Железный город

– Да, да, – аналитик послушно плюхнулся в кресло. – Итак!

– Итак, на связь вышел наш агент, – торжественно объявил Преображенский. – Агент с Эйзена! Один факт того, что ему удалось проникнуть в Железный город, уже тянет на этакую секретную сенсацию. Но мы имеем не только этот факт, а еще и пакет достоверной разведывательной информации, за которую нашему агенту полагается, как минимум, «золотая звезда».

– А как максимум – каменный крест и чугунная оградка, – скептически морщась, сказал Ривкин. – Его сразу убили или пытали перед смертью?

– Типун вам, Аарон Моисеевич… Он жив и здоров, – князь Преображенский покосился на подполковника с осуждением. – Комплекс отвлекающих маневров с разведчиком-простофилей, которого завернули прямо из шлюза, и другими компонентами «дымовой завесы» удался. Мы устроили der Sturm im Wasserglas[14 - «Буря в стакане воды» (нем.)], чем отвлекли внимание ГСП.

– Так я и поверил, что у вашей задумки такое незатейливое прикрытие, – Ривкин вздохнул. – Но я понимаю, каждому своя доза информации. И что в итоге? Ну не томите же, Павел Петрович!

– Если вас это утешит, Аарон Моисеевич, скажу: вы знаете больше всех посвященных вместе взятых. Даже больше Гордеева. В результате отвлекающего маневра нашему агенту удалось проникнуть на закрытые для гостей уровни города, – Преображенский включил объемный экран. – Вот они.

– Какая-то серая масса, – Ривкин подался вперед, внимательно изучая картинку. – Качество так себе. Что у него за видеолинзы?

– «Томсон», модель 12 плюс.

– Старье, – подполковник негромко фыркнул. – Но обнаружить их невозможно, это факт. А картинку мы обработаем, будет не хуже голливудской. И что же, весь репортаж из жилой зоны?

– Пока да, но и это успех, который дает массу информации, – князь осекся и вопросительно уставился на Ривкина. – Даст массу информации, не так ли?

– Ну-у, – от осознания собственной значимости аналитик приосанился и теперь напоминал объевшегося суслика. – Материала не так много, как хотелось бы, но einem geschenkten Gaul sieht man nicht ins Maul[15 - »Дареному коню в зубы не смотрят» (нем.)].

– Вы делаете успехи в немецком, – Павел Петрович взглянул на подчиненного одобрительно. – Так держать.

– Еще год назад я даже на электрическом стуле не стал бы учить этот язык, но теперь, ради великой цели… Интересно, ваша светлость, вы заметили, что все прохожие одеты примерно одинаково и движутся по двум основным направлениям: вон к тому шлюзу с Hakenkreuz[16 - Свастика (нем.)] на створках и, наоборот, – от него.

– На Эйзене принято носить специальную одежду. Комплекты варьируются в зависимости от принадлежности к социальному слою и от времени суток. Рабочие и мастера ходят на смену в серых комбинезонах, а в свободное время прогуливаются в черных брюках, светло-голубых сорочках и рыжих пиджаках. Видите? Инженеры и служащие носят синюю униформу, воспитатели, учителя и медики – белую, а сотрудники политических комиссий и полицейские – черную.

– Здесь такое качество картинки, что все в сером, – заметил Ривкин. – Но ничего, оцифруем, раскрасим, даже губы красоткам подведем. Хотя особых красоток я что-то не вижу.

– Вы правильно подметили…

– Насчет красоток?

– Ривкин, в вашем-то возрасте! Правильно подметили насчет того, что все эти люди идут либо с работы, либо наоборот, на смену. То, что вы назвали шлюзом, в действительности ворота Третьего Литейного цеха. Агент утверждает, что не меньше половины гражданского населения Эйзена работает в Литейных цехах, которые на самом деле ничего не льют. Что делают в действительности, пока неясно, но никаких печей в них нет и на выходе вовсе не чугунные болванки. Охрана складских комплексов и внутренних причалов усилена патрулями из «Фольксштурма». Почему, как считаете?

– Может, это не литейные цеха, а аффинажные заводы? Патрули помогают сторожить золотишко.

– Вряд ли. Хотя, если судить по уровню защищенности цехов и складских отсеков, это, конечно, самое разумное предположение. А теперь включите свои аналитические способности на полную катушку, подполковник Ривкин. Смотрите, что мы имеем: во глубине далекой космической станции, на борт которой допускаются только избранные, спрятаны некие производственные мощности замкнутого цикла. Какое конкретно сырье поставляется в цеха, мы не знаем, что из них выходит – тоже. Зато мы знаем, что руководство Эйзена не доверяет даже собственным гражданам, поскольку, кроме стандартной защиты от любопытных туристов с других немецких колоний, ставит вокруг цехов второе кольцо оцепления. Почему?

– Слишком высока цена ошибки, – аналитик оторвал взгляд от изображения. – У нас это называется «объектом наивысшего уровня секретности». Один намек на правду – и крышка всем: от дворника до канцлера. Так?

– Очень даже может быть. Если Эйзен действительно готовится к войне, такая секретность объяснима.

– Думаете, в Литейных куют оружие?

– Думаю, да. Но вот какое? К войне какого поколения готовиться нам? Если это ядерные фугасы – сценарий будет один, если – полевое оружие – другой, и третий, если там снаряжают боеголовки отравляющими веществами.

– А не могут Литейные цеха вообще ничего не производить и служить закрытыми тренировочными базами?

– Могут, – Преображенский кивнул. – Особенно если учесть, что в барах двумя уровнями выше много военных. Причем, не только флотских из Сил орбитальной обороны, в быту – Strandwache[17 - Береговая охрана (нем.)], и полицаев из ГСП, а еще десантников и… людей из военной разведки Рура. Скорее всего, это инструкторы. Как вам такие комментарии?

– Так много информации, но еще больше вопросов… парадокс!

– Вас это удивляет?

– Нет, я привык. Но откуда ваш агент все это узнал? – Ривкин лукавил, на самом деле он был искренне удивлен. – Все эти комментарии – результат обычной прогулки по жилому кварталу?

– Профессионал, не так ли? – князь загадочно улыбнулся.

– Павел Петрович, – аналитик страдальчески выгнул густые брови, – я старый… американец и не верю в чудеса. У нас в «Америке» вообще никто не верит в чудеса, особенно в Хайфе, где я имел счастье родиться. Ваш агент попутно влез в Эйзенскую сеть?

– Ну, если не вдаваться в подробности… да, – князь рассмеялся. – Правда, пока лишь на кредитный сервер. Разве не чудо?

– Он еврей?

– Нет.

– Тогда чудо, – Ривкин для пущей убедительности хлопнул по подлокотнику. – Дайте мне сутки, ваша светлость, и я выпеку из этого сырого теста настоящий торт. Вы оближете пальчики!

4. Февраль 2299 г., Эйзен – орбита

Альфред вымотался, как две собаки. С того момента, когда обнаружилось исчезновение матроса Крафта, прошло десять часов и все, кто участвовал в поисках, валились с ног. Хуже всего было то, что Крафта не нашли, как ни старались. Ни в одном из уголков Эйзена не было даже намека на его присутствие. А между тем каждый из уголков обязательно попадал в поле зрения хотя бы одной камеры наблюдения.

Результаты поиска не столько огорчали, сколько обескураживали. Никто из офицеров карантинного отдела не верил в мистику, но иначе объяснить исчезновение матроса было нельзя. Альфред почти поддался их настроению, припомнив замешательство Найдера, когда обнаружилось, что на борту корабля имеется кто-то живой. Фриц тогда намекал, что люди на борту могут оказаться не совсем теми, кем выглядят, то есть не совсем людьми. Сутки назад Краузе посмеялся, но теперь, после десяти часов безуспешных поисков, был готов согласиться с версией Найдера. Лишь усилием воли он взял себя в руки и решил мыслить трезво.

Шпионы неведомых «чужих» не стали бы раскрываться так рано. Наверное. И вообще – к черту фантастику! Что за дурацкие мысли? «Чужие», «летучие германцы»… бред от усталости! Начнешь тут бредить. Крафт ведь пропал, будто его и не было! Да и с остальными обстоятельствами дела полная неразбериха. И как разгребать этот завал – вопрос вопросов.

Видя, как мучается старший инспектор, приуныли подчиненные. А всё тот же Фриц Найдер, после допроса свидетелей присоединившийся к поисковой группе, не скрывал своего скептического отношения к перспективам розыска исчезнувшего матроса. Насчет нечеловеческой сущности «спасенных» он больше не заикался, но вера в состоятельность именно первоначальной версии ясно читалась в его взгляде.

Доволен таким развитием событий был только один человек – Грета Нессель. Она все-таки выбила у Штрауха разрешение участвовать в следствии по делу «Призрака-9» и теперь с энтузиазмом путалась под ногами, старательно ухудшая едкими замечаниями и без того скверное настроение сыщиков.

– В музее национального кино есть несколько плоских фильмов с шикарным мужчиной в главной роли, – томно глядя на Краузе, промурлыкала Грета, – У него роскошные мышцы и такой твердый взгляд! Истинный ариец! Так вот, по сюжету он был роботом в биологической оболочке.

– Этот актер австриец, – заметил Найдер. – Мы провели полное медобследование экипажа, включая все виды сканирования. Все трое – люди, а не роботы в человеческой коже. Да и не существует пока таких совершенных андроидов.

– И вряд ли они хоть когда-то появятся, – Альфред недовольно покосился на фрау Нессель и вернулся к Найдеру. – Фриц, у вас есть соображения?

– Разработка человекоподобных роботов – тупиковый путь, который…

– Фриц! Я говорю о деле Крафта!

– Виноват, герр старший инспектор! Полагаю, нам следует вернуться в исходную точку и попытаться поминутно восстановить ход событий.

– Но камеры ничего не зафиксировали, как будто ничего не произошло! И ваши усилия оказались напрасными, ведь Хирш молчит. Как мы…

– Мы пойдем другим путем, герр старший инспектор, – Найдер поднял руку. – Мы смоделируем ситуацию. Воспроизведем всё до мелочей, до мельчайших движений мизинцев и кратчайших междометий.

– Ах, как это интересно, – Грета взяла инспекторов под локотки и заманчиво колыхнула грудью. – Не терпится увидеть, наконец, как работают настоящие профессионалы. Ведь до сих пор вы притворялись дилетантами, чтобы подразнить меня, не так ли?