– Эл, кажется, у нее нет никакого имени, – вмешался Хед, с интересом наблюдая за моими действиями. – А «Гатрой» она быть не хочет.
Услышав знакомое слово, старуха помотала головой по сторонам и снова указала нам рукой на болото.
– Пусть так и будет, – выдохнул я и стал соображать как же, все таки, нам с ней общаться.
Так я простоял бы, наверное, очень долго, если бы женщина сама не схватила меня за запястье и не потащила в сторону своей хижины. Сопротивляться я не стал, так как уже не чувствовал с ее стороны какой-либо особой угрозы. Хедрик уныло поплелся вслед за нами, не желая, видимо, лишний раз посещать это место.
Кое-как втиснувшись втроем в узкое пространство убогого жилища, мы сели на пол. Старуха отпустила мою руку и вновь принялась тереть в своих пальцах какую-то дрянь. Мало того, что она это делала своими грязными лапищами, так еще при этом она добавляла в смесь обычную глину с пола и лепила из всего этого маленькие шарики, удивительным образом похожие на заячий помет. Мы не проронили ни слова, лишь изредка переглядывались между собой, находясь в полном неведении о смысле ее странных движений. Наконец, ее «зелье» было готово. С довольным видом старуха посмотрела на меня и указала пальцем на сосуд с кровью.
– Гатра…хггр., – тихо произнесла она и ужасно улыбнулась. – Гатра…
Как бы не хотелось мне это не слышать, это я, все же, услышал. Старая ведьма собиралась лечить мои болячки кровью болотного чудовища и какими-то шариками, подозрительно похожими на навоз. Отстраняя от себя все эти чудодейственные снадобья, я дал ей понять, что не собираюсь исцеляться таким способом. Однако, старуха ни на миг не обиделась, а вместо этого стала показывать мне свои шрамы на руках и ногах, чтобы я убедился в ее правоте.
– Ладно, ладно, – сдался я, забыв о том, что она меня не понимает. – Все равно, уже хуже не будет.
Получив мое согласие, старуха с готовностью начала бросать свои шарики в сосуд с кровью, приговаривая при этом: «Ланда, ланда…ланда».
Когда все это хорошенько пропиталось, женщина стала брать свое «лекарство» и густо замазывать им мой израненный бок. Странно, но почти сразу я почувствовал легкий холодок в ране, что принесло мне некоторое облегчение.
– Слышишь, Хед, а в этой ерунде, действительно, что-то есть, – сказал я Хедрику, когда меня оставили в покое. – Вроде как полегчало даже.
– Главное – чтобы наутро ты мог ходить, – недовольно протянул он, с сомнением разглядывая месиво на моем теле. – Уж больно просто все это выглядит: плюнула, мазнула и готово.
– Но, ты же видишь, как она сама себя лечит? На ней ведь живого места нет, а она здорова.
– Да ей, наверное, все нипочем. Может, она бессмертная?
Наобум брошенная Хедриком фраза мне показалось не лишенной смысла. А если?..
– Ты имеешь в виду Сок Жизни? – задумчиво протянул я и пристально посмотрел на своего друга.
Хедрик, видимо с запозданием понявший смысл своих собственных слов, уставился на меня как на великого героя из прошлого и медленно ответил:
– Не знаю, как-то само вырвалось…А что, ты думаешь это правда?
– Как знать…как знать. Ты погляди на нее: ей же тысяча лет на днях, наверное, стукнула. Обычные люди столько не живут, тем более питаясь разной гадостью. Эх, расспросить бы ее хорошенько, но как?
– Может, давай нарисуем? – с надеждой предложил Хед, не думая о том, что в конце концов нам все же придется рисовать.
– Давай попробуем, но…с чего начать?
– А давай нарисуем на земле наш драккар и море. Я надеюсь, она догадывается о том, что здесь неподалеку плещется море.
Немного подумав над его предложением, я нащупал среди разного мусора на полу подходящую палочку и начал рисовать перед входом в шалаш весь наш поход в подробностях. Делал я это, конечно, из рук вон плохо, так как никогда не отличался способностями к рисованию. Однако, среди всей моей белиберды можно было рассмотреть волны на море, человечков на корабле, наш далекий берег и этот берег со скалами. Я даже попытался изобразить дикую кошку, которая меня подрала, но вместо этого у меня получилась какая-то смешная крыса с большими усами. Зато у меня неплохо вышло одно из болотных чудовищ, с которыми встречаться в дальнейшем никто больше не желал и, собственно, сама старуха, которой я это все сейчас рассказывал. Ее я нарисовал, почему-то, в длинном платье до пят и с густыми волосами на голове, хотя ни того, ни другого здесь и близко не было.
Все это время женщина сидела, не шелохнувшись, и внимательно всматривалась в то, что я перед ней изобразил. «Гатра», – довольно произнесла она, когда рассмотрела на земле болотное чудище, но все остальное, по-видимому, для нее не представляло никакого значения.
– Послушай, Эл, – с нетерпением буркнул Хедрик. – По-моему, ее ничего кроме «гатры» не интересует. Зря мы это все затеяли.
– Ее можно понять. Такая у нее жизнь. Давай не будем спешить и…
Старуха не дала мне закончить свою мысль. Она решительно поползла к дальнему углу хижины и стала рыться там в куче разного хлама, отыскивая что-то очень для себя важное.
– Сейчас еще чем-нибудь удивит, – заявил Хедрик и сложил на груди руки. – Готовься.
Наконец, она повернулась к нам и мы с Хедриком чуть не лопнули со смеха. На ее на редкость некрасивом лице сейчас присутствовало какое-то детское выражение, а во рту она держала блестящий металлический предмет в виде цапли, расправившей в стороны свои крылья.
– Слушай, Эл, – еле сдерживая себя, чтобы не надорвать живот, выдавил Хедрик, – Это же…это же…ха-ха…это же свистулька…
Я сам катался по полу, не замечая боли в боку. Рассмешить нас так, как это сделала эта старуха, кому-то другому вряд ли удалось бы. Представьте себе, грязная старая карга, без зубов, одетая в звериную шкуру, радуется, как ребенок тому, что у нее во рту находится какая-то блестящая побрякушка.
– Но…но, Хед, – я пытался что-либо ответить ему. – Твоя дудочка по-проще будет….
Хедрик разразился еще более безудержным хохотом, не в силах терпеть это зрелище дальше.
В конце концов, мы нашли в себе силы, чтобы немного успокоиться. Все время, пока нас разрывало от смеха, старуха непонимающе таращилась на нас и выдувала из свистульки негромкие звуки, похожие на отрывистый мышиный писк. Чего-то, похожего на какую-либо музыку мы, конечно-же, не услышали.
– Этакая валькирия наоборот, – сказал я Хедрику, когда пришел в себя.– Предлагаю называть ее Брунгильдой Болотной.
– А чего, «Болотная Брунгильда», звучит! – согласился он. – А лучше просто: «Богильда».
Видимо, такой оборот событий его немало позабавил и он, подойдя к старухе, тоном, не терпящим возражения, сказал:
– Ты теперь будешь Богильда! Ясно?
Сначала женщина смотрела на него как на нечто необычное, но к счастью, смысл слов Хедрика до нее, все же, дошел. Она закивала головой в знак согласия и тихо зашептала : «аль-да….аль-да…», при этом свистулька вывалилась из ее рта и повисла на груди, удерживаясь на узеньком шнурке.
– Эл, она никогда в жизни не выговорит свое имя. Давай, все-таки, назовем ее Аль-Гатрой. Последнее слово она любит больше всего на свете, а первое у нее уже неплохо получается.
– Мне все равно, Хед, пусть так и будет. Сейчас меня волнует другое: откуда у нее эта вещица? Не хочу спешить с выводами, но…Это же золото, Хед! Самое настоящее золото!
Мы замерли на месте, как вкопанные. Только сейчас до нас дошло, что эта неприметная с виду безделица, на самом деле является чем-то необычным для того места, где мы сейчас находимся. Само присутствие этой свистульки в жалкой хибаре Альгатры навело меня на мысль о том, что не все так плохо в этой стране, как казалось нам до сих пор. А что, если это и есть та самая земля Турнсваар?! Неужели, Ильстрем Долговязый не обманул Рагвальда и мы доплыли?
– Хед, не хочу тебя сильно обнадеживать, но если здесь есть золото, то его может быть здесь очень много, – воскликнул я, чувствуя волнение. – Если даже у такой ведьмы, как наша бабуля, имеется нечто ценное кроме побрякушек из костей, то имеет смысл поискать что-нибудь более существенное. Как считаешь?
Хедрик задумчиво почесал голову, сделал пару шагов туда-сюда, размышляя над моими словами, и через некоторое время самоотверженно выпалил:
– Надо допросить старуху Альгатру любой ценой. Откуда у нее эта свистулька? Где она ее взяла? Откуда она, вообще, пришла?! Где остальные люди? И так далее…
– Так-то оно так, но как? Она ни слова по-нашему не понимает. Предлагаешь и дальше рисовать на земле всякие загогулины? С меня хватит. Я и так сделал все, что мог.
Хедрик опусти глаза и устало уселся на пол.
– Давай так, Эл! Будем учить ее нашим словам настолько, чтобы можно было с ней объясняться.
– Только делай это без меня, хорошо? У меня на это просто не хватит сил. Кстати, а где мы будем спать?
И, действительно, мы совсем забыли о том, что приближается ночь и оставаться на берегу равносильно смерти.