Изображение души господина А. Роман

Самое главное в жизни на Земле, как мне представляется, – нет, не создать что-то, не ребёнка родить, не дерево посадить, а сохранить душу свою, разжегши искру любви в сердце её. – Любой ценой!

Ведь ребёнок у родителя без таковой искры с большой долей вероятности вырастет душевно усечённым. Дерево, посаженное человеком без искры любви в сердце, будут язвить вредители… Пусть все семь с половиной миллиардов людей тычут в меня пальцами и скалятся, мол, ты дурак и идёшь не туда: «Смотри: все думают и поступают иначе, чем ты»… Да думайте и поступайте. Научились бытийствовать без «воздуха» непостижимого Неба – и молодца…

Пусть люди проклянут меня и попытаются размазать память обо мне по стене общественного сознания и обычаев. Даже проклянут устами своих богов. Пусть. Ведь эти боги находятся в рамках лживых людских представлений и послушны мировой Лжи…

Плачь, плачь, душа! Плачь и не бойся, будь мужественной. Общество вольно терзать мозг, разрушать мышцы телесного сердца и засорять сосуды… Это – плотская доля… Но собор человеческий бессилен зассать и дерьмом завалить огонёк, а может быть, и яркое пламя духовного сердца твоего, душа, – святое пламя неистребимой любви к Высшему и сущему и унять нежный трепет благоговения перед ними…

Когда моя душа очнулась, она нашла себя в объятиях души господина А.. Мы тихо плакали слезами радости. Потому что понимали своё единство и ощущали связь со Вселенной, единство со всем сущим – приятным и неприятным, – связь с прекрасной и не истреблённой ещё до конца озверевшим человечеством природой. Мы понимали своё место в мире… Нет, не в этом или том мире, а в бытии вообще. И не желали, самосовершенствуясь, познавать мир – только любить, любить и благоговеть…

Знание, прочь!.. Любить безо всякой причины. Потому что, как нам казалось, именно это состояние и есть жизнь…

Мы и наши Катерины

Урезонивание Иисуса

Господин А. доел гречневую кашу с растительным маслом. Косматая тётка в телевизоре докричала про цветы и свою грубую так называемую любовь – бррр и, тряся сиськами и вихляя задом, уползла за занавес. Торжественно взревели трубы, забили барабаны. Появилось сытое и улыбающееся всем известное лицо и стало что-то лгать про мировые хозяйственные нестроения, обвиняло Запад, издевалось над соседями и призывало готовиться к войне со всем миром. Послав его на х.й, господин А нажал на кнопку «выключить» и пошёл на работу…

В автобусе, противореча солнцу, серели озабоченные люди. Это показалось смешным. Тревога, некая раздвоенность души по пробуждении, улеглась. Господин А., ухватившись за поручни, выглядывал на волю из-за спины какого-то здоровяка и старался не отпускать тварное солнце от глаз своих. И образ светила связывался в его сознании почему-то со святой Екатериной.

От здоровяка пахло несвежим. От женщины, перекрикивавшейся с соседкой – крутой смесью из духов, пудры и помады. Оно отталкивало. От тощего пенсионера, сидевшего справа, пахло г. вном… Затошнило… И душа господина А., будто бы и продолжая двигаться, как все, вылетела из общественного средства передвижения и вкушала духовный аромат солнца… И я вместе с ней…

Проехали храм. Екатерины там не было. «Жаль, – подумал господин А.. И предположил: «Может, переместившись в северную Африку, снова взялась за своё и доказывает мусульманам об Иисусе-из-Назарета… Ай, как жаль девочку…» —

Господин А. тяжко вздохнул, а на глаза души его навернулись невидимые «слёзы».

«Послушай, Иисус, – в отчаянии возопила душа к божеству, – я всё понимаю, ты давным-давно обручился с моей Катей… Подумай, когда оно было, сколько веков прошло? Екатерина поверила тебе. Ну так посмотри же, что она ради любви к тебе творит… Отпустил бы душеньку её на покаяние хоть сейчас…» —

Иисус, казалось, плотно сжал свои духовные губы и даже лик свой отвернул так, что из-под капюшона один нос выглядывал. —

«В самом деле, помилуй бы ты ты её!..» – присоединила моя душа свой беззвучный глас к мольбе друга…

Иисус упрямо молчал. Его духовные ногти крепко удерживали трепещущую душу Екатерины. —

«Сущий коршун… Всё-таки этот дух очень жестокий», – заключила душа господина А. и снова обратилась к солнцу… Она ослепла от радости, счастья и благодатно избавилась от рассуждений… Иисус с Екатериной в когтях тотчас исчез. А моя душа, утомившись от случившегося в этот день и пережитого, мирно заснула в большом пальце правой ноги моего нового хозяина. И не почувствовала, как нога заколебалась маятником, а потом, поменяв ботинки на тапочки, успокоилась под столом…

Начался новый бессмысленный рабочий день ради прокорма тела, будь оно неладно.

Лечение души от боли

Независимостью, как я уже говорил, господин А. обладал с детства. Тяга к ней была одним из основополагающих качеств его. Будто предчувствуя, что придётся потратить жизнь на преодоление, а то и выход из течения, господин А.-мальчик предпочитал играть один. По выходным дням отец помогал ему. И его участие в играх было таким уважительным к жажде независимости сына, что, как казалось ребёнку, благословенного одиночества его не нарушало…

Однажды они построили большую снежную бабу. Созидание было радостным. Нашлись не только веточки-пальчики, но и морковка, и дырявое ведро на шляпу. Отец и сын – оба были румяными от счастья и объединения душ в труде, бывшем занимательной игрой… Полюбовавшись на созданный задорный образ, домой пошли. А там, едва положив мокрые рукавички на батарею, господин А. выглянул из окошка…

Опершись на бабу правой рукой, призывно размахивая левой и явно готовясь свалить её, старший мальчик кричал своим глумливым единомышленникам:

– Сюда! Скорее!..

В душе господина А. возникла острая боль…

О, как давно это было!.. Но боль на удивление не утихала и оставалась прежней по силе до самой смерти тела при воспоминании о снежной бабе и злобном старшем мальчике… Только в конце жизни душа господина А. поняла к чему был знак сей. Поняла, когда многажды ещё и ещё сталкивалась с подобным в продолжении бытия в теле господина А.…

В человеческом сообществе почему-то принято считать, что нужно трудиться для людей. Но это положение верно не для всех и не всегда… Вон, посмотрите, ребёнок, презрев соборность, с удовольствием играет один. И общество будет стараться уязвить его и разрушить деяния. В крайнем случае – не замечать, возмущённо и гневно отторгать их, когда осознанно, а когда и нет…

В прошлом, в которое я перенёсся, было именно так.

С течением времени не соборных детей становилось всё больше и больше. Им, несчастным, мечталось, что они создают или создадут в будущем нечто непреходящее, потому что они такие особенные… Но этого по большей части не случалось. Потому что их, казалось бы, разобщённых и непохожих, накрепко объединяла культура: они смотрели одни и те же фильмы, слушали одну и ту же музыку, носили одну и ту же одежду на теле и одну и ту же сказку о боженьке в сознании…

Мнимая разобщённость не соборных людей серьёзно отличалась от уединённого бытия господина А… Играя один, господин А., точнее, душа его – она нащупывала нечто своё. Но это своё оказывалось вовсе не тем, чем жили сейчас или заживут дети в далёком будущем. Не тем, главное, по качеству. Ибо душа господина А. дерзала обрести Небо на Земле. Вот как…

Ни в юности, ни в среднем возрасте господину А. не приходило в голову отступить от установки общества служить людям. Он изо всех сил пытался поступать именно так. Но люди с непонятным господину А. постоянством ломали и с удивительной ненавистью крушили его «снежные бабы»… В конце концов, душа его оказалась единым комком боли…

«Общество ошибалось? – пыталась осознать происходящее душа господина А.. – Нет, едва ли… Я?.. Да нет, я тоже не ошибаюсь. Просто я устроена иначе, – понимала о себе душа. – Не поэтому ли и служение обществу всегда оканчивается большим пшиком?», – справедливо рассудила душа господина А. и, благодатно освобождаясь от мнений общества, послала общество на х.й…

Как же хорошо и привольно стало!.. Какое благодатное ощущение воли!.. Воздух же, свежесть, простор духовный!.. Душа внушила господину А. служить отныне человеческому собору только для отмазки – перебирая бумажки в никому не нужном присутствии. Да, это гнусно, недостойно. Но иначе телу просто невозможно бытийствовать…

Решение оказалось верным, потому что душевная боль стала уменьшаться. Главное, чтобы ничто не напоминало о прошлом – о болезненном, но бесценном жизненном опыте… Чтобы оставались только выводы – вехи восшествия на Небо…

Вот почему душа господина А. так любила путешествия на тот свет, а в бытии в теле возлюбила святую великомученицу Екатерину. Ведь его Катя тоже стремилась к очень высокому.

«Екатерина, дай мне руку твою, девочка, – молила душа господина А. возлюбленную свою, – и «мы пойдём другим путём»

.

«Не могу, – отвечала ему Екатерина. – Иисус – судьба моя». —

Душе господина А. очень хотелось высказать Иисусу-из-Назарета всё, что наболело. Но она понимала, что возмущение пагубно. И убеждала себя так:

«О великое Непостижимое, подаждь мне благодать глубоко уважать мысли, чувства, слова и поступки Иисуса-из-Назарета и святой Екатерины, и, не разделяя их, бытийствовать в иной плоскости…»

Кацярына

У меня была тётушка Катерина, точнее – Кацярына, потому как родилась она в Беларуси, в Минском повете, как позже назвали место рождения её. Корни тёти Кацярыны, так сказать, из неба росли, ибо дальний предок её служил в церкви. Люциан его звали. Хорошо ли, плохо ли это – не мне судить. А только католические священники за державу болели куда как более яро, чем православные. Во всяком случае, в те времена. И ксёндз Люциан во время восстания Костюшко не только взял в руки оружие, но и отряд крестьян собрал, благословил и в бой повёл с русскими захватчиками. Только любовь к Родине, сколь не огнена она, а спасовала перед ловкостью суворовской. Отряд был разбит, а сам он полонён и пристрелен.

Отец тётушки Кацярыны также был овеян воинской славой двести лет спустя. Русский, он переселился с семьёй в Подмосковье. Там вступил в Народное ополчение, был ранен под Ярцево и увезён во временный госпиталь западнее Вязьмы. Тем временем Красная армия оставила Вязьму. Связь была нарушена. Госпиталь оказался в «котле». Тысячи солдат гибли под пулемётами, порываясь из окружения… Точку в бойне поставила 7 армия немцев, зашедшая в тыл. Танки замкнули образовавшуюся брешь и разнесли в клочья госпиталь отца тёти Кацярыны. А очередь из танкового пулемёта сделала её сиротой…

Тётя была строга, сурова даже. В войну побывала под бомбами. Спасалась из горящего дома… Здесь, возможно, и корни её суровости. Такие воспоминания пострашнее разрушенной снежной бабы… Она преподавала английский язык и играла на моём рояле любимые песни. А на месте гибели отца не была, потому что не ведала, где это…

Я люблю тётю Кацярыну более других родственников. Не знаю, почему. Поэтому когда, вошед в тело господина А., душа моя почувствовала любовь души его к святой великомученице Екатерине, она откликнулась на это чувство всем своим духовным сердцем… Хотя, скорее всего, всё случилось наоборот: моя любовь к тёте Кацярыне и притянула меня в душу, влюблённую в святую Екатерину. Две души обнялись и как бы объединились в этой любви и меж собою, и с душами тёти Кацярыны и александрийской девушки Екатерины. А господин А. с удивлением замечал при этом, что жизнь его меняется в странную сторону. Будто сама святая Екатерина указывала ему дорогу не столько на работу или домой после трудов праведных, а куда-то в высь духовную. Пусть и не туда, куда ему бы хотелось, но всё-таки высь сия не была низменной обыденностью…

Людское лукавство крестило тётю Кацярыну в католичество, а позже перекрестило в православие… Поглумились над ребёнком… Наверное, поэтому тётя жизнь прожила неверующей, честной и скромной труженицей. Я знал это. Но всё равно, когда тётя умирала от рака, подарил ей икону Божией Матери Целительницы…

Зачем мы все, подсознательно неверующие, поступаем так?.. Да ладно, не кривляйтесь. Сейчас вы наедине со мной и можете спокойно признаться сами себе, что я прав. Ведь если хотя бы половина из вас жила в духе Иисуса-из-Назарета, рай давно наступил бы, и Земля не корчилась в предсмертных судорогах… Воистину святой был человек Иисус, только напрасно высокопоставленных иудеев задирал да, к несчастью, был омрачён страстью поучений да исполнения Закона…

Дух Иисуса иногда нисходил из заоблачных далей и помогал кое-кому… Кому? – Нет, вовсе не тому, кто недобро и тупо талдычил молитвы. А тем, кто обращался к нему сердцем, даже неосознанно… Я думаю так. То же самое и Пречистая дева. Она это делала чаще. Ибо её дух был ближе землянам. Потому что, в отличие от Иисуса, они от духа Марии жестокости и зла не ждали… Тут обратная связь, как и вообще в деле существования людских богов…

Мария-целительница просто так, без сердечной веры лечить тётю Кацярыну отказалась. И тётя так же сурово и строго, как жила, с большим смирением легла во землю сырую… – Праведница преставилась… От святой Екатерины она отличалась глубоким покоем и мудростью, не связанной со знанием… Я смотрел на лик умершей и стоявшее рядом изображение Целительницы… И видел тётю при всей её праведности всё-таки на Земле, а маму Иисуса – за облаками…

Святая Екатерина тоже не походила на Пречистую, разве что девственностью. Она, возможно, превосходила Марию начитанностью, но самым серьёзным образом уступала в скромности. Господина А. это отталкивало. Он стремился любить именно смиренную женщину, а не дерзящую вышестоящим… Думаю, моя тётя ему бы понравилась… Но – любовь необъяснимый дар. Да и господин А. жил в разное время с тётей Кацярыной…