Обреченные

– Иди-ка сюда, – распорядилась она, набирая на сенсорной клавиатуре идентификатора команду.

– Ты что делаешь, дорогая? – недоуменно спросил Михаил.

– Хочу проверить. Давай руку.

Анна сама приложила ладонь сына к считывающему устройству идентификатора. Текст, появившийся на экране, извещал, что личный счет обладателя номера абсолютно пуст.

– Что это значит? – еще более недоуменно пробормотал Михаил, прочитав извещение.

Вся уверенность мужа улетучилась, но выглядел он не встревоженным, а полностью растерянным, даже жалким. Анне подумалось, что тот, в ком она всегда заставляла себя видеть надежную опору, не способен ни понять, ни осознать, ни предпринять что-либо. Остро почувствовалось собственное одиночество, а осознание того, что чувство это она испытывает в кругу родных, сводило с ума.

Анна вцепилась в плечи Игоря и прижала его к себе.

– Не отдам, – отрезала она.

– Не глупи, – возразил Михаил. – Распоряжения руководства нужно выполнять.

– Что ты такое говоришь?! – возмутилась Анна. – Ты хоть понимаешь, что ждет нашего сына?!

– Мы этого не знаем. Возможно, с ним просто побеседуют.

– Я знаю, я видела список, – вырвалось у Анны.

– Что? – переспросил Михаил.

На краткое время ему удалось собраться и вернуть себе какое-то подобие уверенности. Анна видела в глазах мужа попытки хоть как-то зацепиться за ускользающий привычный уклад жизни, отыскать для себя объяснение происходящему, хоть немного похожее на рациональное. Наверное, то же самое отражалось в глазах самой Анны совсем недавно, когда она пыталась убедить себя, что все как-нибудь обойдется само собой. Она уже поняла, что не обойдется, если ничего не предпринять. Только что? На мужа не осталось никакой надежды, похоже, он еще очень далек от понимания действительности, просто не хочет осознать, что окружающий мир совсем не такой, как он привык думать, каким хочет его видеть. Вон, в глазах снова появилась растерянность.

– Я видела список на утилизацию, – повторила Анна. – В доме Генриха.

Михаил заметно побледнел. Теперь наряду с растерянностью в его глазах появился страх.

– Что ты сделала? – спросил он.

Он явно пытался сохранить спокойствие, но Анна уловила дрожь в голосе мужа.

– Я удалила список.

– Ты не должна была… – произнес Михаил, окончательно потускнев.

– Извини. Я не знала, что мне делать.

Игорь подал голос. Пока мать прижимала его спиной к себе, он стоял неподвижно. Если бы Анна могла видеть лицо сына, ее, наверное, испугало бы его спокойствие, равнодушный взгляд. Сейчас он еще менее был похож на живого человека, чем обычно.

– Нужно идти, – сказал мальчик. – Нельзя опаздывать.

Теперь растерялась Анна. Крушение всех надежд на благополучное разрешение проблемы и полная неспособность мужа хоть как-то ее поддержать ошеломили, однако не сломили решимости сопротивляться, но такое неподдельное безразличие сына к собственной судьбе стало настоящим ударом. Неужели не понимает, что его ждет? Или, что гораздо страшнее, все понимает, но не желает бороться, просто неспособен? Хуже того, даже не считает нужным сопротивляться?

– Правильно, опаздывать нельзя, – поддержал сына Михаил. – Дорогая, нам пора на работу, иначе получим штраф.

– Штраф?! – зло выкрикнула Анна. – Твой сын больше никогда не вернется домой, а тебя беспокоит штраф?!

– От того, что мы опоздаем на работу, все равно ничего не изменится, – неожиданно спокойно заявил Михаил. – Департамент вынес такое решение неспроста, значит, на то есть веские основания.

Вся былая уверенность вновь вернулась к нему, похоже, муж смог, наконец, определить свою позицию в сложившейся ситуации, самую понятную и удобную, наверняка, и самую правильную, по собственному убеждению. Он не собирается ничего решать, считает, что и не должен, те, кому положено, решили все за него, за нее, за их сына, они же должны только принять это решение, потому, что только так и должно быть, никак иначе.

– Я пойду с ним, – твердо сказала Анна. – Пусть мне скажут, в чем виноват мой сын.

– Дорогая, ты же знаешь, что тебя не пропустят, – попытался образумить ее Михаил. – Нельзя явиться на пункт правопорядка без вызова.

– Я хотя бы попробую.

– Ну, хватит, возьми себя в руки!

Михаил встряхнул жену за плечи.

– Мы ничего не сможем изменить, нужно подумать о себе.

Анна оттолкнула мужа, отпустив при этом Игоря. Михаил попытался было обнять жену, чтобы заставить успокоиться, но Анна вцепилась в рукава его куртки и еще дальше оттолкнула от себя. Михаил хоть и имел более крупное телосложение, однако злость и отчаяние придавали Анне сил.

– Да приди же ты в себя! – пытался призвать жену Михаил. – Ты всем нам делаешь только хуже!

Во время потасовки в тесной прихожей никто из них не обратил внимания, как Игорь набирает сообщение на сенсорной клавиатуре идентификатора. Когда Михаилу удалось, наконец, силой немного успокоить жену, дверь квартиры открылась и в прихожую вошел гвардеец в шлеме с зеркальным забралом. За его плечами маячил еще один.

Последнее, что запомнила Анна – взгляд сына, направленный на нее. Пустой, абсолютно ничего не выражающий. Не говоря ни слова, первый гвардеец ткнул своей дубинкой ей в грудь. Электрический разряд встряхнул Анну и опрокинул сознание в темноту.

Откуда-то издалека послышался крик. Кажется, это был Михаил и кричал он от боли. Несколько хлестких ударов, затем треск электрошокера. Темнота сменилась белесым туманом. Постепенно рассеялся и он, явив взгляду ровные квадраты металлической плитки.

Анна подняла голову. Она лежала на полу, покрытом этой самой металлической плиткой. Тесное помещение метра два на два, с серыми стенами и высоким потолком, откуда бил яркий свет.

Помять все еще цеплялась за угасающие крики. Слышала она их в своем воображении или это было в действительности? Неужели от гвардейцев досталось не только ей? Михаилу, конечно, поделом, но, все-таки, ему-то за что? Откуда вообще взялись гвардейцы в их доме?

Вопросы друг за другом рождались в голове, не дожидаясь ответов. Осмыслить полностью все произошедшее Анна не успела. По ушам ударил короткий резкий звук, затем прозвучал ровный голос с металлическими нотками:

– Заслушайте информацию!

Анна непроизвольно втянула голову в плечи: ощущение от металлического голоса было такое, будто прямо в мозг забивают гвозди. Может быть, так сказывались последствия удара электрошокером. Раньше Анна про подобное только слышала, когда в познавательной передаче по телевизору рассказывали, как доблестная гвардия охраняет закон и порядок, а так же благополучие мирных граждан. На вооружении у гвардейцев состояли дубинки с шипами и мощным аккумулятором, способные вызвать кратковременную потерю сознания при воздействии на преступников. Анна и помыслить никогда не могла, что когда-нибудь придется испытать действие такого спецсредства на себе.

– Независимый и беспристрастный суд рассмотрел все улики по делу гражданина номер… – продолжил металлический голос, озвучив по порядку все цифры гражданского номера Анны. – Учитывая все обстоятельства рассмотренного дела, суд постановил признать подозреваемого виновным во вмешательстве в рабочий процесс корпоративной системы, что нанесло ущерб эффективности данного процесса и пагубно отразилось на благосостоянии общества…

Далее последовал перечень статей закона, предусматривавший наказания за совершенные Анной деяния. Кровь ударила в виски так, что Анна уже не была способна в точности расслышать все слова. Собственно, она уже и не особо вслушивалась, тем не менее, из озвученного приговора стало ясно, что за все вменяемые ей преступления, женщину приговорили к совокупному штрафу, который значительно превысил весь имеющийся на ее личном счете лимит. Отсюда следовал естественный вывод: ее приговор – утилизация. Насколько Анна расслышала, Михаила закон тоже не обошел стороной, хоть и вынес более мягкий приговор: только значительный штраф.

Но все это было неважно. В мозгу засела только одна мысль – она не смогла спасти сына.

глава шестая

Металлический голос давно уже умолк, но пока что ничего не происходило. Анна просто сидела на полу, поскольку ничего для удобства в тесном помещении предусмотрено не было. Течения времени Анна не ощущала, она вообще ничего не чувствовала.

Перед мысленным взором протекала череда образов из прошлого, в основном все, связанное с сыном: его рождение, первые шаги, зачисление на обучение, домашние завтраки и ужины, когда он сидел рядом, справа от нее. И последний взгляд, устремленный на мать из-за спины гвардейца.