История одной дуэли (сборник)

– Как нет?

– Отправил его начальник автоколонны в срочную командировку.

– Но это не метод, – засомневался я.

– Добровольно. На месяц. В другую область. – Квашнин пожал плечами. – Хватит месяца-то, Данила Павлович?

– А сам как?

– Игралиев – правая рука Каримова, – поморщился он. – Что-то затаил на тебя подполковник. Чем ты ему досадил? И я в опалу угодил. Не доверяет мне теперь начальник, замечаю, косо глядеть стал.

– В город-то его перестали звать? В Управу?

– Что-то не спешат.

– Да, порадовал ты меня, Петро, новостями… А что же новичок наш нагрёб? – я кивнул на Маткова. – Чем хвастал?

– Он Жихарева тебе нашёл. И знаешь, куда тот подался?

– Не морочь голову!.. – в расстроенных чувствах я был безутешен.

– По сведениям паспортного стола, выехал Савелий Кузьмич с разлюбезной своей женой Румиёй.

– Румия?

– Большая мастерица, хорошим магазином вертела в райцентре и жили они припеваючи, а за неделю, почти всё распродав, удрали оба за Урал.

– Вот как!

– Прищемил им кто-то хвосты. Савелий ведь тоже не абы кем значился, известный человек был в заготконторе.

– И этот, выходит, пропал?

– И этот.

Из дневника Д. П. Ковшова. Май

– Отчего бабушка умерла?

– Грибами отравилась.

– А синяки?

– Есть не хотела.

    Услышанный анекдот

От рождения мы безгрешны, если зачаты в любви. Мы просто херувимы.

Появившись этакими ангелочками, наивно полагаем, что и всё вокруг устроено так же. И только потом, наткнувшись на подлость и грязь, умнеем.

Но до этого времени ещё надо дожить! Натерпеться лишений, свалиться в скрытые ямы, раздробить ноги в капканах, истерзать тело, разбить лицо и душу. О, мудрость! Постигнув всё, начинаем выдумывать свои правила. Отгораживаемся уловками, предупреждая неприятные чувства, которые пережили сами, опираясь на опыт ошибок и набитых лбов, роем ямы сами злейшим врагам, расставляем капканы…

Замкнулся круг? Нет. Мы идём дальше своих учителей.

Если позволяет положение в обществе и завоёванное кресло, изобретаем законы, надеясь на их защиту. Но что наши законы, писанные для других! Мы уже забыли, как сами разбивали лица, считая их подлыми. Нам не вспомнить прошлого, не заглянуть в себя. Не понять тех, кто теперь, проклиная нас, пытается пробраться сквозь выстроенные нами заграждения, расставленные ловушки и лабиринты…

* * *

Илья объявился сам, примчавшись к обеду и влетев в кабинет разгорячённый, пыльный, в распахнутой «ленинградке» и с взлохмаченной, как обычно, шевелюрой. Глаза его сверкали ярче очков на носу. Весь он являл сгусток нерастраченных сил и положительных эмоций, на лице беспечность, свойственная влюблённым: мои наблюдения основывались и на доверительном телефонном звонке Моисея Моисеевича, что «внук, кажется, женится на прекрасной Женечке».

– Затянулся твой вояж, – позавидовал я, обнимая приятеля. – В каких конторах найти таких добрых дядьков, отпускающих подчинённых на месяцы?

– Накопил, – плюхнулся на стул Дынин. – Сам знаешь, сколько не отдыхал, а Владимир Константинович наградил подвернувшейся стажировкой у московских коллег.

– Потом Париж, Канары… научный диспут?

– Последние достижения наук изучал, – заважничал Илья. – Теперь перетрясём судебную медицину. Знаешь, какие перспективы и возможности открываются?

– Утрёшь старика Хоттабыча?

– Без проблем. Полгода нож на дне пролежит, а я отпечатки пальцев выдам.

– Вот так поднесёшь к носу?..

– И тебе на стол.

– Ты уж тогда и фамилию сразу не забудь.

– Постараюсь.

– Когда свадьба-то?

– Осенью.

– Вот те на! Полгода нам мучиться и дожидаться…

– Ничего, гуляки, потерпите.

Да, изменился мой приятель. От его угловатости, скованности и замкнутости не осталось и следа. Вот что творит с человеком любовь! Бесшабашная удаль и молодецкий задор так и рвались из его пышущей груди.

– Слушай, дружище, – вернул я его к нашим земным заботам, – ситуацию мудрёную разрешаю. Не поможешь, раз уж тебя в столице подучили?

– Отчего же, просвещу.

– Дело серьёзное, – согнал я улыбку с его губ. – Посмотри содержание вот этого «отказника». Мне бы хотелось, чтоб ты обратил внимание на медицинское заключение, хотя представляют интерес и бумаги оперативников.

И я вручил ему проверочный материал о смерти сторожа Дробкина.