Лилии и Маяки
Хэм вышел из-за перегородки как ни в чем не бывало, умытый, посвежевший, но все-таки с утомленными слипающимися глазами.
– Я готов к дезинфекции! И скорее завтракать!
Это была больше мера предосторожности, чем бытовое пьянство. Отпуск только начался и было бы неудачей простудиться и слечь в первый же день. Они чокнулись, сказали в один голос «На здоровье!», проглотили ароматный коричневый ром и вышли в ослепляющее утро.
Пока собранный Хэм навешивал замок на засов хижины, Кэтти размашисто покачиваясь, брела по направлению к ресторану. Дорожка была устлана узкими циновками с орнаментом по краю. В кадушках росли молодые пальмы. Черный пес, с которым ее мужчина познакомился еще вчера, спохватился и завилял хвостом, потом потянулся, вытягивая морду вверх и растягивая затекший позвоночник. Хэм нагнал ее в этот момент. Они переглянулись, заулыбались и, не сговариваясь, наклонились к собаке.
– Давай назовем его Кутрапалыч? – прозвенела Кэтти. Взяла за руку Хэма и они ускорили шаг к самому выгодному столику с позиции вида на море.
Непроснувшийся окончательно медлительный официант протянул им меню и спросил, хотят ли они что-нибудь попить. Оба заказали жгучий и сладкий масала чай. И принялись изучать список блюд кухни своего скромного отеля.
Хэм, как обыкновенно, взял яичницу с беконом, сыром, томатами и перцем, с картофелем и фасолью. Его подруга захотела овсяную кашу на молоке со свежим бананом и медом.
Завтрак подали очень быстро. Он был горячий, свежий, ароматный и очень вкусный. Молодые люди быстро работали приборами, отвлекаясь на глотки чая. Они отражались в солнцезащитных стеклах очков друг друга, молчали, в паузах он гладил ее свободно лежащую на столе руку, перебирал браслеты, постукивая ими случайно. Они оба согрелись, наелись, утолили жажду. Тела их отдохнули и уже совершенно забыли приключения прошедшей ночи, выдохи полевой совы, волосы их проветрились от сигаретного смрада музыкального бара, соль кристаллизовалась на лбах, носы немного покраснели от встречи с солнцем и глаза осоловели от всей окружающей красоты и неги. Хэм расплатился, зажег свой нирдош, и оба потопали к хижине.
– Ты пока докуривай, а я схожу в туалет и обмоюсь, – предложила Кэт.
Хэм остался на воздухе, уселся в кресло. К нему подбежал Кутрапалыч, сел у ног и стал пристально и жалобно смотреть прямо в глаза.
– Нет ничего у меня, зверь. Приходи вечером.
Затянулся и выпустил целительный дымок. Задумался на минутку о том, как так, чтобы сигарета была полезной. Вспомнил информацию из статьи, которую читал накануне про сложный и древний аюрведический сбор лечебных трав, заключенный в лист эвкалипта. Еще попыхтел и обратился к собаке: «Ну что, Кутрапалыч, небось, завидуешь мне, лохматый? Не видать тебе такой девушки!» Довольный и расслабленный вошел в дом.
Вода в душе лилась с быстрым напором, струйки затекали под умывальник, а пар вырывался за перегородку. Еще мгновение и поток прекратился. Кэт, завернутая в полотенце, вышла в комнату. Чистая до скрипа, душистая, посвежевшая, с мокрыми волосами, убранными в хвостик на затылке.
Благоухание обволакивало. Приятный запах его сонной девушки, взбивающей подушки на кровати и расправляющей балдахин, поторопил его. Он схватился за зубную щетку и пасту. Быстро и тщательно вымыл пыльные волосы. Немного постоял в бездействии под расслабляющим тропическим душем. Обтерся махровым полотенцем и вышел.
На кровати спала она. Руки и ноги уже успели позолотиться на солнце, они лежали свободно и расслабленно по всей ширине кровати в очень замысловатой позе. Кэтти глубоко и медленно дышала всей грудью. Короткое ночное батистовое платье едва прикрывало ягодицы. Изгиб талии в таком положении выглядел более чем соблазнительно и придавал ее фигуре такое изящество, что хотелось созерцать, позабыв про сон. Он наклонился к оголенному участку на ее спине и, едва прикасаясь, процеловал теплыми губами дорожку от середины спины к шее и выше, месту, где начинается рост темных непослушных завитков.
Он на какое-то время углубился в свои воспоминания. Они уже не впервые отдыхали вместе на взморье. Он знал, что через пару дней на ее лице проступят веселые веснушки-непоседы, а волосы начнут завиваться и лететь во все стороны, она перестанет следить за их направлением и вместе с медным загаром приобретет или позаимствует некоторые привычки местных, будет также качать головой из стороны в сторону, обсуждая любую тему даже со своими и с ним, голос приобретет уникальный, как он называл, гоанский тембр, и она мало-помалу превратится в богиню, перерожденную из городской затхлости, непрерывного стресса и социального давления через молочный океан в излучающую свет, добро, любовь и понимание.
Сладкую паузу истомы под раскаленной крышей из листьев кокосовых пальм прервал легкий стон из уст Кэт, она перевернулась на другой бок, дав больше места на кровати тем самым Хэму. Он расположился поудобнее, обнял ее сзади и наконец закрыл глаза. Еще миг все полыхало разноцветными салютами и острыми иголочками, вспышками все слабее и реже, из отключающегося сознания ухнула сова, моргнула страшным желтым глазом и отвернулась.
Оба спали. Глубоко и долго. Он обнимал и целовал во сне ее плечи.
5
За окнами было темно и шумно. Ревели дети, что-то обсуждали женские голоса, персонал кэмпа выкрикивал быстрые распоряжения, в других домиках играла музыка из портативных колонок, падали кокосы на крышу и катились, как будто в боулинге по направляющим перекрытий, к самым лапкам ожидающих добычу голодных галок. Вечер бурлил и зажигал свои огни в поселении. Сильное благоухание индийских специй доносился из ресторана и все-таки разбудил проголодавшегося мужчину с растрепанными черными волосами с пиратским кольцом в ухе. Женщина, которая свернулась калачиком подле него, хитрыми глазами изучала мускулатуру, темные завитки, абрис губ и водила пальчиком по отросшей щетине.
– Доброе утро, мистер Хэм! – нарочито официально приветствовала она своего друга. – Я рассматривала твои трещинки, шрамики и морщинки. Знаешь, что я решила?
– Расскажешь?
– Ты – самый лучший человек на свете! Ты сильный, смелый, большой, высокий, красивый и невероятно честный мужчина! Хэм, я так рада, что ты со мной, а я здесь с тобой. Спасибо, что ты все это устроил!
Какой-то фантастический импульс подхватил ее и в момент она расцеловала его колючие щеки, прикрыв своей ладонью его глаза. Пальцы прогулялись по его лохматой могучей широкой груди, скользнули по животу. Поцелуй пришелся прямо в пупок, дальше она задула с шумом туда воздух, как бы надувая воздушный шарик. И оба расхохотались, барахтаясь в скрутках мятой постели.
Хэм пошел бриться и чистить зубы. Она еще некоторое время нежилась в скомканной до неузнаваемости простыне, поднимала ноги к потолку, вытягивая носочки как балерина, крутила грациозными ладонями и двигала плечами, танцуя символы, строила мордашки в воздух и дразнила наступающую южную ночь.
– Чем займемся? На море идти уже поздно, хочется поесть и подышать свежим воздухом.
– Кто сказал, что на море поздно?! – возбужденно и удивленно приподнял брови Хэм, выглянув из-за туалетной перегородки. – Непременно, сейчас же, тотчас же, как ты будешь готова, мы отправляемся исследовать округу, обойдем мелкие лавочки и накупим благовоний, заскочим в «Ликерный», нам нужны фрукты. Давай-давай, отрывай зад от кроватки и бегом собирайся!
Кэт поднялась и проследовала в так называемую ванную. Он достал из багажа голубую форму для льда в виде звездочек.
– И надень, пожалуйста, что-нибудь из вчерашних приобретений. А я пока налью воды для льда.
Полилась вода. Кэт прокричала недовольные междометья, так как вода в накопителе на крыше успела остыть и была довольно холодной. Кожа резко отреагировала проступившими пупырышками, но через полминуты привыкла к температуре. И все-то там за стенкой пенилось, пузырилось и текло стремительными струйками к стоку в бетонном полу под умывальником.
Хэм отворил дверь и впустил вечер на порог. Пока он размышлял, куда им пойти и предвкушал сытный ужин на пляже, пока нирдош потрескивал у него между пальцами, пока он машинально поглаживал ногой пузо Кутрапалыча, развалившегося у ножки кресла, пока слух улавливал тысячи обрывков диалогов и эпизодов звуков отдохнувших от дневного солнца жителей их хостела, вышла Кэт.
На ней была шапочка из конопли оливкового цвета, воздушная струящаяся ассимитричная блуза из шелка плотного оттенка хаки, обнажавшая одно плечо, и темно-зеленые мини-шорты. Из босоножек выглядывали очень красивые длинные пальчики с белым перламутровым покрытием на ногтях. Талию соблазнительно подчеркивал пояс винтажной кожи с грубой прострочкой, двумя карманами на кнопках, одним большим отделением для телефона и несколькими ремешками и карабинчиками. В ушах – большие металлические серьги-кольца, на лодыжке побрякивали крохотные колокольчики работы местного ювелира. Скулы ее блестели, в глазах играли чертята предвкушения и озорства, а кожа точеных стройных бедер отливала приятной ровной бронзой загара. Губы слегка тронул бесцветный блеск.
– Мы можем идти.
– Захвачу платок на случай ветра у воды, – пальцы пробежали по ее коленкам, губы поцеловали куда-то в область лопаток.
Взявшись за руки, они вышли за забор своего прибежища и кожей ощутили дуновение со стороны моря, их обдало жаром, и наступающая южная ночь приветливо приняла их в свое лоно. Песок и мелкие камушки попадали в сандалии и под резинки босоножек, встречные головные фонари европейских туристов ослепляли, пьяненький смех веселил и побуждал заговорщицки переглядываться и подмигивать. Кутрапалыч еще пару метров сопровождал влюбленных, потом увлекся интенсивным расчесыванием за ушами и отстал.
– Чего бы ты хотела?
– У меня дикий аппетит! Давай съедим акулу! И сами станем акулами! – придуривалась Кэтти, не отпуская руку Хэма.
Ее штормило любовное настроение: она то прижималась к его спине, то куталась в его руки, то обнимала за поясницу, то подстрекала призывающими толчками своего бедра о его, то висла на шее и не давала ему дышать, запечатывая рот горячими поцелуями. Вот так и шла эта парочка до самой пляжной полосы с кафешками, качаясь и слоняясь, смеясь и закусывая раскрасневшиеся губы.
– Давай посмотрим на витрину с рыбой, – предложил Хэм и направил взгляд к зазывале с прожектором. – Смотри, какие огромные крабы! А креветки!
Это было обычной процедурой. Зазывала освещал богатый разнообразный улов, аккуратно выложенный на ледяных глыбах. Зычно предлагал блюда и способы приготовления, сулил хорошие скидки и бонусные коктейли. И уже почти хватал за рубаху и вел к столику с мерцающими свечами поодаль от больших компаний, распевающих русские романсы да дымящих кальянами.
– Пойдем-пойдем! Отличное место и музыка приятная, такие хорошие креслица и уже очень хочется есть.
Официант молниеносно подал меню и затараторил на гоанском английском, предлагая детеныша акулы, запеченного целиком на углях в традиционных специях, с картофелем и овощным салатом.
– Да, мы хотели бы акулу. Такую, да, такого размера. А в салате будет лук? А чеснок? А заправка из чего?…
Кэтти изучала барное предложение, полностью доверяя выбор горячих блюд своему мужчине.
– Принесите, пожалуйста, «Индиан Прайд» с лаймом. А тебе?
– Виски со льдом.
По пляжу разливались интонации певицы Шаде, обволакивая акустической гитарой и скрипкой, набрасывая вуаль из печальных слов песни про невозможность любви:
«I was the one
I who could
Pull in all the stars above
Lay them on your feet
And I gave you my love
(Ain’t gon’ let you go)…
You’ll always know
Reason why
We could have had
The moon and the sky…»
– Не слушай ее. За нас! – ласково провозгласил Хэм и притянул и так совсем рядом сидящую Кэтти. Они обнялись.
Он был переполнен переживанием счастья, вытесняющего весь предыдущий опыт. Наслаждался и улыбался.
Глаза Кэт заблестели от навернувшихся слез. Комок в горле на долю секунды перекрыл дыхание, но она совладала с этим приступом прошлой драмы. Позволила любовному чувству прорасти из сердца в ночь.
– Я люблю тебя, Хэмми… – опустив глаза, тихо сказала она.
– Я люблю тебя сильнее, детка! – убедительно пробасил он. – До солнца и даже дальше!
Признания в сумраке ночи прервал эффектный вынос блюда. Официант нес огромный серебряный поднос с аппетитной инсталляцией! Что за красотка, зажаренная до корочки и вальяжно расправившая свои мясные бочка на подушке из волнистого картофеля фри в ярких острых специях, обрамленная бахромой тончайшей свежей капусты, в красных акцентах из свежего томата и зеленых кружках блестящих огурцов, фиолетовых колечках сочного лука! По краям подноса возвышались лаймовые лилии и мерцали свечи в плафончиках из репчатого лука. А у хищной морды акулы лежал свежий благоухающий цветок! В маленьких пиалках два вида соуса: желтый и белый.
– Спасибо! – одновременно поблагодарили они и незамедлительно начали трапезу.
– Было очень вкусно! – она вытирала руки салфеткой и запивала последний кусочек уже теплым пивом.
– Да, это мы поели так поели! Знатно! Люблю индийскую кухню с ее обилием пряностей, разнообразием карри и огромным выбором!
– Мы будем толстяками и не сможем разглядеть то, что ниже наших животов! – пошутила Кэт и дала знак официанту повторить напитки.
6
Они шли вдоль моря по песку, в руках зажимали свою обувь. Хэм все-таки накинул на ее озябшие плечи предусмотрительно захваченную с собой арафатку.
Море играло с песчаным берегом, то заманивая за собой вглубь, то нагоняя страха бурлящей волной. Красиво отражалась звездная ночь, в воде колыхались фонарики рыбацких суденышек, пахло морем, по серебристым волнам гуляли колебания далеких звуков.
Они обсуждали увиденное в ресторане, восхищались в очередной раз индийскими блюдами и методами приготовления, мечтали, что на рыбном рынке спозаранку купят что-нибудь редкое и приготовят следующим вечером на костре, они планировали свои поездки и договаривались, какие пляжи хотят посетить, на какие экскурсии поехать.
Оба были в таком благодатном настроении и расслабленном состоянии духа, что трудный разговор начать боялись или пока воздерживались. Сладкая болтовня двух заговорщиков лилась и не хотелось усложнять этот ритм. Мелодии двух голосов переплетались с морским прибоем и вибрировали биением двух разгоряченных сердец. Возбуждение подступало и уже подрагивала заслонка страсти.
Вокруг блуждали такие же опьяненные отдыхом, плещущейся водой и рассыпавшимися солеными брызгами обнимающиеся фигуры. То лучи от лобных фонарей выхватывали полоски песка и травы, то собачий лай разлетался над мерным рокотом морских барашков, то грудные пульсации заслоняли остальной мир и грозили выдернуть в параллельную реальность желания, обладания и удовлетворения.
Так и случилось!
Улучив момент, когда гуляющие разбрелись кто куда, когда ровное лунное сияние затопило весь пляж и высветило пустые шезлонги с синими матрасами, в немом танце страсти они устремились к пальмам. И снова миксер вожделения заработал на предельной скорости! Кокосы под пятками, шелковые рукава, клетчатая ткань рубашки, свежие царапины на спинах, колокольчики на ноге, свежая шишка на лбу, обжигающее дыхание прямо в ушную раковину, скользкая соленая слюна по подбородку, поглаживания и покусывания, сила давления и противостояние заломленных запястий, требование еще, продолжение и углубление обсуждения этого взаимного проникновения в воспламенившуюся плоть…
Калейдоскоп переживаний остановил смену картинок, кружение и мозаика притормозили. Бусины пота украсили их ключицы, символично окольцевав и перекрестив их судьбы. Застывшие следы пролегли по загорелым бедрам, влажные тропки на животе отражали ночь.
Не в силах расцепить объятия, они стояли на затекших ногах, прижавшись к стволу пальмы. Кутались в непослушную арафатку, терлись носами и лепетали свой экстаз.
Оделись. Обнялись. Отошли от безумия. Отправились назад. К хижине. Без слов. Обмениваясь красноречивыми пылкими взглядами, глубокими смыслами и благодарными взмахами ресниц.
Хэм расправил над кроватью марлевый балдахин, усеянный кровавыми микроточками, следами от комариных побед. Заботливо подоткнул тонкое одеяло со стороны Кэтти. Она любила засыпать под одеялом, в середине ночи раскрывалась, а в предрассветной прохладе прижималась к его сохранившему тепло телу. Он накрывал ее своей рукой сзади. Такую позу во время сна психологи называют «Ложки».
Кэт смотрела открытым долгим взглядом на этого человека-гиганта, делящего свою жизнь двойной сплошной линией между прошлым с другими женщинами и будущим с ней. Чувство любви, благодарности и восхищения расправили свои крылья и затрепетали на все бунгало. Эти крылья видела только Кэт. Маленькая большая женщина в атласных лентах из драм и ошибок.
Хэм еле сдерживал подкатывающий приступ нежности. Он не хотел торопить события и инициировать трудный разговор, спугнув любовь. Он ждал, пока все сложится само собой, гармонично и своевременно; момента, когда она начнет ему доверять, и они обсудят ситуацию, из которой он выдернул ее своей грубой клешней альфа-вершителя. Он погладил ее по щеке, она улыбнулась. Погасили свет.
Шум моря убаюкивал двух взрослых уставших людей на краю земли вдали от драматичной действительности. Глухо опадали кокосы на песок, по листьям крыш прыгали голодные галки. И только Кутрапалыч нес свою службу, заливаясь лаем на Луну.
7
Кэт проснулась в отличном расположении духа. Наконец-то она выспалась и ощущала прилив энергии, молодости, восстановившегося эмоционального фона, ровного, стабильного, без перекосов и резких разворотов до дрожи и страха. Внутри, казалось, все органы улеглись на свои положенные места, нигде ничего не кололо, не екало, не тянуло. Сдавалось также, что вся физическая оболочка смешалась с окружающей средой, сравнялась температурой, законами существования материальными и духовными. Внутренний диалог прекратился, воспитывающий ментор умолк, угрызения совести за побег от проблем больше не истязали Кэт. Она жила в моменте счастливой, уверенной, наполненной чувством радости и стремлением одаривать.
Встала с постели, аккуратно собрала к потолку балдахин, закрепила веревочки за изголовьем кровати. Хэм открыл один глаз, наморщил лоб.
– Нас ждут великие дела? – пробормотал он в подушку. – Мне нужна твоя помощь. Очень не хочется выползать из гнезда. И не можется, – и он демонстративно отвернул простынь, перевернувшись одновременно на спину.
Кэт прыснула, присвистнула и бросилась на него. Некоторое время они барахтались и бултыхались в хлопково-кожаных влажных лохмотьях, взбаламучивали наступившее утро в солнечную полоску, вычерпывая остатки любовных нектаров до изнеможения, выныривая из эротической дыхательной гимнастики тотальной шавасаной, позой трупа с обездвиженными отяжелевшими конечностями.
– Я в душ! – мелькнула ягодицами Кэтти.
Тут же полилась вода. Еле уловимое мятно-ароматное облачко просачивалось сквозь неровности стенки между комнатой и санузлом.
Хэм заправил постель измятыми намокшими скрутками, выровнял подушки. И пошлепал к Кэт в душевую.
Она кривлялась в странных энергичных танцах, с зубной щеткой в руке, с пушистой пеной на подбородке и щеках, периодически приседала и напевала модную песенку в воображаемый микрофон.
– О! Привет! – сказала она в «микрофон» и пропела: «Sunny one so true!»
И Хэм подхватил: «I love you!»
Он стал чистить зубы той же супермятной пастой. Туалетная комната благоухала приятной свежестью, напоминающей охлаждающий мятный джулеп, один из самых главных коктейлей, замешанных на бурбоне родом из южных штатов Америки.
Хэм иногда улетал в свои воспоминания, в деятельное прошлое, перебирая, как четки, громкие профессиональные достижения, репортерские свершившиеся амбиции, творческие муки не рождающейся статьи, длительные командировки, перелеты без сна, тяжелые кофры с аппаратурой, отсутствие минимального комфорта, обилие женского внимания, громкие заголовки на первых страницах специализированных журналов с авторскими удачными фотографиями гусеницы-черепа или гигантского палочника. Или жука-геркулеса. И даже гигантской мягкотелой черепахи, найденной в 2007 году и до этого считавшейся исчезнувшей! Когда был обнаружен этот вид, научное сообщество сошло с ума и закатило колоссальную вечеринку со звездами, деликатесами и шампанским, самыми привлекательными женщинами и учеными в смокингах, чувствующими себя неловко от повышенного внимания фотокамер и микрофонов.
– Хэм? Хэм?! – обратилась к нему Кэтти. – Ты согласен?
Звук ее резкого восклицания выдернул из накатившего прошлого со слепящими фотокамерами и ослепительными однодневными вертихвостками.
– Что ты спросила? Я задумался.
– Говорю, едем же в Вагатор. Там так здорово! Помнишь, там такая чарующая заброшенность, пальмовые плантации, угрожающие скалы и голова Шивы?
– Конечно, я помню ту поездку в Вагатор. Это была наша первая вылазка еще на скутере, когда мы попали под дождь. Наверное, только мы могли с тобой попасть под дождь в высокий сезон! Это было здорово! И тот разрисованный слон по пути, неожиданно вышедший из зарослей на обочине. Помнишь то великолепное небо перед очередной попыткой бури разразиться ливнем? Такого живописного буйства красок не увидеть в других местах! Голубой, бирюзовый, серый, лазоревый, вайдовый, циановый и электрик в одном воздушном нагоне! Превосходство природы во всем!
– Закругляйся и идем позавтракаем.
– Слушаюсь и повинуюсь! – разулыбался Хэм и стал энергично натягивать шорты и рубаху. Поправил кольцо в ухе и почесал свою помутневшую татуировку, раскинувшуюся через шею, плечо и до локтя левой руки.
На кресле у двери стояли упакованные рюкзак и пакет, лежали свернутые трубочками полосатые пляжные полотенца, две терракотовые банданы и ключи от Роял Энфилда.
8
Оливер Хэмсворд Эдвардс, или Олли, как звали его родные и многочисленные приятели в редакции, был сыном доктора медицинских наук в области дерматовенерологии.
Отец, Мартин Ли Эдвардс, вел востребованную частную практику в благополучном оживленном пригороде, обеспечил семье большой ухоженный особняк с обстановкой в престижном Вейбридже в двадцати пяти километрах от центрального Лондона. Выучил единственного сына Олли в университете. И выпустил во взрослую жизнь с библиотекой полезных назиданий в области финансовых операций и сохранения интимного здоровья.
Мистер Мартин располагал широким кругозором, был фундаментальным человеком, сосредоточенным на тонкостях избранной специализации, переубедить в чем-либо его было непростой затеей, чувства и эмоции он расточал неохотно и скупо. И при этих характеристиках у нее было большое доброе сердце. Время предпочитал проводить за книгами, исследованиями, созерцанием и в работе.
Однажды он влюбился. И влюбился безотчетно, безудержно, без остатка. В женщину не своего круга. Пожилые родители Мартина, приподняв брови в недоумении, его избранницу Вирджинию охарактеризовали как экзальтированную и экзотичную, свободную от предрассудков и разбалованную единственную дочь.
В начале семидесятых экстравертная Вирджиния Култхард провела несколько месяцев в индийском штате Гоа, тусуясь с хиппи со всех концов планеты. Экспериментировала с диэтиламидом лизергиновой кислоты, или ЛСД. Скрупулезно записывала динамику мыслительного процесса, подробно наговаривала на диктофон эмоциональные переживания после приема препарата, прогресс творческих порывов, фиксировала физические изменения организма и писала картины в примитивно-символическом стиле. Предавалась новым опытам без опаски и стеснения, активно знакомилась с молодыми творческими людьми, устраивала у себя на вилле литературные чтения и поэтические суаре с модными коктейлями, традиционными гоанскими закусками и комичными костюмными фотосъемками в колониальных интерьерах.
Богато обставленная вилла из четырех просторных комнат и террасы, роскошно и разнообразно меблированная, с прилегающим двориком в благоухающих цветах, обнесенная основательным высоким забором красного кирпича, принадлежала пятидесятилетнему осторожному представительному полковнику в отставке мистеру Николасу Ф. Хэмсворду. Он сдал свой дом на сезон британке, дочери сослуживца. Предварительно получил наисерьезнейшие рекомендации и заверения от ее отца и аванс как гарантию состоятельности. Она де возжелала удалиться от привычного окружения студенчества в поисках новых художественных форм с далеко идущей целью углубиться в практику живописи и изучение истории индо-арийцев.
В 1971 году в растрепанных чувствах выхода в отставку и с неясной перспективой мистер Николас покидал штат с женой из северных дравидов и годовалым сыном-метисом Феликсом. Николас передал ключи, наставления, инструкции и необходимые контакты на случай бытовых аварий молодой Вирджинии. Лаконично отсалютовал и развернулся на каблуках, пожелав успехов в дальнейших начинаниях.