Сюртук

Совсем юное, необыкновенной красоты существо прощалось с жизнью, не успев познать ее. И глаза смотрели на человека без всякой надежды и упрека. Федор почувствовал, как у него от волнения сдавило горло.

– Ну ты боец, – пришел в восторг Федор, подходя ближе. – Р аз ты за себя так биться можешь, значит, тебе на роду долго жить написано, – сказал он.

Федор взял жеребенка за задние ноги и поволок по мягкому снегу. Тот не сопротивлялся. Однако когда они были уже в нескольких метрах от накатанной дороги, Федор обнаружил, что ни саней, ни лошади на месте не было. Страх перед волками погнал ее в село. Тащить истекающее кровью животное волоком до села по дороге было невозможно.

Федор обернулся. У кромки леса чернели две знакомые волчьи фигуры. Оправившись от нанесенных ударов и зализав наскоро раны, хищники вернулись добивать жертву и теперь выжидали удобного момента.

– Что же мне с тобой делать?

Видимо, проникнув озабоченностью человека, жеребенок напрягся изо всех сил, встал на колени, затем поднялся на все четыре ноги, но сдвинуться с места не смог.

Федор воспользовался моментом, подлез под жеребенка, подставил свои могучие плечи и выпрямился вместе с тяжелой ношей. Затем повернулся в сторону волков и громко прокричал, подкрепляя выразительные слова не менее выразительными жестами:

– Вот вам, выкусите. Двое на одного! Не дам вам на растерзание младенца. И не ждите!

Жеребенок был молод, но тяжел. И все же он не казался Федору тяжелее бревен, которые приходилось перетаскивать при строительстве домов. Но то были бревна, их Федор поднимал на нужную высоту и тут же сбрасывал. А с животным надо было идти. И он, стиснув зубы, двинулся вперед.

Несмотря на мороз, голова покрылась испариной. Жеребенок лежал на плечах послушно, не шевелясь. А вот шапка при движении упала на снег. Федор не стал останавливаться. Без шапки даже было лучше. Испарина, схваченная холодом, тут же превращалась в кристаллы инея, которые приятно холодили голову. Пройдя примерно полверсты, Федор почувствовал, как с каждым шагом ноша стала прибавлять в весе.

Пройдя еще немного, неожиданно он услышал впереди звон колокольчиков, конский топот и веселый смех. Навстречу ему из-за поворота вырвались две празднично украшенные упряжки. Молодежь весело пела и громко балагурила. Увидев Федора с необычной ношей, они развеселились еще больше.

– Глянь, глянь, – раздались голоса, – мы на лошадях катаемся, а у Федора все наоборот – лошади на нем ездят.

Но на этом шутки прекратились. На селе отношения между людьми строятся не на положении человека, а на уважении к нему. Видимо, вид у Федора был невеселый, а, может, даже и устрашающий.

Сани остановились, из них легко выскочила местная красавица Груня и подбежала к Федору:

– Что случилось? – испуганно всплеснула руками розовощекая девица. – Да вы весь в крови, Федор Федорович. – Она посмотрела на жеребенка. – Кто это его так?

Федор еще тяжело дышал и лишь кивнул в сторону волков. Те, увидев скопление людей, неохотно ретировались с занятых позиций поближе к лесу.

– Чего стоите, как… – прервала наступившее молчание Груня, обращаясь к друзьям, – грузите животное, и Федору Федоровичу место уступите.

– А мы куда же? – робко поинтересовался один из ее ухажеров.

– Вы за его шапкой сбегайте. Где-то недалеко она, – распорядилась Груня. – Сейчас быстро отвезем Федора Федоровича, потом за вами вернемся.

Груня села в сани рядом с Федором.

– А куда же ваша упряжка делась? – поинтересовалась она.

– Пока я тут с волками разбирался, лошадь моя со страху в поселок умчалась.

– Надеетесь выходить его? – кивнула девушка в сторону жеребенка, лежавшего в санях.

– Буду стараться, – сухо ответил Федор, – конь необычный, свободолюбивый, с волевым характером.

– Да, красивый, как нарисованный. Я, честно говоря, никогда таких не видела.

– Я тоже, – вяло подтвердил Федор.

Жеребенка отнесли в дом. Молодежь, переминавшаяся от нетерпения с ноги на ногу, тут же удалилась вместе с Груней, чтобы продолжить прерванное веселье. Оставшись один, Федор обработал многочисленные раны, затянул самые крупные разрывы, остановил кровотечение. Жеребенок переносил боль стойко, иногда глаза у него выкатывались от боли, и ноги, то передние, то задние конвульсивно дергались. Закончив все процедуры, Федор сходил в сарай, принес в дом большую охапку сена, аккуратно расстелил на полу и уложил на нее раненого.

Затем он подбросил в печку несколько полешек, сел за стол, положил голову на руки, и, сраженный усталостью и окутавшим его теплом, погрузился в сон.

Федор проснулся, услышав, как кто-то осторожно, но настойчиво стучал в окошко. Он поднялся и отодвинул занавеску.

– Это я, Груня, откройте, я на секундочку к вам зайду.

Федор открыл дверь, и вместе с Груней в дом ворвались клубы холодного воздуха. Разрумянившаяся от мороза, она была невероятно хороша, и сильно напоминала матрешку с лубочной картинки. Сев на краешек скамейки, Груня сразу поинтересовалась:

– Как он, ваш жеребчик, выживет?

Федор пожал плечами.

– Я что мог, сделал, остальное от него зависит. Думаю, сегодняшняя ночь критическая. Преодолеет – значит, жить будет.

Груня нагнулась к лежащему на сене жеребенку и долго разглядывала его. Тот лежал с открытыми глазами и часто дышал, как будто пробежал только что без передышки десяток верст.

– Жалко его, – Груня поднялась и присела опять на лавку. – Ведь он не может сказать, что с ним происходит.

Федор махнул рукой.

– Говорить ему не обязательно, я и без него все знаю. У него от потери крови сейчас жажда. Сам он пить не может, значит, нужно поить его.

– Это что ж, вы всю ночь с ним сидеть будете?

– Я бы и три просидел, только бы его выходить. Понимаешь, он боец настоящий. Такой маленький, а от двух волков отбился. Это же надо такой характер иметь!

– Да, редкий случай.

Жеребенок захрипел. Федор поднялся, взял бутылку и стал поить его.

– Надо, чтобы он побыстрее крови наработал, хотя бы часть из потерянной.

– Вот что, Федор Федорович, – Груня решительно встала и не менее решительно объявила, – сегодня я остаюсь здесь. Одному вам трудно всю ночь не спать. Будем по очереди жеребчика выхаживать. Я только пойду маму предупрежу, чтоб не волновалась.

Все произошло так быстро, что Федор не успел среагировать. Он растерянно смотрел на Груню, подыскивая наилучший вариант ответа на неожиданно смелое предложение. Взгляд его остановился на длинном ряде перламутровых пуговиц, нашитых на ее кофточке так близко одна к другой, что они образовывали нечто, похожее на гирлянду, спускавшуюся от подбородка вниз и исчезавшую за широким поясом юбки, крепко обтягивавшем талию. Несколько пуговиц в верхней части гирлянды не выдержали внутреннего напора, вылезли из петель и обнажили часть вырвавшейся на свободу девичьей груди.

Груня поймала взгляд Федора, но исправлять дефект, образовавшийся по воле случая во внешнем облике, не стала. Она лишь озорно улыбнулась, легко развернулась на одной ноге и направилась к двери, бросив напоследок:

– Я мигом. Скоро вернусь. Вы только дверь не запирайте.

Федору очень захотелось дотронуться рукой до ее тела. Чтобы скрыть смущение, он поспешно открыл дверь и выпустил гостью вместе с клубами теплого воздуха в морозную ночь.

– Может быть, тебя проводить? А то смотри, темень какая, как бы кто…

– Я тут дома, – почему-то обиделась Груня.