Очерки кавалерийской жизни

Последствием такого неожиданного казуса была новая дуэль – и адъютант отвел корнета Буянова на полковую гауптвахту. Предупредить пистолетную расправу не было никакой возможности: все происшествие случилось слишком явно и получило большую огласку.

Через три месяца Буянов снова надел солдатскую сермягу. Его упрятали в один из драгунских полков.

И снова пошло у него то же педантическое отправление своих обязанностей: чистка и уборка коня и сбруи, спанье на конюшне, вставание раньше петухов, дежурство по целым суткам на линейке, несмотря ни на жестокую стужу, ни на осеннюю слякоть и сырость, ни на июльский удушающий зной. Целые три года Буянов примерно нес солдатскую службу с одною мыслью, что, как только произведут его в прапорщики, так тотчас он подаст перевод в N-ский уланский полк. «Я не от мира сего, драгунского, – писал он к старым товарищам, – я здесь только временный гость. В драгунах остается одно мое бренное тело, но дух мой с вами».

Наконец-то, на четвертом году службы, его опять произвели в офицеры – и опять подал он перевод в N-ский уланский полк.

Тут бы, казалось, теперь-то и служить Буянову, наученному двукратным опытом, во что обходится щекотливость к чести полка, но к числу наиболее выдающихся буяновских качеств относится полная неисправимость как в недостатках, так и в достоинствах. Буянов, например, был великодушен – и потому его надувал всякий, кто только хотел. Он не умел отказывать просящему.

– Буянов, у тебя есть деньги? – бывало, спросит его кто-нибудь из товарищей.

– Есть. А что?

– Да так… Сколько у тебя денег?

– Да не особенно тово… десятка два рублишек найдется.

– И тебе они нужны?

– Немножко нужны.

– Да зачем тебе деньги? Это вовсе нейдет к тебе! Ей-богу! Деньги тебе не к лицу.

– Нельзя, брат, и без оных: чаю-сахару закупить да билетов взять на месяц у кухмистера – вот и все.

– А я у тебя хотел было денег взять.

– Что ж, бери, с удовольствием! Сколько тебе?

– Да надо шестьдесят.

– Ну, шестьдесят нету. Возьми двадцать.

– А сам-то с чем останешься? Ведь это последние?

– Ничего, как-нибудь выкрутимся!.. Бог не выдаст, свинья не съест. А тебе непременно шестьдесят нужно? Не менее?

– Никак не менее.

– Гм!.. Ну, постой, сейчас поправим дело. Эй, Огнев! Позови сюда закладчика Шмура. Живее!

И денщик Огнев бежит за Шмуром.

– Что ты хочешь делать, Буянов?

– Часы заложить… да вот пальто липшее, пожалуй.

– Это для чего же?

– Да ведь тебе деньги нужны?

– Ха, ха, ха!.. Я пошутил только… хотел удостовериться, всегда ли твой карман играет роль всеобщей кассы; а мне, в сущности, не нужно.

Буянов хмурится.

– Так что же, черт возьми! Что я тебе, кукла или шут гороховый дался, чтобы ты надо мной шутки шутить вздумал! – с неудовольствием ворчит он.

– Да я по-товарищески…

– Гм… по-товарищески!.. Ты по-товарищески что-нибудь умнее выдумал бы, чем шутить-то надо мною.

– Ну, не сердись, Буянов! Я только так! Нехорошо сердиться.

– Да я не сержусь… Я ничего… Ну, что ж, выпьем, что ли?

– Можно.

– Ну и прекрасно! Вот умные-то речи и слышать приятно. Невмени, Господи, во грех младенцу твоему Аполлонию!

И опрокидывалась «рюмка примирения».

А сколько раз надували его жидки и всевозможные проходимцы и проходимки, прикидывавшиеся убогими, погорелыми, голодными, безместными, – этому он даже и счет потерял. Даст, бывало, какому-нибудь просящему пройдохе, переделится, что называется, последним рублишкой, а потом вдруг и скажет:

– А ведь, пожалуй, надул, подлец!

– И наверное, надул1 – подтвердит ему кто-нибудь из присутствующих: – У него и рожа-то такая.

– Ну, по роже не суди. Рожи всякие бывают: и косая, и прямая – обе есть хотят.

– А все-таки надул! – поддразнивают Буянова.

– Гм… Надул… А черт его знает, может, и не надул… Может, и в самом деле нужда человеку. Просит, стало быть, нужно. Ну, и конец тому делу!

А уж о том, чтобы выручить товарища, и зачастую в ущерб самому себе, нечего и говорить. С ним по поводу разных выручек разные курьезы случались, в числе которых, между прочим, происшествия с лядункой и с пожарной кишкой.

Происшествие с лядункой состояло в том, что у одного из товарищей Буянова, с которым он сожительствовал на квартире, перед самым смотром пропала вдруг лядунка. Искали, искали, всю квартиру перешарили – нет как нет лядунки, словно в воду канула. Буянов, недолго думая, великодушно отдает ему свою собственную, а сам выезжает в строй без лядунки.

– Господин корнет, где ваша лядунка? – грозно вопрошает его производящее смотр начальство.

– Тут недалеко, по соседству, ваше превосходительство, в экстренном отпуску находится, – отвечает Буянов, ловко отдавая салют своей саблей.

– Извольте отправляться на месяц на гауптвахту!

– Слушаю, ваше превосходительство.

И Буянов высиживает свой термин на полковой гауптвахте.

Но едва успели его выпустить из-под ареста, как случилось происшествие с пожарной кишкой.