Жил отважный генерал

Мисюрь кивнул.

– Ты монаха сховал?

Мисюрь вздрогнул, как от удара, поднял глаза на бандита.

– Значит, это вы его?

– Вопросы я здесь задаю.

– Значит, вы… А я его землице предал. Как Господом нашим завещано.

– И где ж ты его закопал?

– Долго идти…

– Опять?

– Чего «опять»? Действительно, долго. Но если желаете, доведу до могилки.

– Обшарил его?

– Чего?

– Что на мёртвом нашёл?

– Что я, мародёр, что ли? По мёртвому шарить человеку…

– Значится, не было при нём ничего?

– А мне откель знать?

– Не было… А может, врёшь? – Хрящ дёрнулся с ножичком к Игнашке, тот сильнее прижался к отцу.

– Крест нательный был. Так я его при покойнике и оставил.

– А нож?

– Нож я раньше из спины его вытащил. Когда тащили мы его с Донатом. Где Донат-то?

– Вот укажешь, где нож, тогда Доната своего получишь.

– Что с ним?

– С ним? А что с ним будет? Скучает твой старшенький. Где он, дорогой мой дружок? – повернулся Хрящ к Ядце. – Куда мы его поместили-то, драчливого?

– Куда надо, – буркнул Ядца, он, казалось, не слушал допроса, уселся уже с толстенным журналом к столу и внимательно листал его, изучая, рядом бугрилась внушительная кучка журналов с книжной полки. – Глянь сюда, Хрящ, здесь у нашего археолога все книжки про подземные раскопки. Интересы имеешь к ним?

Толстяк вперился в Мунехина. Тот опустил голову.

– Имеешь. А может, и про Стеллецкого что вспомнишь? Игнатия Яковлевича?

Мунехин только зыркнул злыми глазами.

– Вспомнил покойника. Ну и хорошо. – Ядца даже успокоился, умиротворённо кивнул своему приятелю. – У меня потом вопросы будут. Я пока полистаю тут журнальчики. Может, ещё что найду интересного.

– Ну, археолог? – Хрящ заёрзал на стуле. – Продолжим?

– Позволь мальцу лицо смыть. – Мунехин подтолкнул Игнашку к двери. – Вишь, в крови весь. Задел ты ему что-то. Не останавливается кровь-то.

– Обойдётся.

– Позволь. Ребёнок же. Чего ему в крови?

– Отстань.

– А истечёт? Позволь! Ребёнок же?

– Во пристал! Ядца, как?

– Да пусть его, – отмахнулся Ядца, не отрываясь от журналов.

– Иди, пацан, только смотри у меня! Вон ведро у стены.

Мальчуган встал на нетвёрдые ноги, поднял чайник с пола, двинулся в угол комнаты к ведру. И тут случилось неожиданное. Мунехин бросился на Хряща, схватив его руку с ножом, свалил вместе со стулом на пол и дико закричал сыну:

– Беги, Игнашка! Беги, сынок! Зови милицию! Спасайся!

Секунду-две подросток соображал, что ему надо делать; поняв, дёрнулся к двери, распахнул, вываливаясь в коридор, но уткнулся в ноги застывшего в проходе человека. Для того тоже, по всей видимости, это было полной неожиданностью. Он аккуратно и цепко схватил беглеца за шиворот, поднял вверх для всеобщего обозрения и, оглядев со всех сторон, втащил обратно в комнату, плотно закрыв за собой дверь.

– Что за дела? – только и спросил он.

Хрящ и Ядца уже мутузили ногами скрючившегося в три погибели обречённого Мунехина.

– А ну-ка, стоп! – поднял руку пришедший. – Что за мордобой? Брэк!

Из-за его спины выглядывала настороженная физиономия Пашки Дубка.

Corporis faces[5 - Чувственные влечения, плотские страсти (лат.).]

– Так ты говоришь, архиерей лишь меня хочет видеть? – Как был, в том же рыбацком обличье, Игорушкин только что выслушал доклад посыльного из штаба областной милиции.

– Так точно, товарищ прокурор! – отрубил старший лейтенант.

– А ваш генерал его не устраивает?

– Не могу знать, товарищ прокурор!

– А сам что же?