Причалы любви. Книга вторая

– Дурак ты, Митька, – закуривая, неожиданно объяснил Степан, – у людей все подчистую погорело, а он ходит одежонку скупает. Где они тебе ее возьмут, если сами остались в том, что на них было. Хорошо хоть полушубки и валенки к зиме завезли, а так-то в город на самолете мотаются, чтобы штаны да рубахи купить… Совсем ты, Бочка, одичал. Как же так-то живешь? Вон, люди в космосе полгода летали, а ты о них хотя бы слышал?

– Без надобности, – отмахнулся Митька.

– Ишь ты, лешак! – Степан еще налил. – Поехали.

– Давай.

Вторая уже миром покатилась, хорошо проторенной тропкой.

– А Рашидка-то теперь, – после закуски вспомнил Степан, – баланду хлебает.

Митька икнул, но тут же выправился и спросил:

– Сколько ему?

– Червонец влепили… И это еще хорошо отделался. Баба у него бедовая: три раза с двумя чемоданами в Хабаровск смоталась до суда, а потом еще ездила. Смотришь на нее, в чем душонка держится, а чемоданы прет, как бульдозер. Килограмм триста икорки-то отвезла, не меньше. Вот и выхлопотала Рашидке червонец. А что? В сорок пять лет вернется, еще мужик будет хоть куда, не зря старалась…

– Ну а этот, стреляный-то, как он?

– Андрюха? А чего ему, поправляется. Слышно, вот-вот приедет. Но теперь, я думаю, – Степан усмехнулся, – осторожнее будет…

– Живучий, – вздохнул Митька Бочкин.

– Здоровьишко у него есть, это так.

– А Рашидка дурак! – запальчиво объявил Митька. – Зачем стрелял-то? Что он хотел доказать, что стрелять умеет?

– Ну не скажи! – мотнул тяжелой головой Степан. – Народ сейчас обозленный… Жрать нечего, а тут еще инспектора на рыбе звереют. Сами-то ее берут, причем – нагло берут, сколько хотят, столько и черпают, а ты не моги! Да что это, на меня в детстве корова наступила, что ли? – Степан обозлился. – Где они, сытые да гладенькие, были, когда мой дед с япошками воевал, партизанил вон в тех сопках и двух братьев там схоронил? И я сам их что-то в окопах не встречал, сытеньких-то, в черненьких пиджачках… Не было их там! А теперь появились, что в животе, что в заднице – одинаковые, морды от жира лопаются, глаза поганые… У них все, у этой сволочи: вертолеты, катера на подводных крыльях, японские сети и закон… А что у меня? А у меня как у латыша – хрен да душа. Сетчонка драная да лодка… Они жрать хотят, и все их родственники хотят, и родственники их родственников хотят, а я – нет! Понятно, Бочка?! А ты, «зачем стрелял?» Придумали, гады, нас браконьерами величать, все на нас валить… Вон, книжку как-то листал про царскую рыбу, – Степан кулак стиснул и по столу шарахнул, – и как же там нашего брата понужают, и как же сволочат-то нас… Э-эх! Да где глаза-то, чтобы не видеть, что самый главный браконьер у нас на службе у государства, указами и постановлениями от всех законов отгороженный. Вот кто нашей рыбе прикурить дает! А мы с тобой, Бочка – семечки, шелуха в сравнении с ними. Они вон, своими заездками Амур напрочь перекрывают, а мы… Да что там говорить! А заводы кто строит без очистных сооружений? Мы с тобой, что ли? А такой завод за один год нашей рыбки столько уморит, сколько нам, браконьеришкам, в два века не выловить. А что ему, заводу-то, у него на штрафы специально кругленькая сумма запланирована: переложил деньги из одного кармана в другой, и будь здоров. Хозяин-то у этих карманов один – государство, и что не перекладывать народные рублики… А вот из нас жилы тянут, нам всю душу выматывают. Вот так вот, Бочка, такие пироги на сале получаются – странные пироги, скажу тебе прямо. Так что о Рашидке говори, да не заговаривайся…

Степан заметно распсиховался, и Митька уже жалел, что завел этот опасный разговор. «Какое мне дело, – думал Бочкин, – до этих забот: кто имеет право, а кто не имеет право рыбу брать? Тут надо не право иметь, а уметь – вот в чем загвоздка. А горлом да ружьем, этак быстро окажешься там, где птицы не поют… Нет, с Налетовым связываться нельзя, а тем более – планы свои ему открывать. Хватит с него и сумасшедшего Рашидки. Свое интелего замухранное я, Митька Бочкин, завсегда найду, а будет интелего, будут и барыши… Главное, сейчас умно дело повести".

– Ты, Бочка, человек здесь чужой, – продолжал Степан, – тебе наши заботы до фени. Тебе главное – побольше урвать и не попасться. И вот, скажу я по совести, что ты самый злейший враг нашей природе и есть. Нам бы скооперироваться, да тебе по рукам дать, чтобы дорогу на речку забыл, потом заводишки в разбое поукоротить, инспекцию к чертям разогнать, а остальным нашей рыбки поровну и хватило бы. Да, Бочка, это я тебе точно говорю…

– Чем же я тебе так насолил? – обиделся Митька.

– А тем, что всех вокруг пальца обвести хочешь, – Степан неожиданно трезво посмотрел на Митьку. – Вот возьму я тебя сейчас, ласкового, за шиворот и к Груздинскому отведу, а ты ему там объяснишь, чем у переката занимаешься.

Митька побледнел и покосился на дверь.

– Но я тебя к нему не поведу, – усмехнулся Налетов, – потому как не ты, так другой будет… Хрен с ней, золотой рыбкой, аукнется еще она кому-нибудь. Выпьем, Бочка!

Степан разлил остатки водки и поставил пустую бутылку под стол. Молча выпили и сразу закурили.

– Дело-то какое у тебя ко мне? – наконец, спросил Степан.

Митька вздрогнул и сжался: вот и наступила минута, ради которой он все тут выслушал, все стерпел. Настала пора действовать.

– Есть у меня одна мыслишка, – Митька встал и плотнее прикрыл дверь, – давненько она у меня, а теперь вот решил осуществить…

Через неделю, когда уже легкая шуга по Грустинке со звоном сплавлялась, тяжело груженная лодка Степана ушла вверх по реке. Вернулся Степан через день, а тут и Митька Бочкин с тяжеленным рюкзаком за плечами объявился. Был он довольно сносно одет, побрит и пострижен. И сразу стало видно, что Митьке еще жить да жить до седых-то волос, и жить не на печке…

– Все достал? – спросил Митьку Налетов.

– Достал, – довольно усмехнулся Митька. – Капканов полста штук, новехонькие, в масле еще, и столько же – один сезон отработавшие.

– Хватит, – одобрил Степан, – еще чего из ружьишка добудешь.

– Это само собой.

– Валенки, шапка, рукавицы?

– В рюкзаке.

– Лыжи?

– Каких надо – не было, а барахло, как договаривались, брать не стал.

– Ладно, мои возьмешь… Значит так: продукты и боеприпасы на месте, ружье куплено и тоже уже там. Я смотрел, ореха в том месте много, пожар-то далеко стороной прошел, так что все в порядке. Не будешь дурак – все будет у тебя… Два килограмма мяса в песок на отмели закопал, тухнет, как раз ко времени будет готово. А так рябчиков нащелкаешь, да мало ли дичи в тайге… Земли под зимовье в три штыка выбрал, больше не успел. Но за это не боись, до ледостава жилье срубим. Главное, бензопила у меня есть, с нею мы в один момент сруб наваляем.

– Ружье-то какое? – поинтересовался Митька.

– «Иж-12». Ружье хорошее, убойное, в добром состоянии. Я из него стрелял, бьет – дай бог каждому.

Они и еще обговорили всякие мелочи, сидя все на той же летней кухне, а как только стемнело, дружно взялись перетаскивать груз в лодку. Раньше чего, раньше бы плевое дело от дома Налетова к лодке пройти, а вот новый поселок выше по косогору срубили, и пока они все переволокли, взмокли изрядно, да и времени много потеряли. Степан, из осторожности даже от фонарика отказавшись, все в лодке уложил сам, проверил бензин в баках и только после этого спросил: