Русский серебряный век: запоздавший ренессанс

За несколько десятилетий о любви в России было написано намного больше, чем за несколько веков, и эта литература отличалась глубиной мысли, интенсивными поисками, напряженной диалектикой и оригинальностью мышления. Ничего подобного мы не найдем в это время в западной философии, где господствующим типом рассуждений о любви становится либо вульгарный позитивизм, либо иррационализм, что особенно характерно проявляется в психоанализе Фрейда и его последователей.

Уже к концу прошлого столетия на Западе происходит раскол двух типов понимания любви: Эроса и агапэ или, иными словами, философского и религиозного понимания любви. Это расхождение намечается уже у Кьеркегора, у которого эстетический эротизм и религиозная любовь противостоят друг другу как две различные ступени существования личности. В последующем этот распад усугубляется, причем философский Эрос все больше подменяется теорией сексуальности, а понятие «любовь» заменяется термином «секс». В конце концов, психоанализ Фрейда становится доминирующей формой интерпретации феномена любви или, точнее, сексуальности. Что касается религиозного аспекта любви, то он, освободившись от философских интерпретаций, становится предметом специальных теологических исследований, связанных с христианской моралью.

С самого своего возникновения философия любви в России заявила о себе как оригинальной и самостоятельной школе. Ее особенностью было стремление объединить в единое целое и философский, и религиозный, и психологический, и эстетический аспект любви. В этом смысле русский Эрос в большей мере прямой наследник неоплатонической философии Ренессанса, чем европейского позитивизма. Не случайно русские мыслители ведут острую полемику по вопросам философии любви с виднейшими философами Запада, в первую очередь с А. Шопенгауэром, Н. Гартманом, З. Фрейдом.

Характерно, что теория психоанализа не получила широко распространения в России. Чаще всего с Фрейдом полемизировали, показывали ограниченность его теории сексуальности. Не случайно, фрейдизм не стал основой ни для одного сколько-нибудь значительных явлений в области литературы или искусства. Поэтому нельзя согласится с общей концепцией книги М. Эткинда «Эрос неведомого», в которой явно переоценивается влияние фрейдизма на русскую философскую мысль и культуру в целом.

Так или иначе, но в начале ХХ века русская философия создала свое оригинальное понимание феномена любви. Для нее было характерно признание сложности и многомерности этого феномена, синкретизм, соединение различных аспектов исследования. Философия любви оказывалась одновременно и этикой, и эстетикой, и психологией, и теологией. Этот синкретизм – одна из характерных особенностей философии любви в России, так, как она сложилась в эпоху Серебряного века.

Нетрудно заметить, развитие теории любви в России шло по двум главным направлениям, которые, правда, постоянно пересекались. Первое, начатое Владимиром Соловьевым, – философско-платоническое, связанное с возрождением и переосмыслением идей платоновского Эроса и попытками их синтеза с современными философскими теориями. По этому пути пошли в последующем и другие – Н. Бердяев, Л. Карсавин, З. Гиппиус, Б. Вышеславцев и другие.

Другое направление – богословское. В противоположность античному Эросу оно возрождало средневековое представление о любви как caritas – сострадании, милости, жалости. С этим направлением связаны прежде всего работы П. Флоренского, С. Булгакова, Н. Лосского, И. Ильина.

Первое направление обосновывало концепцию индивидуальной любви – Эроса, идеи воссоздания с помощью любви целостности человеческой личности, преодоления эгоизма, нравственного возрождения человека на почве гармонизации духовного и телесного начала. Оно признавало половую любовь и пыталось одухотворить вопросы пола.

Пионером в этой области был известный русский философ Владимир Соловьев. Основу его философии составляло учение о «всеединстве», то есть представление об универсальном единстве бытия. «Всеединство» проявляется буквально во всем, в частности в единстве божественного и человеческого начала, которое достигается самим человеком благодаря нравственной свободе и способностью к самосовершенствованию. Это учение, развитое Соловьевым в его «Чтениях о богочеловечестве», вплотную подводило его к идее о творческом значении Эроса, которую он развил позднее в работе «Смысл любви» (1892).

В этой работе Соловьев дает подробный критический анализ популярных в то время на Западе иррационалистических концепций, развиваемых А. Шопенгауэром и Н. Гартманом. Он опровергает представление о том, что любовь – это хитрость природы или мировой воли, которая с помощью мощного полового инстинкта обманывает человека, делает его слепым орудием размножения и полового отбора. Считая это представление несостоятельным, Соловьев указывает на то, что нет никакого соответствия между силой любовной страсти и качеством потомства. Напротив, опыт показывает, что чем сильнее страсть, тем чаще она бывает неразделенной, тем чаще она приводит скорее к трагедии, чем к порождению гениального потомства. Представление о том, что любовь является только средством продолжения рода, сводит ее к простому животному инстинкту.

Однако, по мнению Соловьева, человеческая любовь носит исключительно индивидуальный характер. Если у животного главное – родовая жизнь, то у человека индивидуальное начало торжествует над родовым, в реальной жизни всякая личность есть средоточие эгоизма, каждый человек смотрит на себя как на центр мира и относится к окружающим, исходя только из своих личных потребностей и интересов.

Единственная сила, которая в состоянии обуздать врожденный эгоизм, не упраздняя индивидуальности, а, наоборот, утверждая и поднимая ее, это – любовь. Поэтому смысл человеческой любви – это оправдание и спасение индивидуальности через жертву эгоизма. Это происходит потому, что посредством любви мы утверждаем безусловное значение другой индивидуальности. Любовь – это полное изживание эгоизма, «перенос нашего интереса из себя в другое». В этом заключается огромная нравственная сила любви, упраздняющая эгоизм и возрождающая личность в новом духовном качестве.

Главной силой, способной устранить эгоизм, является, по мнению Соловьева, именно половая любовь, потому что только она сохраняет равенство между любящим и любимым. Все остальные типы любви, так или иначе, основываются на известном неравенстве между любящим и объектом его любви. В так называемой мистической любви индивидуальность поглощается абсолютным. Здесь предмет любви есть, но индивидуальность растворяется и сводится к нулю. В любви к родине или к человечеству также существует огромная несоизмеримость любящего с любимым. Пожертвовать свою жизнь народу или человечеству можно, но проявить или осуществить при этом свою индивидуальность на основе такой любви невозможно. Что касается родительской или материнской любви, то в ней содержится слишком много неизжитого эгоизма, связанного с естественной заботой о потомстве. И здесь так же нет равенства между любящим и любимым, потому что они представляют собой разные поколения, у которых и цели и задачи различные.

Только половая любовь осуществляет огромной важности нравственную функцию – приводит к единству женское и мужское начало, восстанавливает целостность человеческой личности, создает идеальную, абсолютную индивидуальность.

Признавая важность половой любви, Соловьев говорит о необходимости просветления и одухотворения плоти, изживания различных половых отклонений и извращений. Физическая сторона в любви важна, но она не является главной целью. Истинная любовь бывает и без физического соединения, да и физическая близость бывает без любви. Иными словами, если физиология становится целью, она губит любовь.

Соловьев многие идеи своей теории любви заимствует из Платона. Например, он развивает платоновскую идею об андрогинной природе человека, о совмещении в идеальной, целостной личности двух начал – мужского и женского. «В эмпирической действительности человека, как такового, вовсе нет – он существует лишь в определенной односторонности и ограниченности, как мужская и женская индивидуальность. Но истинный человек в полноте своей идеальной личности, очевидно, не может быть только мужчиной или только женщиной, а должен быть высшим единством обоих. Осуществить это единство или создать истинного человека, как свободное единство мужского и женского начала, сохраняющих свою формальную обособленность, но преодолевших свою рознь и распадение, – это и есть собственная ближайшая задача любви»[37 - Соловьев Вл. Сочинения в 2-х томах. Т. 2. М., 1988, С. 513.].

Следует отметить, что Соловьев видел в любви два начала: природное и идеальное и рассматривал процесс любви как восхождение и нисхождение или, говоря словами Платона, Афродиту небесную и Афродиту земную. В конечном счете, в любви возрождается идеальное начало, которое связано с образом вечной Женственности. Именно это придает любви те проблески нездешнего блаженства, «веяние нездешней радости», которую испытывает каждый человек, испытавший когда-либо любовь. Это же объясняет и любовные страдания, они связаны с желанием человека удержать удаляющийся от него образ идеального начала.

Любовь у Соловьева – это не только воссоединение двух противоположных человеческих начал: Мужского и Женского, но и слияние индивидуальной души с Мировой душой, которая ассоциируется у него с образом вечной Женственности, с Софией. Этот культ вечной Женственности – поэтически элемент в учении Соловьева. Оценивая его, Н. Бердяев приводит следующее критическое замечание: «У Вл. Соловьева очень интересна религиозно-философская концепция мировой души – как вечной женственности. Против Соловьева можно было бы возразить, что это слишком мужская философия и религия. Для женщин эротическое отношение к божеству должно окрашиваться в цвет культа вечной мужественности. Не обращается ли божество разными своими сторонами к разным человеческим полам?»[38 - Бердяев Н. Метафизика пола / «Перевал», 1907, № 5.].

В своей работе Соловьев наметил, хотя подробно и не развил, целый ряд философских проблем: об отношении любви к смерти и бессмертию, о связи любви с красотой. Для него любовь – это путь к индивидуальному бессмертию, к завоеванию вечности, поскольку она – единственный мост, связующий человека с другими поколениями.

Неоплатонический характер мышления Соловьева в особенной мере проявляется в его книге «Жизненная Драма Платона»(1898), где Соловьев развивает свою теорию любви в качестве комментария к «Пиру» – главному сочинению Платона о любви. Фактически, Соловьев проделывает ту же работу, что и Марсилио Фичино за четыре столетия до него. Он приходит к своим собственным, достаточно оригинальным выводам. Прежде всего, Эрос для него – мост между двумя мирами, духовным и телесным. Соловьев акцентирует внимание на то, что любовь у Платона – это телесно-духовное единство. Кроме того, он отмечает, что у Платона намечается, как минимум, пять путей, по которым Эрос достигает своих целей. Первый, это путь, о котором Соловьев вообще отказывается говорить, имея в виду те извращения, с которыми связана половая любовь. Второй путь – это физическая любовь, которая в большей мере характерна для животных, чем для человека. Третий путь – это путь человеческого Эроса, на котором полагается разумная мера животным влечениям, это путь, необходимый для прогресса человеческого рода. Четвертый путь – путь аскетический, связанный с ограничением чувственных влечений, И, наконец, пятый путь – путь высшей любви, как тождества духовного и телесного, мужского и женского, божественного и человеческого.

Конечно, учение Соловьева об Эросе имеет корни в европейской культуре и философии. Но как все, написанное им, оно было оригинальным и органично связано с русской культурой. Например, от Достоевского, памяти которого он посвятил несколько речей, он заимствовал мысль о единстве добра и красоты и придал философский характер высказанной Достоевским мысли «Красота спасет мир». По аналогии с этим, можно сказать, что у Соловьева эта мысль дополнялась идеей, что «любовь спасет мир», создаст предпосылки нравственного возрождения человека.

Если Соловьев акцентировал внимание на духовную, идеальную сторону Эроса, то его связь с чувственностью, бытом, семьей развил Василий Розанов. Розанов был один из первых, кто обратил внимание на «проклятые», традиционно замалчиваемые вопросы пола. Бердяев не случайно назвал его «гениальным провокатором и вопросителем христианской семьи». Своими критическими статьями Розанов провоцировал общественное сознание, он сделал запретную до той поры тему пола предметом широкой общественной дискуссии.

У Розанова были личные причины интересоваться вопросами семьи и брака в России – в течение всей своей жизни он безуспешно пытался получить развод и узаконить своих детей. В 1903 году он издал двухтомную книгу «История семейного вопроса в России», в которой он рассматривал различные вопросы: брак, разводы, незаконнорожденные дети и т. д. Впрочем, проблемы любви и пола он затрагивает и в других своих работах.

К сожалению, Розанов не смог по достоинству оценить философию любви Вл. Соловьева, этому помешали, очевидно, его сложные отношения с Соловьевым, в результате чего Розанов, по его собственным словам, прошел мимо учения Соловьева как «мимо телеграфного столба». Его оценка всех направлений в русской философии любви скорее критическая. «Ни Новоселов, ни Флоренский, ни Цветков, ни Булгаков, которые все время думают, чувствуют и говорят о церкви, о христианстве, ничего не сказали о браке, семье, о поле. Вл. Соловьев написал «Смысл любви», но ведь «смысл любви» – это естественная философская тема: но и он ни одной строчки в десяти томах «Сочинений» не посвятил разводу, девственности вступающих в брак, измене и вообще терниям и муке любви»[39 - Розанов В. В. Опавшие листья. СПб., 1915, короб 2. С. 330–331.].

По словам Розанова, ближе всех к пониманию сути любви подошел Флоренский, но и он не сказал ничего существенного, так как «более и более уходит в сухую, высокомерную, жестокую церковность.»

В чем же состояла сущность взглядов Розанова на природу и сущность пола? Главная идея Розанова заключалась в раскрытии глубокой и сокровенной связи пола и религии. Он утверждал, ссылаясь на свидетельства из истории древнего мира, что религия и пол не просто связаны друг с другом, а произрастают из одного, единого корня. Поэтому все религии, так или иначе, связаны с полом, а все, что связано с полом, в свою очередь ведет к религии.

По словам Розанова, человек познает Бога «в точке пола». Вначале было не Слово, не Логос, а пол, Эрос. Бог – половое существо. Все древние религии не случайно связаны с культом фалла, а иногда и самооскопления, приношения пола в дар Богу, с безбрачием, посвящением себя богу любви (весталки в Древней Греции, жрицы любви в Египте).

Розанов получил широкую известность именно как критик христианского учения о любви. По его словам, христианство – это «религия похорон», «религия смерти». В христианстве «прогорк мир», в нем невозможна первобытная, языческая радость. В христианстве мир обледенел, с ним наступил какой-то «мировой декабрь», когда все замерзло, покрылось льдом. Христианство – отрицательная религия, она держится исключительно на запретах и ограничениях. И в первую очередь ее отрицательность проявляется в том, что она отрицает плоть и пол. Христиане отказались от того радостного мистического эротизма, которым, по мнению Розанова, пропитана вся культура и религия семитского Востока.

Христианство породило институт монашества, проповедующего идеалы аскетизма. Этот темный лик христианства оказал огромное воздействие на европейскую культуру, в особенности на институт брака. «Законы о браке христианских народов все продиктованы аскетами, или, когда они и светского происхождения, то все же несущие исторический привкус этих монашеских диктовок, уклон их, план их – все суть обобщенные, коллективные, нормированные преступления»[40 - Розанов В. В. Люди лунного света. СПб., 1912. С. 78.].

На всей истории христианской семьи лежит мрачный отпечаток духа аскезы, проповедываемой монашеством. Вся европейская культура с ее грезами, тревогами, надеждами и страхами вышла из кельи инока. «Брак и семья в Европе органически, окончательно испорчены и не расцветут, пока не отцветет Европа. Весь цветок Европы – черный, и белая роза вырастает только на ее могиле»[41 - Там же. С. 82.].

Христианство, по словам Розанова, есть ошибочная религия потому, что оно основывается на принципах «Нового Завета» и совершенно забыло заповеди, содержащиеся в «Ветхом Завете». Последний благословлял пол и плоть, он выдвинул заповедь «плодитесь и размножайтесь», а «Новый Завет» совершенно забыл об этом. Он сместил фокус христианства с принципа размножения на идею аскезы и ограничения чувственности. Тем самым христианство пришло к неразрешимым противоречиям.

С одной стороны, христианство с подозрением относилось к полу, видело в нем знак греховности всего человеческого рода. Но вместе с тем, оно всегда оправдывало семью и брак как условие продолжение рода. Иными словами, христианство проклинало половой акт и благословляло его последствия – деторождение. В этом противоречии Розанов увидел свидетельство лицемерности христианской морали.

Как отмечает С. Троицкий, автор фундаментального исследования о христианском браке, «В. В. Розанов указал на факт, поставивший в тупик моралистов. Он указал, что наука и опыт давно признали «пристрастность» печатью настоящей, богатой, творческой рождающей силы, почерпнутой из горнила природы. Там, где ее нет, не рождается ни красота, ни гений. Страстность, доказывал он, явление нормальное… Но, ведь, неоспоримо и то, что христианство осуждает похоть и страстность и, таким образом, в результате прений о страстности получилась неразрешимая антиномия: недопустимая моральная похоть необходима физиологически. Этим был предрешен крах вообще всех рассуждений о браке»[42 - Троицкий С. Христианская философия брака. YMСA-PRESS. Париж, 1933. С. 131.].

В противоположность требованиям христианской религии Розанов шел назад, к древности, благословлял плоть, половую любовь как источник жизни. Провозглашая силу и вечно обновляющую мощь родовой любви, Розанов вступал в известный антагонизм к Вл. Соловьеву, для которого любовь – проявление личностного начала. Это обстоятельство убедительно показал Н. Бердяев: «В. Розанов – полюс противоположный Вл. Соловьеву, Учение о любви Вл. Соловьева персоналистично. Смерть побеждается личной любовью. Учение о любви Розанова родовое, безличное, смерть побеждается деторождением. Розанов имеет огромное значение, как критик христианского отношения к полу. Розанов обоготворяет рождающий пол. Он видит в поле не знак грехопадения, а благословение жизни; он исповедует религию рождения и противопоставляет ее христианству, как религии смерти»[43 - Бердяев Н. О рабстве и свободе человека. Париж, 1939. С. 190.].

С этих позиций Розанов рассматривал в своих книгах и многочисленных статьях вопросы семьи, брака, отношения пола и религии. Рассуждения на эти темы буквально рассыпаны по всем его работам. В них многое связано с апологией любви, с защитой нравственного значения Эроса. «Всякая любовь прекрасна. Поэтому на земле единственное «в себе самом истинное»– это любовь. Любовь исключает ложь… Гаснет любовь и гаснет истина. Поэтому «инстинствовать на земле» значит постоянно и истинно любить»[44 - Розанов В. В. Уединеное. СПб., 1912. С. 205.]. И еще. «Мы рождаемся для любви. И насколько мы не исполнили любви, мы томимся на свете. И насколько мы не исполнили любви, мы будем наказаны на том свете»[45 - Розанов В. В. Опавшие листья. СПб., 1913, короб 1. С. 322.].

Правда, розановские размышления о любви лишены вселенского космизма, который был характерен для Владимира Соловьева. Его масштабы ограничены кругом быта, семьи, культом деторождения. Для Розанова семья – центр мироздания, социально и нравственно организующая сила, создающая преемственность и связь поколений. Семья носит чуть ли не религиозный смысл, она основана на обожествлении рождающего пола. В статье «Брак и христианство» Розанов говорит, что нет более высшей религии, чем религия семьи. Здесь пол теизируется, а религия приобретает «половой» смысл. Брак и семья есть таинство в том смысле, что рождение семьи и ее жизнь – великая тайна, так же, как мистично превращение вчерашнего юноши в отца, а вчерашней девушки в мать. Семья – это светлая земля, на которой издревле стоял человек. Вместе с тем, это труд, так как ее создание и жизнь требует совместного усилия всех ее членов. Апология семьи и брака связана у Розанова с требованиями свободы развода. Брак, лишенный любви, безнравственен. Поэтому развод необходим как естественный регулятор брака. Иными словами брак очищается разводом, иначе он превращается в обман.

В свое время работы Розанова о поле, семье и браке вызвали огромный резонанс в русском общественном сознании. Многие, правда, называли его эротоманом, другие, как например протопоп Александр Дернов, автор направленного против Розанова полемического трактата «Брак или разврат» (1901), разрушителем христианской семьи. Но сторонников было больше. Андрей Белый писал, что когда Розанов говорит о поле, он сверкает. Тут он подлинно гениален и здесь его имя останется в веках. Подобным же образом писал о Розанове Николай Бердяев. «Над Розановым смеются или возмущаются им с моральной точки зрения, но заслуги этого человека огромны и будут оценены лишь впоследствии. Он первый с невиданной смелостью нарушил условное, лицемерное молчание, громко с неподражаемым талантом сказал то, что все люди ощущали, но таили в себе, обнаружил всеобщую муку… Розанов с гениальной откровенностью и искренностью заявил во всеуслышанье, что половой вопрос не менее важный, чем так называемый вопрос социальный, правовой и общеобразовательный и другие общепризнаные, получившие санкцию вопросы, что вопрос этот гораздо глубже форм семьи и в корне своем связан с религией, что все религии вокруг пола образовывались и развивались, так что половой вопрос есть вопрос о жизни и смерти»[46 - Бердяев Н. А. Метафизика пола и любви // «Перевал», 1907, № 6. С. 26.].

Впрочем, в последующем давали себя знать расхождения в теоретических концепциях Розанова и Бердяева, который стоял на позициях, близких неоплатонизму Владимира Соловьева. Для Соловьева любовь была связана с личностью, с тем оригинальным, неповторимым, что содержится в каждом человеке. Любовь пробуждает в человеке индивидуальность, она предполагает преодоление личностью родового, биологического начала. Напротив, для Розанова любовь – это проявление родового начала, это требование рода, стихийный зов первобытного начала, который представлялся Розанову божественным, исходящим от Бога. Все что нужно от человека – это не противиться этому зову, соблюдать традиционные, веками установленные обряды, строить семью как центр мирозданья. В этом смысл любви по Розанову.

В противостоянии Розанова и Соловьева Бердяев, несомненно, занимал позицию последнего. Поэтому, признавая заслуги Розанова в привлечении общественного внимания к вопросам пола, Бердяев резко выступает против Розанова, когда тот трансформирует соловьевский идеал «вечно-Женственного» в идеал «вечно-бабьего», приписывая его русскому национальному характеру. Возражая против этого, Бердяев называл Розанова гениальной, мистической русской бабой. По словам Бердяева, русский народ должен не возвращаться к дохристианскому языческому началу, что предлагал Розанов, а победить в себе «розановщину», розановское «рабье и бабье».

Сам Николай Бердяев продолжил то, что было начато Владимиром Соловьевым. Он внес огромный вклад в философию любви. Хотя Бердяев не написал специальной книги о любви, но эта тема присутствует практически в большинстве его работ, прежде всего, в его книгах «Мировоззрение Достоевского», «Смысл творчества», «О рабстве и свободе», «Самопознание», а также в статье «Метафизика пола и любви», в рецензии на книгу Отто Вейнингера «Пол и характер»[47 - Работы Бердяева о любви собраны и изданы в книге: Н. А. Бердяев. Эрос и личность. Философия пола и любви. Составление и предисловие В. П. Шестакова. М., 1989. Это одно из первых тематических изданий работ Бердяева в России в пост-советскую эпоху.].

О том, что Н. Бердяев глубоко переживал и переосмысливал вопросы любви свидетельствует письмо его жене Ю. Л. Рапп, написанное в 1904 году. Здесь он опровергает иррационалистические идеи о поле писателя Пшибышевского и говорит об огромном духовном значении любви, о ее связи с религиозными проблемами. «Настоящая религия, мистическая жизнь всегда оргиастична, а оргиазм, могучая сила жизни связан с половой полярностью. Половая полярность есть основной закон жизни и, может быть, основа мира. Это лучше понимали древние…»[48 - Бердяев Н. А. Эрос и личность. С. 15–16.].

Бердяев высоко ценил работы о любви Вл. Соловьева, считал, что они могут быть сопоставимы с «Пиром» Платона. «В истории мировой философии я знаю только два великих учения о поле и любви: учение Платона и Вл. Соловьева. «Пир» Платона и «Смысл любви» Вл. Соловьева – это самое глубокое, самое проникновенное из всего, что писалось людьми на эту тему».[49 - Там же. С. 22.] Поэтому первые работы Бердяева о любви представляют в известной степени комментарий «Смысла любви» Соловьева. Правда, в отличие от Соловьева Бердяев более историчен, ему характерно стремление рассмотреть феномен любви в контексте европейской истории. Он вводит понятие романтизма, которое он относит к периоду от средневековья до ХIХ века. Романтическое понимание любви означает победу индивидуального начала над родовым. Оно выходит их христианства, но проявляется уже в светской культуре – в рыцарском культе Прекрасной Дамы, в поэзии Данте, в европейском романе. Романтизм, по словам Бердяева, – хранитель личного начала в любви, томление по бессмертной индивидуальности в любви. Но сегодня романтизм уже изжил себя и поэтому надо не возвращаться назад к романтизму, а искать нового понимания феномена любви.

Следует отдать должное Бердяеву, он открывает новые философские аспекты в исследовании любви. В книге «Смысл творчества» он акцентирует внимание на то, что любовь – творческий акт и с ним связано любое творчество. Поэтому и творчество не может быть понято без понимания природы любви. Здесь же Бердяев развивает представление об андрогинизме. По его словам, всякая личность андрогинична, она содержит смутные воспоминания о своей прежней целостности. Поэтому любовь – поиски, преодоление распада мужского и женского начала. Но это, по его мысли, не простое двухчленное соединение оторванных друг от друга мужских и женских половин, а четырехчленное соедиение: мужского начала одного с женским началом другого, и женского начала другого с мужским началом того.

Идея об андрогинности, двойственности человеческой личности была очень популярна в России. Мы находим довольно пространные рассуждения на эту тему у Соловьева, Бердяева, Зинаиды Гиппиус. Николай Гумилев даже пишет стихотворение «Андрогин»:

Тебе никогда не устанем молиться,
Немыслимо-дивное Бог-Существо.
Мы знаем, Ты здесь, ты готов проявиться,
Мы верим, мы верим в твое торжество.
Я вижу, ты медлишь, смущаешься… Что же?!
Пусть двое погибнут, чтоб ожил один,
Чтоб странный и светлый с безумного ложа,
Как феникс из пламени, встал Андрогин.

В книге «Смыл творчества» Бердяев обосновывает мысль о драматическом характере любви. Любовь по природе своей трагична, трагедия заложена уже в непреодолимой разделенности мужчины и женщины, в жуткой отчужденности женского и мужского начала. Ведь мужчина и женщина совершенно иначе относятся к любви. Женщина гораздо ближе к природе, для нее пол – вся ее жизнь, тогда как в мужчине пол менее дифференцирован и любовные переживания занимают в его жизни меньшее место.

В работах Бердяева возникает еще один важный аспект в понимании Эроса – отношение любви и свободы, о котором он пишет в книге «О рабстве и свободе человека». Любовь может быть величайшим рабством, которое закрепляется различными социальными формами, в том числе и семьей. Истинная любовь предполагает свободу. «Два процесса необходимы, когда ставится тема пола и любви-эроса: внешнее освобождение от гнета и рабства общества и авторитарного понимания любви и внутренняя аскеза, без которой человек делается рабом самого себя и своей низшей природы. Все типы любви могут стать рабством и пленом человека – и любовь-эрос, и любовь-жалость (например, кн. Мышкин у Достоевского). Но любовь-эрос должна быть соединена с любовью-жалостью, иначе она делается поработителем. Ценность любви только тогда не порабощает, если она соединена с ценностью свободы»[50 - Бердяев Н. О рабстве и свободе человека. Париж. 1939. С. 196.].