Прикоснись к прошлому. Сборник рассказов

Сигфрид и Рабан внесли убитого оленя на кухню, а Фалберт увел Эугена в парадный зал, где их дожидался Удо.

– Ты – рыцарь! – сказал Фалберт Эугену, – и ты должен общаться с господами, а не с кухарками и детьми крестьян! Побудь с нами!

– Как скажете, мой синьор.

– Удо, давай спой нам песнь! Красиво, интересно, как ты умеешь! – сказал господин.

Удо был недоволен тем, что господин посадил пажа за один стол с ним. Шут внезапно увидел в мальчике конкурента.

Удо начал петь:

– Ветер нежный, окрыленный, благовестник красоты.

Отнеси привет мой страстный той одной, что знаешь ты.

Фалберт закрыл глаза и с удовольствием слушал своего шута.

– Расскажи ей, что со света унесут меня мечты,

Если мне от ней не будет тех наград, что знаешь ты,

Потому что под запретом видеть райские цветы

Тяжело, – и сердце гложет та печаль, что знаешь ты

И на что цветы Эдема[9 - Эдем – райский сад, по христианской легенде находится на Армянском нагорье.], если в душу пролиты

Ароматы той долины, тех цветов, что знаешь ты?

Не орлом я быть желаю, видеть землю с высоты:

Соловей-Хафиз ту розу будет петь, что знаешь ты.

Вдруг вошел Рабан и торжественно произнес:

– Все готово!

– Начинаем пировать! – сказал Фалберт.

Через считаные минуты в зал внесли оленя. Он был приготовлен с луком и чесноком – с основными специями Средневековья. Первым к трапезе приступил господин, затем Удо, а уже затем Эуген. Все очень проголодались после охоты и ели практически молча. Утоля свой голод, Фалберт сказал:

– Завтра возвращается мой сын! Нужно будет встретить его с почестями.

Вечером все отправились спать. Эугену достался сундук в одном из залов замка, по соседству со спальным местом Сигфрида.

Сигфриду и Зельде предстояло всю ночь провести на кухне за приготовлением праздничных угощений к приезду сына Фалберта. Они пожалели Эугена и дали ему возможность спокойно поспать и набраться сил перед ответственным днем.

Дремля, он с грустью вспоминал о родителях, которых ему не хватало в этом мрачном и чужом замке, где о нем никто не заботился. Он скучал по родительской заботе, особенно по отцу.

На следующий день весь замок Уолтер пребывал в приятном волнении: все ждали прибытия сына Фалберта.

Когда Эуген проснулся от яркого света, всюду проникающего из маленьких окон, расположенных по всему периметру зала, он услышал оживленный шум во дворе и торжественное звучание рога. Эуген поднялся, оделся и подошел к окну, в котором открывался вид на двор. Там мальчик увидел герольда, дующего в рог, и какого-то господина на коне с длинными вьющимися волосами черного цвета. Но хозяина там не было.

Через считанные секунды в зал вошел Сигфрид и сказал:

– Синьор ждет тебя, Эуген! Он отправил меня за тобой, а сам пошел встречать сына. Ты готов?

– Да, – радостно ответил Эуген, по-детски радуясь предстоящему пиру.

– Хорошо, тогда пошли скорее! Господин не любит, когда слуги задерживаются, – добавил Сигфрид и они, торопясь, пошли во двор.

Пока Сигфрид и Эуген разговаривали, Фалберт уже вышел из замка во двор, где его сын, не слезая с коня, разговаривал с герольдом:

– Как здоровьице у отца?

– Со мной все в порядке! – крикнул Фалберт за герольда, приближаясь к беседующим.

Сын, увидев отца, ловко спрыгнул с коня и бросился его обнимать. Он обнял его с такой силой, с какой обычно обнимают только после долгой разлуки.

– Сам-то как, Уц? – спросил, улыбаясь, Фалберт.

– Хорошо, отец! Я вернулся живым, и это главное!

– Да, сын! С возвращением! Мы приготовили тебе торжественный обед! Проходи скорее!

Эуген вместе со всеми вошел в замок и прошел в парадный зал. Он был поражен великолепием угощений, которые были простыми, но такими аппетитными! Из углов зала звучала музыка, льющаяся из арф, на которых играли двое бородатых мужчин.

Эуген не знал, куда ему смотреть: на стол, выстроенный буквой «П», на синьорскую семью или на музыкантов, которые, так умело, играли на своих инструментах.

Фалберт и Уц сели за стол на места, заранее для них приготовленные, на стулья с самыми высокими спинками, обрамленные металлом. Перед ними на столе лежали закуски из кабана, гусей; были овощи – бобы, морковь, горох и тыква; лежали пироги и оладьи и очень много вина.

Тут Фалберт откусил хлеб вместе с мясом и подозвал Удо. Удо выбежал в своем цветном костюме, со сдержанной улыбкой.

– Удо! Давай, дорогой, рассмеши нас, повесели! – сказал Фалберт.

– Однажды, – начал шут, – к монаху, продавцу индульгенций[10 - Индульгенция – бумага, свидетельствующая о прощении грехов с подписью Папы Римского.], подошла большая компания: «Можешь ли ты продать нам прощение за грабеж?» Монах согласился и назвал цену. Люди заплатили, и, получив прощение, тут же отняли у него все деньги. Монах в бешенстве стал проклинать путников: «Грешники! Гореть вам в аду!» На что люди удивленно возражали: «Почему же ты нас проклинаешь? Ты же только что нас простил».

– О, Господи! Ха-ха, – рассмеялся Фалберт – Прости, Боже! А ведь и правда!

Веселье в замке не прекращалось практически до заката. Ближе к вечеру в замок Уолтер прибыл местный епископ Тедерик.

Когда он восходил по лестнице в парадный зал, казалось, он ослеплял своим внешним и внутренним светом. Его сутана была расшита золотом и драгоценными камнями, в его руке был жезл, который торжественно постукивал по плитке пола. В тот момент Удо находился на кухне и тут он услышал шаги епископа по характерному звуку жезла. Он выждал немного, а затем поднялся по лестнице, ведущей в главный зал, и посмотрел щель.

Зал не был так переполнен, как в начале дня, а музыканты устали и перестали играть. Фалберт и Уц рассуждали о войне, а Эуген сидел с ними рядом и слушал их рассказы. Сигфрид и Зельда убирали пустые тарелки и отходы.

Тут звон усилился и прекратился. Все сидящие в зале увидели епископа, разговоры прекратились. Фалберт поднялся и низким поклоном встретил духовное лицо. Тедерик сел рядом с Эугеном. Мальчик был взволнован и рад, оказанному ему почету.

Когда Удо увидел, что епископ сидит рядом с новым пажом, а место с хозяином свободно, тогда он смело вошел в парадный зал и уселся на свободное место поблизости с господами.