Лилии и Маяки

Эх, что за жизнь началась у Вирджинии! Вокруг нее всегда вились красивые свободные мужчины, некоторые из которых были отпрысками состоятельных родителей. От подруг не было отбоя. Все хотели гостить у нее и принимать участие в творческих вакханалиях. Пить, есть и изменять действительность за ее счет. Но ей нравилась свобода выбора и жизнь в двадцать лет она воспринимала сугубо как эксперимент: пробовала все, что судьба подкидывала ей и подвергала лабораторным исследованиям самоучки. Размах ее изысканий и крепнущая слава у хиппи, среди которых встречались дети из соседних усадеб родного пригорода, донеслись за многие тысячи километров. И, когда слухи показались чудовищными, ее отец без промедления шантажом отозвал дочь с побережья свободы в скованный благочестием жителей туманный Альбион на детальный разбор будущего положения.

Она только-только вернулась из Индии. Ей было двадцать. Волосы ее золотились и не слушались парикмахеров. Вся она полыхала оранжевым загаром и источала бунт! Она была вынуждена благосклонно принимать приглашения с последующими ухаживаниями. И, разумеется, в сопровождении отца.

Знакомство с Мартином Эдвардсом состоялось в один из максимально скучнейших традиционных вечеров с чаепитием и игрой в бридж в доме его родителей. Было много гостей, мужчин и женщин. Меланхоличные плюшки с синюшным творогом и обреченно скисающее на глазах молоко буквально вытолкнули неприлично загорелую и деятельную Вирджинию в курительную, где можно было смахнуть маску притворства и приспособленчества, перевести дух и курнуть да запить глупость положения хересом.

Мартин, сидящий спиной ко входу в ушастом кресле с медицинским вестником в руках, затаил дыхание в момент, когда вихрь Вирджиния ворвался в помещение. Девица с грохотом закрыла за собой тяжелую добротную дверь, чиркнула спичкой и с упоением затянулась турецким табаком.

– Ну и скукотища! Эти мумии хотят меня завербовать в свою поганую секту! Ну уж нет! Этому не бывать! От них веет нафталином за ярд!

Дым и наэлектризованность девушки разрубали тишину и привычное спокойствие, предсказуемость и понятную Мартину статусную рутину каждого дня. Он выглянул и уверенно официально поприветствовал девушку, как воспитанный хозяин. Но он сам не успел представиться.

А Вирджиния, неверно трактовавшая нахождение и роль Мартина в курительной, плеснула и ему хереса, прикурила сигарету и воткнула ее в зажатые от робости мужские пальцы.

– Я – Вирджиния! Хелло! Предлагаю напиться и повеселиться! Отпразднуем уходящую молодость и споем гимн заскорузлой неповоротливой Британии с ее допотопными ценностями супружества! – она торопилась утопить разочарование обществом и до сих пор царившими архаичными приоритетами.

Они выпили янтарного хересу.

А потом еще.

И еще.

И много курили турецкий крепкий табак, пока Вирджиния агитировала за новую роль женщины в социуме.

А потом она его поцеловала. Он не сопротивлялся. И увеличили громкость радиоприемника. На всякий случай.

9

Спустя месяц Вирджинию снисходительно приняли в свой дом старшие Эдвардсы. Им ничего не оставалось, как безропотно благословить сына на брак с «дочерью цветов» в типичном английском поместье у реки Вей. Доктору тогда стукнуло уже сорок лет. В этом возрасте считалось уместным быть женатым и начинать полнеть на рыбных кеджери да домашних пудингах в ожидании наследника.

Вирджинии было двадцать, и она приняла предложение востребованного доктора медицины. Она все еще изобиловала творческими идеями, практическими попытками, мажорными пробами и с трудом контролировала свою страстную натуру.

Мартин и Вирджиния венчались по принятому обычаю. Платье поражало изысканностью и дороговизной. Корсаж прочно удерживал ее порывы от безрассудства. Равно как и разгоревшееся чувство любви к надежному и податливому доктору, старающемуся угодить удивительно живой и вдохновляющей жене. Его доброта и понимание не могли не найти отклика в сердце английской розы, он потакал ее начинаниям и снисходительно принимал предложения к проведению воскресного досуга, грядущим планам на медовый месяц и переоборудованию дома. Оба, конечно же, влюблялись, не замечая за снегопадами и треском камина всей глубины этой зрелой любви с привкусом карри и хереса.

Вскоре после судьбоносной встречи в доме Эдвардсов и последовавшим венчанием, Вирджиния получила известие о том, что надлежит прибыть в городок Парнем в штате Гоа и уладить некоторые финансовые задолженности с ожидающим ее или ее доверенного лица полковником Николасом Ф. Хэмсвордом. Он приплыл вдовцом из Польской Народной Республики на громадном лайнере в Бомбей для вступления в наследство, оставшееся от его скоропостижно скончавшейся жены от пневмонии. В штате Махараштра остался кусок земли с домом, у Реди-Форта, в полузаброшенной деревушке, в паре десятков километров от известной Вирджинии местности.

Этот год изменил судьбу полковника коренным образом. Он торопился уладить формальности на родине супруги и вернуться к своему малолетнему сыну Феликсу, оставленному на попечение дородной польки с сердобольными глазами. До Великобритании семью он не довез, осели в северной Польше, где предложил неплохую службу с постоянным жалованием его армейский друг.

Чета Эдвардсов, Мартин и Вирдж, отметили рождественские и новогодние праздники. Мартин отпустил свою жену без тени ревности и опасения. Он доверял ей и ее решениям. Предложив свою компанию, получил вежливый отказ и заверение в быстрейшем урегулировании ситуации. В Индии начинался туристический сезон, иностранцы летели в жаркую страну, как пчелы на мед. Воздушное сообщение было регулярным, телефонная связь налажена, политическая обстановка более-менее предсказуемая. Начинался 1972 год.

В ночь перед полетом Мартин разжег камин, проверил наличие шампанского «Вдова Клико» (теперь этот напиток получил постоянную прописку в холодильнике их дома, но все же он перепроверил). Накануне заказал в лавке у Барни свежую марокканскую клубнику за безумные деньги, по пути из клиники заскочил за изысканно упакованной коробочкой и в кондитерскую к Фей за домашними взбитыми сливками, которые приобретали популярность в последнее время. В довершение к располагающей декорации для наступающего романтического вечера прощания принес свежесрезанные лилии с липкими капельками на тычинках и с розовыми деликатными прожилками в белых лепестках.

Он пригласил свою дорогую супругу в подготовленную и протопленную комнату.

– Ты умеешь удивлять! – восторженно сказала ему Вирджиния и подарила ему незабываемую ночь, полную искренних поцелуев и изысканных ласк.

Шкура медведя у потрескивающего камина, сплетенные руки и ноги любящих ненасытных супругов, золотая кайма фужеров и жемчужный пояс на загорелой талии жены гармонично убаюкали бдительность аристократичного доктора.

Утром Вирджиния улетела с одной сумкой и забронированным обратным рейсом. Вернулась через неделю.

10

Наступил ноябрь.

Вскоре после рождения сына Оливера она закончила свое обучение на мастера по джйотиш, традиционной индийской ведической астрологии. Вирджиния Эдвардс была женщиной разноплановой, больших артистических талантов, изучала эзотерику и искусство. Европейские философские учения увлекали ее ум во время длительных прогулок по аллеям вдоль реки с малышом, мирно спящим в современной дорогостоящей коляске Silver Cross Balmoral.

Мистика, символизм, интуиция и индийские воспоминания юности были ее путеводными звездами и духовно поддерживающими цветными пятнами в серости английского стиля супружеской добропорядочности и ухоженного английского унылого сада в приличных пастельных полутонах.

Олли рос красивым мальчиком с множеством способностей. Особенно увлекали его дальние страны, картография и фотография, ботаника и биология, он любил читать приключенческие книги и иллюстрированные журналы о путешествиях. В надлежащем возрасте он поступил в университет на журналиста. И очень быстро приобретал популярность среди людей. Ему это было на руку, так как готовить репортажи намного легче, если налажен контакт с фигурантом. Как правило, после долгих встреч и обсуждений подробностей истории он становился добрым приятелем с героем материала.

И стар, и млад бурно приветствовали в какой бы точке мира Олли не работал, люди его любили. Он с легкостью располагал своей врожденной искренностью и добродушием. Каждому уделит внимание, найдет сердечное слово и поднимет стаканчик, а то и проведет вечер за семейным ужином. В нем жила уникальная харизма, согревавшая всех вокруг. Привлекательный внешне, рослый, яркий, с правильными чертами лица, с блокнотом и фотокамерой, с налетом небрежности и готовностью проявить моментальное участие к перипетиям коллег, новых знакомых, однокашников и бывших возлюбленных. Он жил легко, с аппетитом, быстро снимался с не успевшего стать постоянным места, не держался за легкие возможности осесть в солидном офисе и занять высокую должность. Он был вечным искателем.

В довольно молодом возрасте Олли испытал восторг настоящей взаимной любви с девушкой, прекрасной своим внутренним качествами и необычайно красивой внешне. Сначала были романтичные встречи и ухаживания, знаки внимания, комплименты и воскресные бранчи с шампанским. Отношения переросли в серьезные и определенно были прочными. Стал задумываться о женитьбе. Оливер рассуждал о том, чтобы остепениться от череды долгих командировок и начать новый этап – наслаждение семейной жизнью с самой великолепной женщиной, которая выбрала из многих достойных именно его. Оливера Эдвардса, высокого статного мужчину двадцати девяти лет, любящего и преданного, с доходным контрактом с одним из самых авторитетных изданий в мире в области географии, собственной недвижимостью и верой в счастливое завтра.

Внезапная весть о неизлечимой болезни его девушки перевернула все мечтания, планы рухнули как будто с небоскреба в Нью-Йорке. Оливер перевел в фоновый режим, а позже и вовсе забросил, все свои профессиональные проекты и рабочие поездки, уделял внимание только невесте. Его распорядок превратился в длинный список номеров кабинетов, фамилий и регалий медицинских специалистов, предписаний и назначений. Он стойко сносил удар судьбы. Поддерживал хрупкую надежду в ней, себя убеждал в непременно благополучном исходе и чуде, которое произойдет, если оба будут сильно желать и прилагать максимальные усилия. А именно выполнять все процедуры, сдавать регулярно анализы и корректировать прописываемые медикаменты. В какое-то время он подключил все свои многочисленные связи по всему земному шару. Из всех уголков неслись посылки с травяными сборами, цыганскими амулетами, освещенными шаманом сушеными жабьими лапками, прибывали пробирки со свежайшей росой африканского юга и много других диковинок, вселяющих каплю надежды.

Ничего не помогло. Она скончалась без агонии.

А он потерял себя, свое самообладание, свои проекты, свои цели. Он долго лежал на диване в своей запущенной квартире, много пил, мало ел, не выходил в свет и потихоньку превращался в матерого мизантропа. Оливер стал тенью себя. Часами он мог лежать в остывшей воде в ванне, разглядывая распухшие пальцы, которые должны были обнимать жену. Часами он рассеянно смотрел в окно на обреченных людей, спешащих и суетящихся ради своих пустых идеалов. Телевизор и книги загораживали поглощающее его горе, а виски глушил мучительные боли от открытого перелома сердца.

Через смену пор года он побрился. Собрался с мыслями. Подкачал пресс и бицепсы. Заковал сердечную мышцу в цельнометаллическую броню, глубоко заморозил и обвил толстыми цепями. Перестал строить планы и пить. Постарел и надвинул кепку цинизма на отросшие темные пряди, скрыв свои глаза. Глаза. Глаза его больше не могли улыбаться, как раньше.

Работа заменила ему все. Оливер поддерживал контакты с родителями, приятелями, соседями. Охотно улетал на север, юг, запад или восток. Писать о редкой гусенице, фотографировать северного белого носорога, брать интервью у зулусского вождя или протоколировать раскопки древней цивилизации. Так и проводил он свои молодые годы, и был уверен, что любить он умеет, но страдать больше не хочет.

11

Пляж Вагатор, названный в честь одноименной живописной деревни, утопал в волнующихся на ветру высоких изящных пальмах, живописной растительности с бутонами и плодами. Скалистые ферраллитные холмы заботливо окаймляли это место от нашествия пакетных туристов и придавали удивительную непохожесть на другие песчаные полосы Северного Гоа. Вагатор разделяют выдающиеся из песка скалы на колоритный для съемок, но непригодный для купания пляж в форме полумесяца под названием Большой Вагатор, с привычными барами, шезлонгами, коровами и лавочками Средний Вагатор и чудесный Малый Вагатор, примечательный тем, что там находится вырезанная из камня прямо в скале скульптура Лицо Шивы. Во время приливов Шива прячет свой лик от любопытных глаз зевак, а с отливом обозревает свои владения и снисходительно подпускает к себе путников. Морское дно на этом кусочке пляжа не самое приветливое для беспечного купания, но особая атмосфера с очаровательной природной картинкой и богатством нюансов синевы моря и неба может оставить равнодушным только слепцов и вусмерть обкуренных наркоманов.

За этими вдохновляющими пейзажами, совершенно особенными философами-коровами, камнями-свидетелями сотворения истории и особой изоляцией с шлейфом безобидных безумств хиппи 70-ых годов примчались Кэт и Хэм.

Припарковали мотоцикл на песке. Разоблачились от пыльных бандан, закрывающих большую часть лица, сняли и протерли замутненные солнцезащитные очки. Огляделись.

Кэт не узнавала это место! Такое любимое и ни на что другое не похожее. Недалеко рыпел экскаватор, разрывая прочно возвышающийся берег, скрепленный корнями могучих пальм и травянистых кустарников. Огромные камни, высвобождаемые из завалов, темноволосые сухопарые индийские мужчины грузили в плоские широкие тазы на головы коренастых женщин. Ровным ручейком они с грузом на головах двигались, как конвейерная лента в сари, по направлению к грузовой машине с кузовом. Механизм не смолкал, все двигалось, газовало, перебирало кряжистыми ногами, потело и издавало атакующие звуки. Возводили большой фешенебельный отель.

Кэт не выдержала и грустно вымолвила: «Мы являемся свидетелями медленного умирания Вагатора. Дальше и все остальные светлые места и пляжи заполнятся уродствами современной цивилизации. Стройка и инфекция глобализма уничтожит свет и радость моего Гоа…»

Слезы выступили на ее глаза. Хэм обнял своими горячими ручищами Кэтти, находясь сам в глубоком, хоть и в предвиденном, ошеломлении.

– Да, нашего Вагатора больше не будет. Зато счастливые индийцы теперь смогут топтать ненавистный им белый песок и купаться в джинсах по высшему разряду и с первоклассным сервисом.

Оба, совершенно огорченные печальной картиной строительства, не сговариваясь и не размыкая рук, прогулялись к Малому Вагатору, к Лицу Шивы. Сделали обязательные и, наверное, последние снимки на телефоны. Полюбовались с уже засевшей острой ностальгией на тот мутный кусок бухты, где вся мировая синева расслаивалась и раскрывала всевозможные немыслимые нюансы от серого в синее через голубое и бирюзовое, эпизодически в фиолетовое, дождливое, ветреное, бушующее и необыкновенное!

Этот Вагатор останется для них порталом в первооткрытие влюбленности и прикосновение к окостенелым сердчишкам. Эти пошарпанные топчаны навсегда сохранят клетчатую память об их интимности и соприкосновении замерзающих спин и животов после опасного и прекрасного купания под ливнем в молочно-нефритовой мегаломании.

Их Вагатор кончился. Им даже не захотелось тут оставаться. Загорать и купаться через боль утраты, которую они похоронили быстро и одновременно, замерев в объятиях, каждый со своими мятущимися мыслями и чувствами прощания. Растягивать этот кошмар не хотелось. Есть и пить не хотелось. Они медленно, чтобы навсегда запечатлеть в памяти остатки красоты, и расстроенно, потому что неизбежно все сгинет в надвигающемся прогрессе, побрели через безмолвно кричащие о помощи камни Среднего и Большого Вагатора к арендованному мотоциклу.

12

По пути с Вагатора в форт Чапора, до которого было лишь пару километров по раскаленной трассе, они завернули в баньяновые заросли сделать несколько снимков на память и остыть в тени.

Два царственных баньяна, окутанных паутинами и придорожной пылью, обеспечили красивый вид для фотокарточек. Кэтти немного попозировала Хэму в несложных стоячих асанах. Потом они покачались на воздушных сухих корнях, как маленькие игривые обезьянки. Сделали несколько крупных планов в переплетениях ветвей и шелестящей высушенной листвы. Эти простые туристические развлечения отвлекли их от недавней печальной встречи с любимым местом. Спрятав фотокамеру в рюкзак, немного расправив смятые одежды и вытряхнув мелкие камешки из обуви, не сговариваясь, присели на старинный заброшенный колодец из поросшего бурым мхом камня. Ручка подъемника и цепь превратились в сильно заржавевший дрязг. Однако вся эта обстановка заброшенности и одинокие деревья, пристанища мелкой ночной живности, способствовали тому, чтобы два немного сбитых с толку и утерявших оптимизм путника перевели дух.

Хэм раскурил один нирдош, крепко прижал к себе свою Кэт. И они погрузились в вялые размышления о глобализации, эволюции человека, наступающей оптимизации, деградации, цивилизации, самоидентичности и прочей ерунде…

– Дай попробовать? – попросила она, указывая на нирдош.

– Ну держи! – развеселился Хэм, протягивая кривенький коричневый самокруток с дымящимся кончиком.

Кэт затянулась и скривилась.

– Ну что за гадость ты куришь? Неужели тебе нравится?

– Дорогая, процесс курения – сакральный. Есть в нем что-то такое… Не знаю, как тебе объяснить и передать эти ощущения. Помогает мне приостановиться, переключиться, передохнуть. Ну да бог с этим. Если ты волнуешься за мое здоровье, то, во-первых, мне ужасно приятно, и я благодарю тебя за заботу. Продолжай беспокоиться обо мне. Так я буду уверен без лишних вопросов, что ты все еще меня любишь. Во-вторых, нирдош – это натуральная природная альтернатива табаку. Уникальные сигареты без содержания никотина и не вызывающие привыкания. Это не биди, так называемые сигареты для бедных индийцев, которые, к слову, вызывают зависимость и по некоторым исследованиям или мифическим исследованиям повышают развитие тех самых необратимых заболеваний. Да, на вкус они не очень, но их букет поразителен! Ты только вдумайся! Туласи, гвоздика, корица, куркума и другие местные травы! Это аюрведический антистресс! Нирдош повышает иммунитет и способствует пищеварению. Лекция окончена, все студенты могут быть свободны. Кроме вас, мисс Кэтти. Вам просили передать.

И после этих слов Хэм по-голливудски поцеловал «студентку». И они потопали к Энфилду, припаркованному у края дороги.

Пока застегивали шлемы и усаживались, мимо проплыл автомобиль с полицейскими. Они смотрели прямыми подозрительными взглядами. И становилось слегка не по себе, даже в условиях полной законопослушности.

Кэтти отлично запомнила методы, которые практикуют эти коррумпированные стражи порядка. В прошлой поездке они с Хэмом задумали вылазку в столицу штата. Расстояние было недалеким, многие европейцы гоняли в Панаджи полюбоваться архитектурой португальского периода, принять контрастный душ из смены пляжного расслабленного стиля жизни на городскую суматоху и поесть мороженого.

На мосту их затормозили крепкие ребята в грязно-белой униформе, широко улыбаясь. Потом на гоанском английском упорно и бегло рассказывали о нарушении, мол, нужно надеть шлемы и тогда дорога открыта. И просто полиция так заботится о гостях страны. А в это время проносились добитые мотобайки с налепленными индийцами по трое и больше, без шлемов, без соблюдения скоростного режима и без страха.

Как-то неуловимо перешли к проверке документов на транспортное средство. И к отсутствию шлемов добавился арендованный байк, которому по правилам запрещено покидать побережье. А потом потребовали водительские права или их ксерокопию. Хэм и Кэт упустили из виду такую вероятность, начитавшись заранее, что на побережье полная свобода передвижения и к европейцам относятся с пиететом, радостно салютуя полной вседозволенностью.

Кэт очень хотела попасть после осмотра основных достопримечательностей Панаджи на пляж Дона Пола, который прославился благодаря многочисленным болливудским съемкам. Это романтичное название ласкало ее слух и будоражило фантазию, отправляя в сладкие киношные танцевальные семидесятые. Много ярких эпизодов рассказал ей один импозантный мужчина, которого Кэт встретила на посольском приеме. Она выступала на этом мероприятии генеральным организатором, работающим круглые сутки на территории загородного развлекательного центра с рестораном, спа-центром, отелем и спортивными площадками.

Права остались в сейфе в бунгало. Копии не было. И тогда полицейский окончательно перевозбудился в предвкушении взятки долларами. Также широко улыбаясь, он ровным шагом подошел к байку и четким движением шоколадной опытной руки вытащил ключи из замка зажигания.

В итоге длительных торгов за сумму, которая позволяла исключительно из дружеских побуждений и личного уважения к туристам закрыть глаза на столько грубейших нарушений. Ничего не оставалось, как «внести» пожертвование на развитие детей сержанта Санджая. Десять американских долларов. И получить обратно ключи от байка.

Расставались практически душевными товарищами, тепло и продолжительно тряся руками в интернациональном потном пожатии. С наилучшими пожеланиями. И предостережениями. И советом воспользоваться его званием и именем, чтобы без эксцессов вернуться обратно.

И все же в этот раз, обменявшись взглядами, Хэм и Кэт ускорились в сборах и тронулись с места по направлению к форту по дороге с интенсивным движением.

Форт Чапора – опорный пункт португальцев, датированный 17 веком и имеющий большое оборонительное значение для отражения мусульманских вторжений в свое время. Река Чапора, в устье которой расположилась крепость из терракотового латерита, богатой железом и алюминием выветриваемой формации, дала название и укрепительному сооружению. Подъем к руинам форта щедро одаривал посетителей незабываемыми видами далеко в северогоанское пространство ласкового прибоя и обволакивающего неба. Поскольку возвышенность Чапоры по сути является центральным разделителем всего Севера и превосходным наблюдательным пунктом.

– Смотри, там Морджим! – Кэт весело указывала то в одну, то в противоположную сторону. – А там виднеется, еле-еле обозначается Анджуна! Какое нерукотворное великолепие! Какой воздушный простор и прозрачность! Ты видишь этот дребезжащий раскаленный воздух, вздымающийся от терракоты ввысь?! – восторг Кэт не прекращался, ее уносило на другой уровень восприятия реальности.

– Да, и обратите особое внимание на вырубку пальмовой рощи на Вагаторском пляже. Коровы несказанно счастливы развернувшейся застройке и уже оформляют бронирование на первой линии! – ехидно добавил Хэм. – Ну прости! Просто я… изрядно возмущен и раздосадован! Мне тяжело видеть это собственными глазами и оставаться безучастным в непосредственной близости от происходящего кощунства.