Изменение в состоянии ауры спящего, а точнее уже проснувшегося, Эхинацея не могла не заметить, а потому сказала мыслеречью:
– Это я…
– Это я уже понял. Собственно, тут никого другого и быть не может.
Тут Владислава, попытавшегося разобраться в оттенках чувств гостьи, что было непростым делом, накрыло. Видение…
От этих пронесшихся в одно мгновение красочных картинок он с трудом пришел в себя, что до самого видения, то… он словно порнофильм посмотрел с участием себя и Эхинацеи.
«Надо же, как меня прихватило, – чуть ошалело и самоиронично усмехнулся Роев. – Но понять меня тоже можно, столько времени монаха из себя вынужденно изображаю, а тут эта понимаешь… Стоп! А фантазия ли это была?! Или же?..»
– Рой…
– Что случилось? – спросил он, снова пытаясь разобраться в гамме транслируемых Эхинацеей чувств, чтобы понять, чего от нее ждать, а то может случилось то, чего он опасался.
– Заходи…
Владислав, быстро одевшись в комбинезон, открыл дверь в свою комнату, запуская все еще остающуюся для него подозрительной женщину.
– Спасибо…
Что до чувств, что стали из нее фонтанировать в несколько раз ярче при встрече, то тут была и опаска, и неуверенность, приправленные сладостным предвкушением и даже смущением, но самое сильное чувство, что она испытывала, – желание. Оно было настолько сильным, что захватило Владислава. Он точно струна среагировал на вибрацию камертона.
«Любовь ли это с ее стороны? Бог весть, но страсть точно! Причем бешеная, что неудивительно с ее психовывихом, – подумал Роев, с трудом вынырнув из потока чужих чувств. – А оно мне надо?»
Будучи профессиональным космонавтом, Роев умел брать чувства под контроль разума, ибо бесконтрольные эмоции в космосе могли привести к гибели. Вот и сейчас он попытался проанализировать ситуацию и найти из нее выход. Ибо близость с Эхинацеей могла привести к еще большим проблемам, так что правильнее было бы сохранять и дальше дистанцию и выдерживать ровные отношения. До сих пор это ему удавалось, хотя он не мог не заметить, скажем так, странностей в поведении Эхинацеи. Но списывал на ее психологический возраст, дескать просто флиртует, играет в любовь, как любая девушка ее психологического возраста, ну и инстинкты ей велят нивелировать возможную угрозу от настороженно относящегося к ней мужчины, а сделать это лучше самым простым и древним способом…
«Но, похоже, все зашло несколько дальше», – подумал он.
Владислав указал на кресло, что сплела сама Эхинацея.
– Что-то случилось? – вновь спросил Роев, присаживаясь напротив.
– Ничего. Просто…
Владислав явственно почувствовал, как палитра эмоций, излучаемых Эхинацеей, стала быстро меняться, начала расти доля смущения, появилась горечь разочарования и даже обиды.
Женщина порывисто встала.
«Э, нет, мне на подводной лодке только обиженной женщины еще не хватало!» – мысленно воскликнул Роев.
Он не понаслышке знал, что это такое, а в его случае это и вовсе может стать сущим кошмаром, ведь она сильный псион, да еще со сдвигом по фазе. А что может сотворить псионик, впавший в ярость… даже его фантазии не хватало, чтобы это представить. Так что проблему требовалось срочно решить.
– Постой… Иди сюда, – как можно нежнее позвал Владислав и протянул руку.
Разочарование сменилось радостью.
Ну а дальше произошло то, что он уже видел в своем видении.
Вот только видеть это одно, а ощутить все наяву – совсем другое. А все дело в том, что они оба являлись псиониками, и это сильно сказалось на испытываемых эмоциях, точнее их восприятии друг друга, что в свою очередь только усиливало чувства, словно срабатывал генератор-усилитель или использовался во все больших дозах допинг.
Мозг буквально выносило от вошедших в резонанс чувств. В какой-то момент они достигли резонансного пика, произошло своеобразное слияние ментальных полей, и Рой с Эхинацеей ощутили себя в прямом смысле единым целым.
Мягко говоря, странное ощущение. Оно даже несколько напугало Владислава.
«А ну как не удастся расцепиться?!» – мелькнула паническая мысль.
«Все будет хорошо, не бойся…» – возникла другая мысль, полная удовлетворения.
Казалось, потребовалась целая вечность, которая на самом деле уложилась в одно мгновение, чтобы понять, что это была ответная мысль Эхинацеи.
Наступило некоторое отрезвление, но к разрыву слияния это не привело. Зато такое чуть отстраненное восприятие происходящего позволило ему увидеть-ощутить себя висящим в космической пустоте…
Однажды Владислав видел карту Вселенной, где каждая звездочка – это галактика, и вот эти точки-галактики объединены в скопления, а сами скопления связаны своеобразными тропками. Так вот это было очень похоже, но в то же время Роев осознавал, что это не вид Вселенной.
Через бесконечное мгновение он понял, что это мозг, энергетическая проекция его мозга.
Вселенная и мозг на самом деле удивительно схожи в своем виде.
Пришло осознание, что каждая определенная зона – скопление галактик – отвечает за ту или иную функцию тела: обоняние, осязание, слух, зрение и так далее. Нашел и зону памяти.
Тут была явно видна аномалия. К этой зоне словно проросли корни, и тонкий, но очень плотный «звездный» жгут шел наверх.
Роев рассмотрел, к чему ведут эти жгуты.
«Так это нейронная связь с моим мозговым червем», – понял он, увидев дополнительную структуру «галактических скоплений», довольно сильно отличающуюся от подобных скоплений в его «вселенной».
Все говорило о чужеродности, главным образом своей гораздо большей плотностью и соответственно жесткой структурированностью, словно атомарная решетка железа в сравнении с той же атомарной решеткой, скажем, алюминия.
Пришло четкое знание, что это биологические банки памяти, а-ля флешки.
«Но об этом я и раньше подозревал…» – отстраненно подумал он.
Обнаружилась и еще одна дополнительная чужеродная система в мозгу, но если черви были внешними и лишь соединялись с мозгом жгутами, то эта находилась в самом центре его Вселенной, возле мозжечка.
Понять, что это такое, не составило никакого труда. Это и есть те внедренные Эхинацеей элементы, своеобразные биологические импланты, призванные усилить его ментоактивность.
Вот только в отличие от соединения мозгового червя, чьи жгуты вросли в «галактические скопления», отвечавшие за память, буквально растворившись в них, интеграция с мозгом у этой зоны была неполной и какой-то дефектной. Часть жгутов уходила в «межзвездную пустоту», часть жгутов были явно повреждены или тоньше, чем требовалось для более полного прохождения сигнала, из-за чего происходила своеобразная перегрузка системы, какие-то жгуты соприкасались между собой, из-за чего, образно говоря, происходили короткие замыкания…
Из-за подобных дефектов связи имплантов с мозгом, собственно, и происходили эпилептические припадки, а часть каких-то псионических возможностей не получила развития. Но, что хуже всего, вероятность повторения подобных неприятностей сохранялась.
Владислав четко увидел, что соединения можно поправить, усилить и даже улучшить, а главное он понял, что может это сделать прямо сейчас.
И сделал. Невидимые руки стали двигать звездные жгуты, правя и соединяя…
Править собственные мозги он не решился, хотя пару моментов, наверное, не помешало бы, но он вовремя вспомнил главное правило программистов: работает – и не трогай.
Захотелось увидеть мозг Эхинацеи.