– Что значит – дышать? – Никита удивленно вскинул бровь.
– Дырка крыша труба. Это чтобы воздух заходил. Нет? Да? Зачем мертвым трупам воздух?
– А ведь ты прав, Бадмаич, – помедлив, согласился капитан. – Детали подсекаешь качественно. И соображаешь. Хвалю.
– Служу трудовому народу, – совершенно непонятно, с иронией или на полном серьезе ответил старшина.
– То есть слишком умным прослыть тебе невыгодно. – Капитан ухмыльнулся. – Хитер басурманин.
– Почему?
– Уже давно «служу Советскому Союзу» положено говорить, забыл? – Филин легко толкнул старшину локтем. – Отходим.
С моментом отхода Филин угадал. Как раз в тот момент, когда разведчики врубили задний ход, двери в вагонах с окнами как по команде открылись, и на черную насыпь старой железнодорожной ветки посыпались солдаты в черной униформе. У капитана мелькнула мысль о весенней пашне и прилетевших грачах.
«Общение с творческими личностями вроде Васнецова даром не проходит. – Никита отогнал лишние мысли, притормозил и попытался подсчитать количество «грачей», хотя бы в десятках. – Под две сотни точно. Прав Бадмаич, не труповозка это. Что-то другое. Что? Леший знает. Но сто к одному – секретное».
Эсэсовцы разделились на две большие группы: одна встала вокруг поезда оцеплением, а другая двинулась в лес. Не по цели, это стало понятно сразу, скорее прочесать на всякий случай, но Филину все равно пришлось окончательно переключиться с умственной работы на физическую и скрыться от «грачей» в зарослях. Пока не заклевали…
Ефрейтор Покровский встретил товарищей укоризненным взглядом, но быстро сообразил, что объяснительные разговоры будут позже, а сейчас надо быстро и бесшумно уносить ноги. Эту часть курса подготовки разведчика Леха успел освоить на пять баллов, поэтому не подвел старших товарищей. А между тем Филин ощущал печенкой, что Покровского распирают какие-то ценные мысли или наблюдения.
«Ничего, потерпит».
Лишь когда группа проползла по той же ложбинке, которая обеспечила им скрытный переход через линию фронта, и успешно кувыркнулась в наши окопы на передке, капитан дал команду пять минут отдышаться и вопросительно взглянул на Покровского.
– Егеря, – выдохнул ефрейтор и, стянув капюшон, ладонью изобразил козырек над бровями. – На Кавказе видел таких. Форма, эмблемы… горные стрелки… дивизия «Эдельвейс».
– Здесь? – Филин поморщился. – Какого рожна?
– А я почем знаю? – Леха утер со лба пот. – Шли быстро, на восток. И тихо так… ну, как вы умеете. Даже тише. Даже не пыхтели.
– Быстро и не пыхтели? – Филин усмехнулся. – И тебя не заметили?
– Я… не понял, – вдруг признался Покровский.
– Что значит – ты не понял? – Капитан подался к Лехе, уставился ему в глаза и понизил голос: – Заметили или нет?
– Вот так прошли. – Ефрейтор стушевался, отвел взгляд и указал на Бадмаева. – Шагах в пяти. Я остолбенел просто. Неожиданно все получилось. Стрелять – не стрелять… пока соображал… они ушли. Думаю, начну палить, выдам себя, а там и вас накроют. Потом за нож схватился, да поздно.
– Как мимо столба прошли?
– Так точно.
– Ножку никакая собака не задрала, на столб помочиться?
– Товарищ капитан! – Покровский резко побагровел. – Я ж говорю, начал бы стрелять, всем… конец! Так я подумал. Или считаете, забздел?!
– Сколько их было?
– С десяток!
– А если честно?
– Да что вы меня… за сявку держите?! У меня пять боевых наград и два ранения! Да я…
– Отставить. – Филин крепко сжал Покровскому плечо. – Язык за зубы и дыши носом. Глубоко дыши, это приказ. Десять вдохов и медленных выдохов. Делай раз! Два-а! Раз… два!
Покровский послушно выполнил приказ и на десятом вдохе-выдохе успокоился, во всяком случае, сделался не багровым от гнева, а обрел вполне приличный цвет лица.
– В рапорте ни слова об этом, понял? – совсем тихо сказал Филин. – И устно дяде своему тоже не говори. Надо будет, я сам скажу.
– Не дядя он мне, – буркнул Покровский.
– Все равно – молчок. Скажу, что сам видел егерей или кого-то вроде них.
– Спасибо, товарищ капитан. За мной должок. Отквитаю.
– Это ты брось. – Филин разжал хватку и похлопал ефрейтора по плечу. – Уверен, что «Эдельвейс» это был?
– У них эмблемы… белый цветок на зеленом фоне и ботинки горные. И оружие не такое, как у всех фрицев, облегченное. А еще очки у всех. Темные такие, знаете, сбоку закрытые, чтобы снег не слепил.
– Очки? – Филин коротко взглянул вверх. – Пасмурно. Да и какой тут снег?
– Для форсу, может? – Покровский пожал плечами.
– Ладно, Леха, разберемся с этими егерями. Бадмаев, отдохнул? Тогда, группа, подъем. В штаб, за мной, бегом марш…
Подполковник Васнецов выслушал рапорт Филина внимательно, но с каким-то очень уж необычным спокойствием, почти равнодушием. Будто бы знал все наперед и теперь лишь получал подтверждение своих сведений. В глубине души Никите стало даже немного обидно.
«А если там, в странном поезде, новейшее немецкое оружие, и они применят его сегодня или завтра? Все успехи наступления псу под хвост? Есть такой риск? Есть. Факт. И отчего ж тогда Васнецов спокоен, как слон персидского падишаха? Может, на «Эдельвейс» отреагирует?»
На сообщение о егерях Васнецов отреагировал почти с тем же «энтузиазмом». Всей разницы – проронил пару фраз в ответ:
– С Кавказа их вывели еще год назад, после того, как мы Нальчик освободили. Где они теперь, точно не скажу. В Европе где-то. Так я слышал.
– Получается, так, да не так?
– А что не так? – Васнецов задумчиво уставился на карту. – Я ж сказал: в Европе. А мы как раз в нее и вошли. С горами в данной местности туго, но ситуации бывают всякие. Иногда особые подразделения требуются и в непрофильных районах.
– У немцев других особых не осталось? «Бранденбург-800», например.
– Ты что, за линией фронта фашистской пропаганды наслушался? – Васнецов понизил голос, выразительно округлил глаза и исподтишка указал на левую стену своего кабинета. За этой стеной находился кабинет начальника политотдела. – Нет такого полка давно. Вернее, есть, только теперь это обычная пехота. Теперь в смысле особых операций вся надежда у Гитлера на эсэсовцев да на всяких горных стрелков. Ну, может, еще на кого-то. Нам это все интересно постольку-поскольку.
– Так я и доложил… эсэсовцы поезд охраняют.
– А егеря?
– А егерей мы видели в лесу. Они параллельно «железке» двигались… я ж говорил…