Броненосцы победы. Топи их всех!

Владивосток, 30 сентября 1904 года

С самого утра командир броненосного крейсера «Громобой» Дабич был в замечательном настроении – сегодня корабль впервые после двухмесячного ремонта должен был выйти в море, а отряд артурских броненосцев, похоже, окончательно сбежал из-под носа у японцев… Благодушное настроение, казалось, было и у всего крейсера – не особо напрягаясь, он прошел по положенному маршруту и к вечеру благополучно вернулся в порт.

Капитан так и не узнал, что будь его настроение не столь замечательным, и стоило бы случиться той редкой цепочке случайностей, что произошла в реальной жизни… Чрезмерно лихой маневр у единственной на все побережье неогороженной банки Клыкова в заливе Посьет закончился бы для «Громобоя» четырьмя месяцами в сухом доке, а для выкинутого на это время из того же дока и залатанного буквально на живую нитку крейсера «Богатырь» – и вовсе вступлением в строй уже после войны.

Теперь же чуть не погибший весной на скалах «Богатырь» остался в доке, и рабочие спокойно продолжили укреплять его новое, в основном деревянное, днище. По удивительному совпадению основные работы по корпусу были завершены (едва ли возможное в наше время дело!) 1 января по новому стилю, как раз в день памяти святого Илии Муромца, у которого нижняя часть тела, как известно, тоже была единственным слабым местом.

Бухта… в Зондском архипелаге

– Заходи, Федор Николаевич, рассказывай, – пригласил Вирен в свой салон Иванова, которого встретил еще у трапа. – У нас ведь информации никакой, боимся в голландские порты заходить. По безлюдным бухтам околачиваемся.

– Если о нас спрашиваете, Роберт Николаевич, то очень неплохо. Около Шанхая потопили «Отову»…

– Ого! Приятная новость, а как все было?

– Роберт Николаевич, я все подробно в рапорте написал. Конечно, потом расскажу за коньячком в красках, – улыбнулся Иванов. – Давайте уж сначала с официальщиной закончим, а?

– Конечно, конечно, но неужели рассказать больше не о чем? Как миноносцы наши?

– Четыре, если верить газетам, вернулись в Артур, два интернировались в Чифу. А один… Ну это отдельный разговор. В Сайгоне он остался.

– В Сайгоне??? Да как его туда занесло? Что за миноносец?

– «Сердитый».

– Ай да Александр Васильевич! Всегда считал его незаурядным офицером! Но чтобы так!

– Колчак был тяжело ранен еще при прорыве. Все остальное время «Сердитым» командовал мичманец. Соймонов Василий Михайлович. И… Держитесь за кресло – утопил миной японский истребитель.

– Миной? Подбитый?

– Нет, Роберт Николаевич. Подбитый миноносец они еще при живом-здоровом Колчаке артиллерией добили. А вот уже после его ранения за «Сердитым» два японских истребителя увязались. По ним на полном ходу выстрелили минами и попали. Случайность, конечно, – уточнил свое отношение к случившемуся донельзя довольный рассказываемой историей каперанг. – Но факт! И командовал «Сердитым» самый младший из офицеров – мичман Соймонов. Я его на «Баян» забрал вместе с механиком, когда миноносец в Сайгоне из-за поломки разоружился. Очень горячий молодой человек, чуть в неприятности нас в Шанхае не втравил. Я об этом тоже в рапорте написал. Вы уж в случае чего не очень строго с ним, такие сейчас нужны – война ведь… – И, вмиг погрустнев, продолжил: – К тому же у меня на крейсере в бою его брат погиб.

– Подождите… Петя?! Господи! Ведь только в мае мы его с двадцатилетием поздравляли. Как его?

– Последним снарядом. «Отова» уже тонул. И восемь матросов с ним вместе.

Вирен молча встал с кресла, подшел к буфету и наполнил два стакана:

– Помянем раба божьего Петра, Федор Николаевич.

Выпили не закусив и десяток секунд помолчали.

– Ладно, идите к себе на крейсер. Завтра Соймонова пришлите ко мне к полудню. Лейтенант Остелецкий сломал руку во время прорыва. Отправим этого мичмана на «Пересвет».

Через час Вирен вызвал вахтенного офицера и приказал: «Передать по всем кораблям эскадры следующее…»

Еще через несколько минут сигнальщики на крейсерах и броненосцах протянули командирам кораблей довольно странный приказ адмирала: «Выяснить, кто из состава команд является по специальности гравёрами, чеканщиками, стекловарами. К 18.00 доставить этих специалистов на «Ретвизан»

Из наградных списков, полученных адмиралом Виреном

За отвагу и мужество, проявленные при прорыве порт-артурской эскадры и в последующих боях, наградить:

1. Контр-адмирала Вирена Роберта Николаевича

Орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия 3-й степени и званием контр-адмирала свиты его величества.

2. Контр-адмирала Ухтомского Павла Петровича

Орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия 4-й степени.

3. Капитана 1-го ранга Эссена Николая Оттовича

Орденом Святого Владимира 3-й степени с мечами.

4. Капитана 1-го ранга Щенсновича Эдуарда Николаевича

Орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия 4-й степени.

5. Капитана 1-го ранга Успенского Ивана Петровича

Золотым оружием «За храбрость».

6. Капитана 1-го ранга Зацаренного Василия Максимовича

Золотым оружием «За храбрость».

7. Капитана 1-го ранга Иванова Федора Николаевича

Орденом Святого Владимира 3-й степени с мечами и званием флигель-адъютанта.

8. Капитана 1-го ранга Сарнавского Владимира Симоновича

Золотым оружием «За храбрость».

…

…

27. Мичмана Соймонова Василия Михайловича

Орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия 4-й степени и производством в чин лейтенанта.

10.10.1904. Борт «Ретвизана»

С утра Соймонов, в соответствии с полученными вчера указаниями, приготовился к визиту на флагманский броненосец. Вместе с ним в катер спустились Иванов, Попов, Подгурский и Роднин. Все, так же как и он, в треуголках и при палашах. На борту «Ретвизана» явно должно было произойти что-то очень серьезное. К тому же и с других кораблей потянулись катера в том же направлении.

В одинадцать часов на палубе «Ретвизана» выстроились около тридцати офицеров. Когда отгремел корабельный оркестр и адмирал Вирен стал зачитывать указ императора о награждениях офицеров, мысли Василия просто понеслись, обгоняя друг друга: «Не может быть! Мой первый орден! Какой? Станислав? Анна? С мечами же! Если не «клюква», конечно…»