Русская Амазонка

– Хоть Брюсом Ли, вперед.

Спуск прошел легче, мы не спешили и не отдыхали.

Разобравшись с первыми листами текста, чтение пошло быстрее, с языком освоился. После кораблекрушения, шло описание быта островитян. Настю смутило описание утвари, она вся была из золота или серебра, но мы же ничего не нашли в хижине.

– Здесь что-то не так?

– Что тебе не нравится?

– Куда все делось? Корабля нет, тарелок нет, вилок нет. Где все? Выходит не мы первые?

– Это тоже не подходит. Книгу никто не трогал.

– А зачем она им? Золотишко собрали и ушли, а остальное, как ты сказал.

– Нам от этого не легче.

– Ошибаешься. Если я права, про остров знают и нас найдут.

– Согласен. И, тем не менее, я сторонник дочитать ее.

– Листай, хоть какое-то занятие.

Как я и ожидал, большого внимания заслуживало окончание бортового журнала. Вся команда дожила до старости, и постепенно каждый умер своей смертью, о чем свидетельствовала отдельная запись. Они прожили здесь пятнадцать лет.

Последняя запись гласила:

«14 декабря 1686 года. Силы с каждым днем оставляют меня. Скорее всего, это мое завещание. Я не жалею о прожитой жизни. Пусть я был грешен, но все искупилось упорным трудом. Ухожу за своими друзьями, дни мои сочтены. Я, Джонатан Смайлс уроженец Лондона, родившийся 2 сентября 1618 года, сын капеллана Хогарта Смайлса завещаю все наше золото и другие драгоценности, а также останки испанского галеона, который мы считали своей добычей, тому, кто найдет мой бренный прах. Весь нехитрый скарб я укладываю в свое ложе, и буду молиться за спасение моей грешной души. Аминь.

Под записью стояло число и витиеватая роспись.

Второй раз за этот день меня пробил озноб. Это надо быть настолько тупым, чтобы не перевернуть в том доме все вверх дном. Но приближался вечер, все откладывалось до утра.

– Как ты думаешь, что там может быть? – Настя, склонив к плечу голову, смотрела на закат.

– Даже не берусь гадать. Судя по записи это вещи, если я правильно перевел. Сама знаешь, что в английском много слов с одинаковым написанием имеют разное значение. Во всяком случае, слова «gold» здесь нет.

– Никогда не думала, что стану кладоискателем.

– О, Настена! Это заразная штука, а главное опасная.

– Почему?

– В юности мы излазали все заброшенные церкви, и готовы были не оставить камня на камне лишь бы найти поповское золото.

– Нашли?

– Нет, конечно.

– А что в этом опасного?

– Могло завалить в подвале или стена рухнуть, к тому же вспомни фильмы и книги.

– А?! Пьяный Джон Сильвер вынул свой стеклянный глаз, и вместо лупы стал через него разглядывать найденный алмаз.

– Там такого не было.

– Ты такой правильный, Сережа, что зевать хочется.

– А я думал пукать.

– Следующий раз я так и сделаю. Купаться идем? – она встала и сладко потянулась. Без соблазна на ее тело смотреть было нельзя. Каждый волосок, в лучах солнца, отливал золотом, соски заострились, живот подтянут, на ногах от напряжения выделился каждый мускул.

– Вот я сейчас тебя поймаю, – затевалась любовная игра. Метнулся в ее сторону.

– Ой! – взвизгнула Настя и бросилась бежать к воде.

С визгом и криком мы подняли фейерверк брызг. Нагнал ее на глубине и ухватил за талию. Она как заправский тюлень выскользнула из моих объятий, обдав пеной. Мотнув головой, стал озираться. Беглянки не видно. Медленно перебирая руками и ногами, стал выжидать ее появления.

Что-то долго она не всплывает? Считаю до тридцати и начинаю искать. На семнадцатом счете дикая боль пронзила мою драгоценность…

– А-а-а! – что есть силы стал выгребать к берегу. Вылетел и, превозмогая боль, уставился на свой конец. На нем болтался приличный краб. Осторожно расцепил ему клешни и со злостью бросил об песок. Сзади послышался всплеск:

– Сереж, ты чего? – Настя с опаской заглядывала через плечо. Я посмотрел на нее, потом на моего раненного «богатыря» и почувствовал подвох. Моя поза оставляла желать лучшего. Я стоял полу-присев, широко расставив ноги и выпятив вперед свое мохнатое хозяйство, а на лице, скорее всего, блуждал ужас, да еще руки растопырены в разные стороны.

– Не видишь, знакомлюсь с местными обитателями, это краб, который питается мужскими членами.

– Очень больно? – с каким-то странным состраданием поинтересовалась она.

– О! Это почти поцелуй Горгоны! – на этот раз она прыснула со смеха. – А! Так это твои проделки! – моей ярости не было границ, я так резко повернулся к ней, что от неожиданности, Настя качнулась назад и плюхнулась на песок. Хотелось, если не убить ее, то покалечить хорошенько. Она только закрыла глаза и побледнела, как полотно. Мои зубы скрипнули, я отошел в сторону и сел. Сука!!!

Ну, ничего, я тебя проучу. Вскочил на ноги и кинулся бежать в заросли.

– Сережа! Стой! Мне будет страшно! – неслось мне вдогонку, но я не остановился. За первыми деревьями перевел дыхание и обернулся. Настя бежала за мной до середины пляжа, а сейчас возвращалась к нашему плоту. Посмотрим, как она себя поведет в одиночестве.

Возле плота она села на песок, и, уткнув лицо в колени, принялась плакать. Побольше поплачет, поменьше в туалет сходит. Поделом.

Настя

Ну, зачем? Зачем? Я это сделала. Правда я не думала, что будет так больно. Лучше бы он меня ударил. Да-да и расквасил всю физию. Скажи спасибо, что не тронул. Только, что теперь делать и где его искать. Авось остынет, и ночевать придет. Ведь ему, наверное, хочется? Залезу в плот, а он пусть думает, что ищу, и заберется ко мне, а уж тут я перед ним повинюсь, ох и повинюсь. А слезы все текут сами по себе.

Постелила его одежду и, свернувшись калачиком, легла. Интересно, если он не вернется сегодня, что я буду есть завтра? Чего-нибудь придумаю, утро вечера мудренее. Почему, когда человек остается один, в голову лезут разные дурные мысли. Чтобы не лезли – надо спать.

Прибой убаюкивает, что-то шепчет, шепчет. Все-таки здесь хорошо, спокойно, главное есть пища и вода. Странное создание человек, рядится, одевается, стесняется, никогда не думала, что ходить голой так приятно, и чем дальше, тем спокойнее к этому относишься. Но что я буду делать, когда «дела» начнутся? Ходить с окровавленными ногами совсем не светит, к тому же, что получается, если он все время будет видеть меня раздетой, то перестанет возбуждаться, а значит и приставать. Э-э! Я так не играю. Завтра же сплету себе юбку и нагрудник. Почему он не идет? Стало себя жалко, я показалась себе совсем маленькой девочкой, беззащитной и брошенной, никому не нужной. Как я быстро привыкла к его заботе. Когда вернется, попрошу, чтобы он стал учить меня приемам. Не век же за мужской спиной прятаться.

Но почему все мне, за что? Почему именно я попала на этот остров. Или я, в самом деле, такая плохая, и судьба меня наказывает. Опять слезы текут. Казалось бы, не холодно, а дрожь пробирает. Лежать жестко. Возилась, возилась, так и уснула в соплях.

Сергей