Исполнение желаний. Воля свыше. Часть вторая

– Эдварда похитили. Кто-то ворвался через окно в спальню, оглушил Эллису и украл обоих детей. Видимо, случилось сразу после того, как королева вышла к нам. Погоня пошла по следу, а мы сейчас приводим дочку трактирщика в чувство. Я думаю, она знает, кто сделал это.

– Королева? – спросил Александр глухим, безжизненным голосом.

– Она сидит рядом с камином и смотрит в огонь. Я боюсь, как бы она не помешалась.

– Я всё понял, – ответил король.

Но он совсем ничего не понимал. Такое не укладывалось у него в голове. Ещё минуту назад он был счастлив, ему казалось, что это сладкое чувство будет сопровождать его всю жизнь. Он – отец. Никого на свете нет счастливее него. И вдруг всё кончилось, словно ледяной вихрь унёс всё тепло, оставив лишь смертный холод. В одно мгновение. Кровь тяжёлым молотом была в висок, сердце стучало так, словно собиралось разорваться в клочья.

Тяжело дыша, Александр спустился в зал. Перед глазами всё плыло, сознание мутило, словно от яда. Он осмотрелся – замолчавшие и испуганные, его спутники стояли вдоль стены, со страхом взирая на своего короля. Он махнул рукой в их сторону, то ли велел всем убираться прочь, то ли давал знак, что всё наладится. Сам, подошёл к камину, сел рядом с Анной.

– Я виновата, – прошептала она сквозь слёзы, почувствовав, как его рука легла на её хрупкую ладонь. – Зачем я оставила его.

– Его найдут. Погоня уже ушла за похитителями, – ответил он, и добавил. – Когда их поймают, я лично отрублю голову каждому.

Раздался громкий плач – Эллиса пришла в себя. Очнувшись, она осмотрелась и, осознав, что произошло, завыла, словно волчица у разорённого логова. Вой вновь перешёл в рыдания, затем послышались громкие причитания…

– Да успокойте же её! – вскричал Александр.

Он вскочил, подошёл к ней и, встряхнув за плечи, спросил:

– Кто это был?

Эллиса перестала плакать, но дрожь по-прежнему била её. Зубы клацали, словно на холоде, она никак не могла ничего сказать. Трактирщик налил дочери немного вина, она схватила стакан дрожащей рукой, выпила и произнесла:

– Отец моего ребёнка.

– О, боги! – трактирщик обхватил голову руками и рухнул на лавку.

– Отец ребёнка?! – изумился Александр. – Но как так? Почему?!

Ответил трактирщик:

– Во время войны началось это. Жил в нашем посёлке сын дровосека – красивый, молодой парень. Он давно положил глаз на мою дочь, ухаживал за ней. Но Эллиса не обращала на него внимания. Однажды в поселок пришли лафирцы. Разграбить, не разграбили, нечего больно взять здесь. Но до женщин были ох как падки. И Эллису это не обошло. Однажды, на опушке леса, когда она возвращалась домой с хворостом, двое набросилось на неё. Порвали одежду, ударили пару раз, но обесчестить её им так и не удалось – на крики прибежал Малис. Парень, молодец, не испугался. Убил обоих, но и сам получил тяжёлую рану. Дочка привела его к нам. А дальше, понятное дело. Полюбили они друг друга, собрались жениться. Но опять всё пошло не так. Убили отца Малиса, и парень загорелся жаждой мести. Взял топор побольше и ушёл на войну.

Думали, погиб он, долго от него вестей не было. Но он, всё-таки, появился. Сначала всё хорошо было, свадьбу играть хотели. Но потом что-то произошло между ними, И Малис бросил мою девочку, бросил вместе с не родившимся дитём. А месяц назад он опять объявился, пришёл к нам и заявил Эллисе, что ребёнок будет его, что он заберёт малыша с собой. Само собой, прогнали мы наглеца взашей. Немного поволновались, но потом успокоились, забылось это. Но вот, вспомнилось…

Трактирщик тяжело вздохнул.

– Ваше величество, – вновь заплакала Эллиса. – Прошу вас, не убивайте его, он ведь подумал, что двойня у меня.

– Хорошо, он останется жив, но отправится на Острова смерти рабом к Хиц-Эргосу.

Воцарила тишина. Все прислушивались к звукам, доносившимся с улицы. Каждый ждал, что вот-вот раздастся топот копыт, откроется дверь и, в клубах ледяного тумана, в дом войдёт один из гвардейцев, держа в руках ребёнка. Все надеялись на успех, Сантилия, немного придя в себя, успокаивала Анну. Гладя её руку, она приговаривала: «Всё будет хорошо». Но прошло уже больше часа, и Александром овладели дурные предчувствия. Вспомнились слова, сказанные умирающим Орувином: «…Каждая твоя ошибка, каждый твой поступок отзовутся в грядущем. Будь осторожен, король, и проклятие минует тебя». Может быть вот оно – проклятие?

– Едут, – прошептала Эллиса.

До слуха донёсся звонкий топот копыт. Он приближался и, вскоре, смолк у самой двери. Дверь распахнулась, и в зал вошли шестеро солдат. Все были изранены, кровь покрывала доспехи каждого. Можно было заметить застрявшие в броне стрелы со сломанными древками. На руках они несли двоих своих товарищей, то ли тяжело раненых, а, может быть и убитых.

– О нет! – простонала Анна.

– Двое там остались, – прохрипел десятник, падая на скамью. – Ещё двоих мы смогли подобрать, один ещё жив был, но, похоже, умер. На самих живого места нет.

– Что произошло? – спросил Александр.

Он с силой вцепился пальцами в скамью, чтобы не упасть. Голова шла кругом, он уже совсем не понимал, что происходит, порой ему казалось, что это просто кошмарный сон, и он сейчас проснётся. Но нет, боль в пальцах, заставила придти в себя.

– Мы шли по следу и, уже в лесу, напоролись на засаду. Нас били из луков, как зайцев. Стрела за стрелой, и, большинство, в цель. Стреляли знающие люди, им точно приходилось иметь дело с панцирниками. Двоих сразу же сразили, а как мы начали вилять между деревьями, меткость их немного поубавилась, но, всё равно, нас истыкали, как подушечку для игл. Ещё двое упали с коней. Подобрали, кого смогли и… и отступили. Воля твоя, король, вели казнить меня, но не трогай моих людей, они моему приказу повиновались, и то с третьего раза, – десятник вскочил, стащил с себя доспех – почти вся рубашка под ним пропиталась кровью. – Да я сам брошусь на меч, позор смывается кровью!

Он взял клинок за остриё, упёр рукоять в стену и проколол бы себя, но бросившийся к нему Александр толкнул его в сторону, вырвал из рук меч.

– Не глупи! Сам вижу, что правильно ты поступил. А меч этот разит лишь по моему приказу, и я не приказывал тебе убить себя.

Король отдал воину его оружие и медленными шагами направился к лестнице. Её ступеньки тихонько заскрипели под шагами, затем шум шагов разнёсся по потолку и, вскоре, вовсе стих. Анна облокотилась спиной о тёплый бок камина, закрыла глаза, но из них продолжали бежать вниз по щекам горькие слёзы.

Свечи догорали, но никто не зажигал новых. Все сидели молча, смотря друг на друга растерянными взглядами. Эллиса тихонько плакала, изредка нарушая тишину всхлипами. Близилось утро.

2

Пущенная вдогонку стрела растворилась во мраке. Нашла ли она свою жертву – кто знает, да и не важно. Топот копыт преследователей стихал вдали, и, наконец, наступила такая тишина, что было слышно, как тихонько гудит тетива у недавно выстрелившего лука. Их было семеро. Шестеро сидели среди густого частокола из колючих чёрных веток, называвшихся летом малинником. Седьмой прятался за толстым стволом старой липы, прижимая к своей груди два небольших свёртка. Его спутники спешно прятали луки в колчаны и, выбравшись из зарослей, подошли к нему.

– Малис, – прогремел грубый, хриплый от простуды, голос. – Кто это был? Ты же говорил, что в этом захолустье никого нет. А эти едва не схватили за хвосты наших коней. Да и, не знаю, заметил ты или нет, они в броне были.

– Отдыхали, может, у Старого каплуна.

– Может быть, может быть. Идём, глянем. Двоих-то они оставили.

Малис встал, крепко сжимая свёртки, и направился туда, где виднелись тёмные пятна упавших тел. Кто-то зажёг факел, и яркий свет заплясал багровыми отблесками на стволах деревьев, на снегу. Они осторожно приблизились к телам, постоянно оглядываясь, не появятся ли преследователи снова.

– Если я не ошибаюсь, это доспехи королевских стражей, – прошептал Малис, внимательно разглядывая погибшего. Всем сразу стало немного не по себе.

– Значит и король здесь? Откуда?! – робко предположил державший в руках факел.

– Ты удивительно умён, Арстин.

Малис нагнулся ближе, чтобы рассмотреть лица убитых. Щёки одного из них, поражённого стрелой в горло, уже посинели, ввалились. Открытые мёртвые глаза недвижимо взирали в звёздное небо, туда, куда отправился его дух. Другой же, раненый в бок, где броня была слабой, выглядел иначе. Щёки были бледны, но не посинели, веки закрытых глаз слегка вздрагивали, словно хотели открыться, чтобы видеть склонившихся над ним врагов.

– Он жив! – воскликнул Малис и, отшатнувшись, едва не упал в сугроб.

В одно мгновение все сгрудились вокруг.

– И в самом деле, жив, – пробормотал Арстин, поднеся факел ближе к лицу. – Глаз, вон, дёргается как. Сейчас откроется.

– Добить его, чтобы не мучился, – прогремел простуженный голос. – Не жилец он, печёнка то пробита.

– Поумерь свой пыл, Ткар, – Малис растолкал всех и опустился перед телом на колени. – Что-то подсказывает мне, порасспросить его нужно кое о чём. Отвезём в сторожку.

Все разошлись за конями, привязанными рядом с местом засады. Раненого взвалил себе на плечо могучий Ткар. Он, как пёрышко, подхватил воина со снега и, легко отнёс его к своему коню. Взвалил поперёк спины, прыгнул в седло сам. Сильный конь, под стать хозяину, даже не пошатнулся под двойной ношей.