– Да, я очень виноват перед ними, да я недодаю в материальном мире, но очень надеюсь – их внутренних обогащаю.
– Женщина хочет ребёнка, а вы им абстракцию.
– Не убивайте меня, я и так страдаю.
– Так смените ориентацию и станьте человеком.
– Опустошить фронт художников и пополнить армию материалистов, а ведь корабль и так кренится, вот-вот перевернется
– Ну знаете, он уже столько и все никак, а жить надо.
– Как жить?
– Как все живут.
Вы знаете, что только через окаменение можно прийти к возрождению или воскрешению, и то, что сейчас переживает наш герой это соляная глыба, ослепление, отчуждение, дикое одиночество, это важный и необходимый шаг «узкого горлышка…»»
– Вы хотите сказать, что «„дырка“», как идея нашего кино, тождественная этому явлению?
– Да, я считаю удачной находкой с вашей стороны и желаю продолжения, сам очень жажду увидеть к чему вы придёте.
– Хорошо, спасибо. Вперёд.
В февральское утро был дождь. Толи мокрота в воздухе от окна, толи эти, как всегда печальные капли на стекле с их поэзией уныния, и Юшечкин, любивший классическую культуру и ее бактерии, не мог отказать в себе удовольствии слияния и наполнения «духовной пищей», которой видимо питалась его очаровательная душа. Почему очаровательная? Потому как он всегда искал возможность быть чем-то или кем-то очарованным. По-другому ему было скучно жить. И невозможно, по определению – как ребёнка, которому сказали только так и никак иначе, иначе лишишься сладкого. Сладким, конечно, он считал райское бессмертие при пустом холодильнике, который он распахнул в надежде что ««большой дядя» что ни будь туда кинет, пока он спал и видел, как становится великим из великих в истории поэтики.
– Зачем вы мне суете поднос такого героя?
– А вы себя разве не узнаете?
– И что? если даже и так? мнение – я сам, образец – кем могу стать.
– А кем вы хотите?
– Вот вы и придумайте.
Разговор по телефону.
– Мне кажется у меня уже ничего не будет.
– Что не будет? у тебя все есть – твоя музыка, вдохновение, твои песни преображают людей, вот твой хлеб души, вот источник твоего вдохновения и жизненных сил. Не смотри на других, их путь успеха и триумфа иллюзорен, этим они заменяют ту пустоту, которую у тебя наполнена душой, и нет ничего другого, есть только это и только эта ценность.
– Это серьезные слова, подумаю.
Песня из радиоприемника.
««Больше не терзаюсь,
Я сделал выбор,
Это ты…»»
– Вы знаете, мне кажется, что у меня нет собственного Я, я постоянно отзеркаливаю кого-то и чью-то жизнь, и мне постоянно нужно это делать, иначе пустота разрывает меня на куски.
– Быть может в этом ваш дар, вы артист, который как зеркало отражает действительность.
– Да, может… но где же я сам?
– Быть может в каждом, кого отражаете, ведь если отражаете, то и в вас это есть, просто другой раскрывает вашу одну из личностей, и ты знаешь, твоя душа – это струна, и, если на ней не играть, она перестаёт звучать.
Оля.
– Все жду. Я всю жизнь чего-то жду. Вся моя жизнь – это ожидание.
«„Согласен, это очень детективная история.“»
– Что ты смеешься? я страдаю, а ты смеёшься.
– Ну что ты, как я могу!
– Вот опять, ты презираешь меня за то, что я люблю тебя всей душой, как только я становлюсь с тобой предельно нежной и откровенной, открытой всем чем есть, ты сразу пользуешься этим и предъявляешь свое превосходство и унижаешь меня этим.
– Ну что ты, милая! Как я могу!
– Вот даже этими словами, и то, как ты смотришь, твоя ухмылка, это все веселенькое и убийственное, особенно сейчас, когда мы все у такой дырки.
– Это дыра.
– Все говорят «„дырки“» и не сморят, то же мне единственный умник на деревне, «„дырка“» значит «„дырка“» и никакая не дыра тебе. Все точка.
– Точно это точка.
Лектор.
Вы неоднократно спрашивали меня, что такое юмор и в чем его природа. Да, действительно это единственный жанр, который по-прежнему не удается понять его суть и как он возникает, классическое определение – он просто есть и все тут. Я могу предположить со своей стороны вот такую версию для вашего практического рассмотрения. На примере вышеизложенной ситуации мы попытаемся залезть в голову мужчины, который насмехается над милой девушкой, которая печалится, и почему его горькая гримаса в начале, сменяется на беззаботную улыбку. Если всмотреться с каким напряжением он ищет решение: «„Ну вот опять… опять и опять, ничего не меняться, я перепробовал все методы, она по-прежнему такая же, такие же безотчетные вспышки гнева, которые она не понимает и во всем винит окружающих и я в ее глазах, потому как она сама боится себя и боится признаться, что в ней есть это, ей по-прежнему хочется думать, что она прекрасная процесса и гнев ее на меня, конечно от того, что я уже не вижу в ней этого и потому так безумна, но я почему то ее все равно люблю, что это и почему. Может мне нравиться эта взрывчатость или мне нужна эта взрывчатость, но почему я тогда так печалюсь от этого, я думал мне нужна тишина – я пробовал и чуть не умер в ней с другой, значит мне с этим жить и радоваться, то есть я теперь буду всегда смотреть на это и радоваться“» – и теперь мы видим: раздвигается его гримаса отчаяния в улыбку, смена такого настроения являет под собой пик напряжение боли, который в критической точке переплавляется в иную эмоцию с полной ее противоположностью, то есть смена состояния определена предельным высвобождением от нее.
– А можем ли мы это связать с адаптацией нашего героя, что от безвыходности он ищет миролюбивое существование?
– И это конечно, осмысление его конечности способствовало к изменению, иначе бы он просто выплеснул это в виде безотчетной ярости и все бы закончилось плачевно.
– То есть все-таки сознание определяет вектор направления эмоции?
– Я бы сказал культура сознания, а вот это тема нашего следующего свидания, и я попрошу всех к этому подготовится.
– Но ведь дыра увеличивается?
– Ну и что? Она и раньше это делала и еще будет делать, а нам с вами семестр сдавать, ваши «неуды» – мои головные боли, они не нужны ни вам ни мне. До встречи.
– Вы знаете доктор, мне кажется, мой дар бесполезен, я только ввожу людей в состояние ярости и агрессии.