Провокатор

Тот или дурак, или не знает,
Что такое женщина в кровати.
Будет ещё небо голубое,
Будут ещё в парке карусели.
Это ничего, что мы с тобою
До сих пор жениться не успели…

Последние слова повторялись с заметной чувствительностью, а потом усердно заводилось всё с начала, как на испорченной пластинке, и Квасницкий, удовлетворённо шмыгнув носом, окончательно успокоился. Ярый поклонник босяцких песен и блатного фольклора, его приятель Прохор Жмотов успел опохмелиться и пребывал в добром здравии, прекрасном расположении духа, а главное – по всей вероятности, почти трезв. Поэтому, совсем объявляясь, он лихо гаркнул приветствие и хлопнул певца по бодрому заду, затянутому легкомысленной, явно интимного происхождения простынкой.

Квасницкий слышал, что с некоторых пор приятель сменил занимаемый угол в старом разваливающемся особняке и с помощью вездесущего Баклея перебрался на новое место жительства. Хитро щурясь, замнач не сдержался намекнуть, сообщая новость, что губа у Прохора не дура, попал тот под опеку какой-то влиятельной вдовушки. Но в вихре своих забот о предстоящей свадьбе Квасницкий пропустил мимо ушей эту пикантную деталь. Сейчас, сопоставляя и принюхиваясь к щекочущим ноздри определённо женским духам, сохранившим запах в комнате, несмотря на открытую форточку, лейтенант буквально впился глазами в обстановку квартиры и тут же приметил маленькую дверцу за книжным шкафом в одной из стенок. Дверца чьей-то беспечной рукой была едва-едва прикрыта, и этого хватило, чтобы Квасницкий, сделав стойку заправского спаниеля, покосившись на спину товарища, тихо засеменил к ней.

– Кто тама? – внятно донеслось от Жмотова и тут же добавилось. – Ты, Верунь? Чего вернулась-то?

И певец снова запел:

– Пусть теперь женатый веселится,
Он своей свободою заплатит.
Мы ещё успеем пожениться,
Девушек на нашу долю хватит…

– Вот те раз! – взвизгнул Квасницкий и аж в ладошки прихлопнул. – Никак хозяйку ждал?

Жмотов прекратил тарабарщину, развернулся во всей красе и смерил гостя мутным взглядом:

– Это кто же к нам пожаловал? Ты, Игорёк?

– А вы Веру Павловну ждали-с?

– Отнюдь. Ты у меня гость желанный.

– Чую, чую.

– А то. Молодцом, что забежал. Угощу. У меня всегда заначка для верного дружка.

– Кто эта красавица, чей след так ощущает мой нос? – не унимался Квасницкий, жутко разочарованный неудачей заглянуть в тайную дверь. – Улавливаю неземные ароматы.

– Одно у тебя на уме, – криво усмехаясь, отмахнулся Жмотов. – Ну что? Будешь?

– Чуть-чуть. Я же от Ахапкина. А тебе не хватит?

– Сегодня в ночь выходить, – набросив на плечи диковинный халат, не новый, но со вкусом, Жмотов глянул на себя в зеркало, чем ещё более поразил дружка. – Степаныч звонил. Предупредил. Новое дело начинаем. На контриков.

– Так ты всё знаешь?

– А то. Правда, не пойму, почему мы не с тобой в паре? Пробовал Минина пытать, молчит.

– А он и не скажет ничего.

– Почему?

– Не знает.

– А ты знаешь?

– Знаю. Поэтому и здесь, – уселся к столу Квасницкий, ему не терпелось. – Наливай.

– Вот это по-нашему, – обрадовался Жмотов и руки потёр. – Действительно, сегодня праздник? Снег выпал?

– Верунчик осчастливит нас? – вместо ответа рыскнул по столу глазами Квасницкий. – Закусочки подаст? Я голодный!

– Что ты, – погрозил пальцем Жмотов. – Она дама строгих правил. Вот познакомлю – тогда. А чтоб фривольности… ни-ни.

– Порядочная, значит?

– А то… – Жмотов достал графинчик с рюмочками. – Она у меня княжеского происхождения. А мы честь бережём!

– Да ты что!

– Грузинка. Сам Нестор Семёнович рекомендовал.

– Ба-а-а, вот и дожили! – юродствуя, выскочил из-за стола, присел в поклоне Квасницкий. – Обскакал ты меня, мил дружок.

Жмотов, не замечая, вполне торжественно поднял рюмку и благосклонно продолжил:

– Слышал небось про грузинских царей, что в Успенском захоронены?

У Квасницкого вытянулось лицо, он не знал, плакать ему или смеяться:

– Так, так, так…

– Её предки сопровождали одного, – опрокинул рюмку Жмотов и глубокомысленно призадумался. – Так с ним и их… закопали.

– Во как! – всё же расхохотался Квасницкий. – Значит, есть расчёт?

– Это чего?

– При нормальном раскладе и тебе место в саркофаге сгондобит Верунька, – прыснул тот.

– Ты не кипятись, – всерьёз нахмурился приятель. – Тебе дело, а ты…

– Вот я к тебе как раз и с делом, – погладил пальчиком голую грудь товарища Квасницкий и пригубил рюмочку. – Надел бы портки, а то прямо глаз некуда положить.

– Стесняешься?

– Разговор серьёзный ждёт.

– А у тебя другие бывают?

– Жизнь заставляет всё время клыками грызть.