Всё пришедшее после

Тамара, которая была членом Ленинского райкома комсомола, навела справки и в результате не только поддержала вынесенное решение, но и высказалась за более строгую меру – исключение.

Артур подошел к ней, когда она вышла из метро на бульварном островке у Волхонки.

Тамара сразу набросилась на него:

– Ты кем себя считаешь? Что ты себе позволяешь? Голова у тебя есть? Тоже мне ученый-физик!

– Все хорошие ученые – позитивисты, – возразил с оттенком превосходства Артур.

Его ответ только подхлестнул ее:

– Да будь ты хоть ультрапозитивистом! Ты, олух царя небесного, знаешь, за что тебя чуть не исключили?

– За то, что предлагал заменить эксперимент моделированием на ЭВМ, – ответил озадаченный Артур.

Тамара возмутилась:

– Яп-понский бог! Что ты мелешь? За такое не исключают!

– Послушай, послушай, как ты со мной разговариваешь?!

– А как прикажешь с тобой разговаривать? Скажи, ты говорил, что ни у нас, ни у Америки нет атомного оружия, говорил?

Артур поднес руку ко лбу:

– Вот оно что!

– Вот оно что, – передразнила она, – ты дискредитировал весь советский народ, его оборонный потенциал, весь труд, вложенный в ракетно-ядерный щит родины.

– Про ракеты я ничего такого не говорил.

– Как ты вообще до этого додумался? Все знают, что ядерное оружие есть, а он, видите ли, не согласен со всеми.

– Есть такая дисциплина, – начал Артур, – называется «математическая физика», еще есть аналитическая теория дифференциальных уравнений, еще…

Тамара не дала ему договорить:

– Да я не про то! Что ты свои долбаные формулы мне в нос суешь? Как ты додумался высказать сомнение в великой силе нашей армии и флота, нашей науки и техники? Может, кто надоумил?

Артур искоса взглянул на нее, осуждающе покачал головой:

– Против формул не попрешь, – объяснил он. – Пока не научатся делать маленькие атомные реакторы…

– Знаешь, кто ты?! Ты – классовый враг!

– Что ты болтаешь?! – не вытерпел Артур. – Вы совсем там рехнулись! Классовый враг! Бей своих, чтобы чужие боялись, да?

Артур взял себя в руки, сказал спокойно:

– Послушай, Томочка, вот ты – историк. Представь себе: ты точно знаешь, что такое-то историческое событие произошло при солнечном затмении. Но к тебе приходит астроном и говорит, что солнечное затмение в данной местности наблюдалось только в таком-то году. А этот год на тысячу лет позже принятой всеми даты. Как быть? Ничего не поделаешь, надо менять привычную для всех дату, правильно?

– Нет, не правильно! Надо присмотреться к этому самому астроному, на чью мельницу он воду льет? Ты лучше скажи, какой астроном к тебе приходил?

– Да никто ко мне не приходил. Кроме тебя, конечно.

– Не смей меня упоминать!

– Не бойся, Томочка. О том, что я с тобой был знаком, я никому не скажу.

– Вот и отлично!

– Ты уходишь?

– Ну разумеется!

– И мы не будем больше встречаться?

– Ты сам все испортил.

– Меня извиняет только то, что все это я высказал еще до знакомства с тобой.

– Можешь не извиняться.

– Ты меня разлюбила?

– А это – вопрос интимный, не твоего ума дело.

– Хочешь, я напишу признание, что ты меня переубеждала, но я тебя не послушался?

– Ты что, больной?

– Извини, я сказал глупость. Может, ты передумаешь?

– Все может быть. Ступай. И не звони мне!

– О чем ты говоришь? Я все понимаю.

Она ушла. Артур остался один. Он медленно побрел по бульвару к памятнику Гоголю. Последние лучи солнца освещали прихваченный вечерним морозцем подтаявший за день снег.

Когда Артур пришел домой, ему еще досталось и от матери. Марину мало интересовали научные аспекты его бед, она поняла, что теперь аспирантуры не видать как собственных ушей, и сильно расстроилась. Он только вздыхал, с аппетитом поглощая ужин. В сердцах Марина позвонила Косте (Костя, к несчастью, оказался дома), обозвала его чернокнижником и высказала все, что она думает о несостоявшихся ученых, физиках, лириках, политиках и общественных организациях.

– Логарифмы проклятые! – заключила она и повесила трубку.

Озадаченный Костя отошел от телефона. На завтра у него были планы заехать в библиотеку, посмотреть материалы об открывшемся центре исследований современной истории на улице Кондотти в Риме. Но он пообещал Марине обязательно заглянуть к ним.

Артур, как ни странно, быстро уснул. Ему приснилась жаркая горная Гасконь, которую он никогда не видел, но представлял похожей на Грузию.

«Апрельским утром в дорогу собирался юный гасконец. У коновязи понуро стоял оседланный пожилой конь выцветшей от времени буланой масти. Он не был привязан и мирно пощипывал траву у себя под ногами. Юноша, одетый в дорогу, вошел в дом, заросший плющом.