту.

– …он здесь ни при чем.

– Мне придется с ним побеседовать.

– Я предупрежу его, что ты с ним свяжешься.

3

Воскресенье, 5 августа 2001, день

Хамсин – сухой и жаркий ветер, наполненный песком и пылью, – поделил город на касты. Те, кто могут себе это позволить, сидели по домам, и улицами завладели отверженные. В соседнем дворе два румынских гастарбайтера поливали друг друга из шланга и смеялись. Не как дети, а как взрослые, которые знают, что ведут себя как дети. Мой «Бьюик-Сенчури» стоял в двадцати метрах от дома, но, пока я проделал этот путь, губы и глаза мне будто натерли наждаком.

Через пятнадцать минут я приехал на улицу Шокен и припарковался у ларька с шаурмой, напротив редакции газеты «Гаарец». Возле ларька не было ни души, и я в знак солидарности с пролетариатом съел полторы порции с большим количеством картошки фри. Что мне особенно нравится в шаурме, так это то, что можно не беспокоиться насчет изжоги – она появляется сразу.

Около двух часов дня я вошел в здание редакции и поднялся в почти безлюдный архив. Студенты, подбирающие материалы для дипломных работ, которые никто никогда не станет читать, уже разбрелись по домам, а журналисты, заглядывающие сюда в поисках информации, способной как минимум секунд на десять потрясти мир, еще не явились. Дежурный – молодой парень – сидел на складном стуле и читал компьютерный журнал. Он посмотрел на меня заговорщическим взглядом продавца секс-шопа. Я попросил его принести мне все статьи, касающиеся исчезновения детей.

– На сколько по времени?

– Часа на два-три. Зависит от количества статей.

– Я имел в виду, на сколько времени назад?

– Лет на десять.

– Нужно будет оплатить каждую статью.

– Я знаю.

Первым, кто учил нас с Кравицем следовательской профессии, был шестидесятитрехлетний инспектор Ярослав Кляйн. Он приехал в Израиль из России на волне иммиграции начала семидесятых. За двадцать пять лет службы московская милиция отметила его наручными часами.

– Это часы Троцкого, – как-то, не скрывая иронии, сказал он мне.

– Что значит – часы Троцкого?

– В восемнадцатом году в армии Троцкого солдат вместо орденов награждали часами. Бог знает почему, но они считали, что это намного ценнее.

Кляйн был человеком опытным. На полицейском языке это означает, что за любое расследование он брался, полностью сознавая, что в природе нет зверя хуже человека.

– Всегда исходите из предположения, – повторял он, – что, если кто-то что-то совершил, значит, он либо сделает это снова, либо уже успел сделать. Последнее для вас даже предпочтительнее.

– Почему?

– Потому что в этом случае все доказательства уже есть. Они просто ждут, когда вы найдете между ними связующее звено.

– Какое звено?

Он посмотрел на нас с выражением, которое без слов говорило: ему никогда не постичь, откуда берутся такие идиоты, как мы.

– Общий знаменатель. Ищите общий знаменатель.

– А если он изменит способ действия?

– Не у преступника, Dummkopf! У жертв.

Я не удержался и спросил: «А кто такой Dummkopf?» Кляйн заржал так, что у него запотели стекла очков. Когда мы с Кравицем вышли, он объяснил мне, что Dummkopf – по-немецки «дурак». Я в очередной раз упустил возможность с умным видом промолчать.

Поиск «общего знаменателя» занял четыре часа, хотя он все время маячил прямо у меня перед глазами. Архив постепенно заполнялся журналистами разного пола и возраста, но одинаково суетливыми и словно бы уже несколько утомленными любопытством. Мне они напомнили мелких хищников, которые старательно принюхиваются, пытаясь определить, что их ждет впереди – смертельная опасность или поздний ужин. Я встал и следующие четверть часа провел возле копировальной машины, переснимая все, что показалось мне важным, слегка загипнотизированный движущимся вправо-влево пучком света, исходившим от машины. Закончив, я вернулся к дежурному, который по-прежнему сидел погруженный в изучение того же самого журнала.

– Можно воспользоваться вашим телефоном?

– Полтора шекеля.

– А в кредит нельзя?

Он тихонько хмыкнул и указал на стоящий рядом аппарат:

– Да пошли они на хрен. Учитывая, сколько они мне здесь платят…

Я позвонил Кравицу. К моему громадному облегчению он сам поднял трубку. Бекки, надо полагать, отпросилась для участия в традиционной ежемесячной вечеринке Общества старых зануд.