Дева Дракона

Глава 1

Дева Дракона – мать.

Ее великий дар в детях,

а сила в их отце.

Пособие прилежной Светлой,

введение

(переписанное издание)

– Зачем ты вообще купил ее? – доносится высокий женский голос. – Ее лицо похоже на сливу!

– Молчи, – ворчит мужчина.

– Как я могу молчать, если товар испорчен!

– Синяки заживут. Волосы отрастут.

– Они же грязные, – суетливо восклицает голос, потом успокаивается и тише добавляет, – ни фигуры, ни лица. Мы даже не знаем умеет ли она читать.

– Волосы серые. Откормим и фигура появится. Читать ей и не нужно. Нет таких правил.

Воняет свежей рыбой, солью и едва уловимой, но знакомой елью. Я пытаюсь открыть глаза. Правое веко остается закрытым, когда я замечаю низенького, но крупного смуглого мужчину. Он похож на пень дуба. Почти все его лицо закрывает пышная, но лохматая темная борода.

Он выжимает тряпку и прикладывает ее к моему лицу. Когда мокрая ткань касается моей кожи, из моего рта вырывается не то плачь, ни то вой. Лицо жжется, колется и пульсирует. Я хочу вскочить и убежать, но ноги не слушаются. Мне удается поднять руку, но она отдается сотнями мелких покалываний. Я мычу, когда из глаз текут слезы и кожа начинает щипать сильнее.

– Тише, глупая, – недовольно шепчет мужчина-пень, – тебя нужно заштопать.

– Что тут штопать? – продолжает жужжать женщина, – тут проще выбросить и пошить новое!

Она подходит ближе, но слезы замыливают мой взгляд. Лишь высокий тонкий силуэт промелькивает перед глазами. В нос ударяет приятный сладкий запах клубники. Боль на секунду утихает.

– Дипак, – снова гудить мадам, но теперь еле слышно, – если она не оклемается до Лунного Королевства, то будешь ее обеспечивать сам. У меня денег нет.

Ее голос напоминает надоедливую, приставучую муху. Обычно такая мешает работать, кружит над ухом и редко, но кусается. Вот-вот и эта муха тоже захочет оттяпать кусочек. Слышатся быстрые легкие шаги, затем скрип двери. Тишина. Ее нарушают только приставучие чайки, голоса которых становятся почти незаметны.

Где я?

Воспоминания не приходят. Я пялюсь в деревянный потолок, пока Пень продолжает умывать мое лицо. Жжения уже почти нет, но кожа щиплет. Слезы не сразу, но высыхают. От скуки рассматриваю лицо мужчины. Оно покрыто пятнами, рубцами и морщинками. Особенно видны две длинные глубокие морщины на лбу и в уголках глаз. Черные волосы до плеч украшены несколькими тонкими косичками. Темные зрачки мечутся по моему лицу. Мужчина не сразу замечает мой приставучий взгляд. А когда ловит его, то на его губах расплывается теплая улыбка.

– Оклемалась. Хорошо.

Я хочу спросить кто он и что я тут делаю, но вместо слов издаю мычание, чувствую как в уголках губ скопилась слюна.

Пень читает мои мысли и кротко кивает:

– Продали тебя, – замолкает, кажется думает стоит ли продолжать. Потом выдыхает и хмурит брови, – мать.

Я больше ничего не слышу. В ушах сердце отбивает ритм. Картинка пред глазами мутнеет. Я хватаю ртом воздух, пока пульсация в висках усиливается.

Такого не может быть. Ложь.

Пытаюсь встать. Тело противиться и скалится, когда я дергаю ногами. Судороги гуляют по конечностям, а даже лёгкое движение сдавливает грудь. Я снова плачу. Уже начинаю кричать, но к моим губам подносится чашка с отваром и с силой вливается в горло. Я кашляю и пытаюсь выплюнуть жижу, но только захлебываюсь и сглатываю.

– Всё будет хорошо, глупая, – шепчет мужчина, – я тебя вылечу и ты начнешь новую жизнь. Спи.

Я хочу закричать и обругать его, но глаза слипаются и я проваливаюсь в очередной сон. Помню, что просыпаюсь и засыпаю снова и снова. Ко рту подносят то что-то горькое, похожее на лечебные травы, то рыбный суп. Каждый раз тело откликается болью. Ноги скручивают, руки колют, лицо обливают кипятком. Я кричу и молю прекратить, но затем снова проваливаюсь в бездну беспамятства.

Наконец кошмар прекращается и спустя время просыпаюсь в поту. Одежда липнет к спине, по шее текут струйки воды. Вдруг меня подкидывает вверх, а затем вниз. Из рта вырывается очередной крик. Земля не подчиняется мне, глаза рыскают в поисках за что ухватиться. Падая, цепляюсь за ножку кровати, всем телом прижимаюсь к полу. К горлу подступает тошнота. Перед глазами же пляшут пятна. Я зажмуриваюсь и тихо всхлипываю, молясь Земному Дракону.

Кажется, что спустя вечность тряска прекращается. Я лежу еще несколько минут прежде, чем осторожно подняться. Только когда понимаю, что боль почти исчезла, и позволяю себе размять конечности. Мышцы затекли и невыносимо ноют.

Мотаю головой, осматривая помещение.Оно настолько маленькое, что здесь стоит лишь кровать, крошечная тумбочка и стул. Крупицы света просачиваются через небольшое круглое оконце над кроватью. До ушей доносится плеск воды.

Корабль!

Вдруг дверь распахивается и во внутрь входит мужчина-пень. Я сразу узнаю его и замираю. В его взгляде читаю удивление, а затем облегчение. Он издает шумный длинный вздох, прикрывая дверь, и присаживается на стулик около входа.

Затем кивает на кровать, приглашая меня сесть и я нехотя повинуюсь.

– Что помнишь?

В голове нет ни одной мысли о прошлом. Кто я? Что я тут делаю? Есть только теплая тишина и едва ощутимая головная и мышечная боль. Я тру виски, пытаясь ухватиться за нити воспоминаний. Память подводит.

– Не помню, – стыдливо признаюсь я и утыкаюсь ладонями в лоб.

– Это к лучшему, – вдруг ободряюще произносит мужчина и упирается руками в колени, чтобы подняться. Выходит, а затем вносит миску супа и пару красных яблок. Мой живот предательски урчит. Пень улыбается и ставит еду перед моим носом на тумбочку. Получая его кивок, я набрасываюсь на лакомства, игнорируя наставления мужчины. Мои уши отказываются слушать, а разум уплывает далеко в небытие. Внутри разливается приятное тепло супа, тело обмякает, голова перестает гудеть. Я опустошаю миску и отодвигаю ее в сторону, довольно вытирая рот внешней стороной кисти. Только теперь разум проясняется. Я закусываю яблоком, жую и смотрю на мужчину. Он начинает говорить первым:

– Я отвечу на два вопроса.

Я послушно киваю и без раздумий спрашиваю:

– Почему я здесь?

Пень издает громкий смешок, чешет затылок и выдает:

– Тебя продала твоя мать. Так она мне представилась. У нее был очень потрепанный вид. Сначала я отказался. Ты выглядела почти мертвой, но потом и сам не понял почему сказал да. Я заплатил ей четыре мешочка монет, – на его лице мелькает недовольство, – она ушла, а я опомнился спустя час. Выхаживал тебя почти два месяца. Подливал сон травы, чтобы раны заживали быстрее.

Четыре мешочка монет.

Оказывается, что я могу стоить так много. Бабушка с трудом накапливала мешочек за год, хотя работа повитухой может приносить и больше. Я почти вскакиваю, когда эта мысль рождается в голове. Зажмуриваюсь, пытаясь вспомнить ещё что-то. Недовольно распахиваю глаза спустя минуту, так ничего не припомнив.

Пень терпеливо сидит, наклонив голову. Он ждёт второй вопрос. Ещё раз хорошо подумав, я выдаю:

– Если меня продали, то что я должна буду делать? – уже быстрее говорю я, так и придумав вопроса получше.

– Работать в одном из Королевстве Дракона, – незамысловато отвечает мужчина и встаёт, тормозит на секунду, а затем предупреждает, – выходить из каюты нельзя. Я буду приходить время от времени, чтобы вывести тебя на прогулку. Не более.

Он уходит, не дав мне и шанса что-то сказать. Я остаюсь в тишине, слыша только стук сердца. Прячу ладони, складывая их на груди, вяло опускаю голову на подушку и зарываюсь носом в одеяло.

Как же так? Что же делать?

Почему я ничего не помню и выглядела полуживой? Что могло произойти, чтобы мать продала меня в рабство при Королевством дворе? Прошлое утекает, как крупицы песка. Временами в голове проскальзывают отрывки прошлого, но они такие ничтожные и неразборчивые, что я с трудом могу соединить их в единую картинку. Кажется, что я знаю всё и ничего. Сон не приходит, и я ворочусь еще около часа, а может и больше.

Я знаю, что такое Драконы, знаю о шести королевствах, даже знаю, что делать во время родов, но ничего не помню о самой себе…

Я нахожусь на грани сна и реальности, когда где-то сверху раздаются детские крики. Подскочив, я быстрым шагом подлетаю к двери, дергаю ее и вскидываю брови. Не заперто. Нос улавливает дым, а тело рвется вперед. В коридоре замечаю еще несколько дверей, мчусь мимо них к лестнице в конце. Забираюсь выше и оказываюсь на еще одном таком же этаже. Глаза начинают щипать, горло душит. Мое тело прижимается ближе к полу, я закрываю нос воротом ночной рубашки, поднимаю взгляд и замечаю свет и тепло, идущее со следующего этажа. Оттуда же слышаться крики. Мчусь к лестнице, забираюсь выше и отшатываюсь. Посреди коридора полыхает огонь. Щупальца пламени кидаются в сторону, голодно рыщут, безжалостно поедая деревянные пол и стены. Жар ударяет в лицо, воздуха почти нет. Сердце колотиться, виски сжимает. Не задумываясь, отступаю.

Идти вниз или пытаться пробежать сквозь огонь?

Я торможу, боясь идти к огню. Мне ничего не известно о пожаре на корабле. Мнусь, обдумывая, что делать, но не успеваю принять решение, как сквозь крики, треск дерева и мужскую брань по другую сторону, слышу детский плач. Он где-то совсем рядом. Делаю первые неуверенные шаги, а когда он замолкает – не раздумывая кидаюсь вперед, открываю первую дверь. В просторной каюте замечаю две двухъярусные кровати, под одной из которых жмется девочка. Подлетаю к ней и протягиваю ладонь. Она поднимает на меня затуманенный взгляд, ее губы трясуться, из рта вырывается кашель. Говорить тяжело, дым продолжает давить на горло, но я выдавливаю:

– Пошли!

Девочка перехватывает мою ладонь и вылазит из под кровати. Когда мы выбегаем в коридор, то безжалостное пламя уже поедает нашу дверь и стену напротив. С меня течет пот, кожа жется, приходится приложить силу, чтобы посмотреть в сторону криков, но замечаю там непроходимые джунгли и веду ребенка прочь. Девочка тихо всхлипывает, но бежит следом.

Мы спускаемся на этаж ниже. Я открываю каждую дверь, ища помощи, но каюты либо закрыты, либо пустуют. В одной замечаю широкое окно, в которое без труда пролезу я и ребенок. Мне приходится проверить насколько место возгорания далеко от нас, чтобы не находится под ним, затем закрываю дверь и наконец открываю окно. Мы кашляем, жадно хватая воздух. Снаружи уже стемнело. Я осматриваюсь и замечаю богатые убранства каюты. Она похожа на ту, в которой прятался ребенок, но тут стоит большой стол для еды, застеленный белой скатертью, на каждой стене по четыре подсвечника, два высоких шкафа. Когда дыхание приходит в норму, я вновь высовываюсь наружу. Снизу замечаю пол. Это напоминает большой балкон корабля. Поворачиваю голову и вижу лестницу, ведущую на основную палубу. Мнусь первые секунды, думаю переждать прежде, чем прыгать, но мой взгляд встречается с глазами девочки. Она быстро дышит, глаза выпучены, губы подрагивают.

– Ягодка, как тебя зовут? – шепчу я, ловя ее внимание, – слышишь? Как твое имя? – повторяю громче, когда ее зрачки метаются из стороны в сторону.

– Л…Линда, – с трудом запинается она, подавляя всхлипы.

Линда.

Я знаю это имя. Лицо девочки кажется едва знакомым. Хмурюсь, тру лоб, когда в голове вспыхивают воспоминания, но не успеваю их прочувствовать, как слышу знакомый крик. Поворачиваю голову и вижу мужчину-пня и две фигуры. Женщина рядом с ним вскрикивает, видя нас, и прижимается к мужчине.

– Мама! – Линда машет рукой, начиная реветь с новой силой. Я продолжаю таращиться на них, как вдруг слышу грозный приказ:

– Прыгайте! – голос Пня звучит твердо, но я чувствую несколько нот волнения.

Я помогаю ребенку спуститься, а только затем выпрыгиваю сама. Линда бежит к матери, вцепляется в ее талию и начинает реветь с новой силой. На моем лице глупая улыбка. Я таращусь на семью, когда на мое плечо падает массивная ладонь:

– Молодец. Хорошая работа.

Я киваю, продолжая следить за девочкой, словно та еще нуждается в моей защите. Затем поворачиваюсь к мужчине и было хочу спросить что случилось, но он понимает мой немой вопрос и рассказывает о неаккуратных гостях, устроивших пожар. Заметили его поздно, а когда спохватились, то оказалось, что коридор уже охвачен пламенем. Пытались пробираться к дверям, но не смогли. Ребенок осталась в каюте, желая рисовать, пока родители прогуливались по палубе. Тогда то мужчина пень вспомнил о каюте для Королевской семьи с выходом окна на небольшой балкон. Думал, что придется разбить окно.

Я замечаю в его руках длинную металлическую палку и киваю. Крики утихают, а спустя несколько минут мужчине сообщают, что пожар потушен.

– Как ты выбралась?

– Ты оставил дверь открытой, – говорю правду и пожимаю плечами. Мужчина протягивает руку, предлагая проводить меня к себе, но я прошу, – можно мне остаться тут ненадолго? Я подышу и вернусь.

Кажется, что легкие поедает ядовитое пламя, отчего мне так трудно насытиться. Я делаю несколько глубоких вдохов снова и снова. Тогда Пень и семья уходят, позволяя мне остаться на балкончике.

Я сажусь и прижимаюсь к стене, подтянув колени к груди. Только сейчас замечаю звезды и полумесяц. В голове снова и снова мелькает пожар и лицо Линды. Тело начинает дрожать, по щекам катятся слезы. Теплый ветерок нежно треплет волосы, убаюкивая. На корабле все еще раздаются приказы, слышится топот и разговоры. Мои глаза закрываются, дыхание выравнивается, а слезы высыхают. Я почти засыпаю, как вдруг наконец вспоминаю, где же я видела эту девочку и ее семью.

Глава 2

Дева Дракона благословлена

Матерями Драконов,

а потому должна служить

мужу и его семье верой и правдой.

Пособие прилежной Светлой,

введение

(переписанное издание)

Прошлое:

Солнце катится за горизонт. Слышится надоедливый гул комаров и мошек, неподалеку жужжат майские жуки, начинают петь сверчки. Работа продолжается. Я полю грядки картошки, временами посматривая то на мать, то на начальницу. Почему нужно так долго задерживаться на полях? Мы еще не ужинали. Даже вредные насекомые уже лакомятся капельками крови, садясь на мою бледную кожу.

– Может уже прекратишь хлопать? – злобно рычит мать, не отрывая глаз от земли.

– Они кусаются, – тихо шепчу я, в очередной раз прибив уже изрядно жирную комариху. На правом локте остаются ее внутренности и пятно крови.

– Никого не трогают, кроме тебя, – доносится в ответ.

– Своих не трогают, – как можно тише ворчу я и получаю оплеуху от начальницы. Та стоит рядом и слышит даже мой шепот.

– Мелкая права, – картавит высокая худощавая женщина и наконец сообщает, – собираемся домой, ребята! Рабочее время закончено. Продолжим завтра.

Сегодня бабушка Тоня наверняка будет печь пирожки с картошкой. Всё дерево уже наверняка пропахло жареным тестом и целая чашка моей награды стоит на столе. Бабушка готовит не так часто, но ее пирожки всегда получаются самыми нежными и сочными.

Мы с матерью бредем в сторону дома, проходя мимо гигантского дерева главы округа. Длинные ветви, уносящиеся в небо, украшены разноцветными флажками. Они теряют свой цвет из-за наступивших сумерек. Только сияшки – светящиеся бутоны цветов – освещают резные окна. Внутрь ведет узорчатая массивная дверь, над которой возвышается небольшой балкончик. На нем всего несколько мгновений назад стояла маленькая девочка, но заметив нас, скрылась в глубине дерева.

Наше дерево совсем другое.

– Что за выкрутасы на поле? – косится на меня мать. Голос ее груб. Лицо освещается уличными сияшками, отчего и без того пугающие глаза становятся похожими на приступы бешенства.

– Они правда кусались, – мнусь я, – я не нарочно.

– Закрой свой рот, – повышает голос женщина. В ее речи слышатся нотки зверя, и я замолкаю.

Ещё в четыре года я усвоила один главный урок: если эта женщина что-то говорит, то она не шутит. Она всегда сдерживает обещания, но почти никогда не дает их. Двенадцать лет назад она воткнула вилку в мою левую руку, когда я без остановки плакала, прося мяса.

Земное Королевство славиться вегатарианством. Люди здесь почитают жизнь любой твари и не прибегают к убийствам. Они научились выращивать плоды, которые будут посытнее любой ножки зажаренного цыпленка. Вот только эта дрянь не лезет в мое горло. Мой желудок отказывается принимать эти чудеса садоводства и выталкивает их сразу после поступления. Он требует настоящего мяса и плоти, что в этих местах осуждается. А потому временами в тайне я ухожу в глубь леса и охочусь на куропаток, уток или зайцев. Разделываю, развожу огонь и жарю. Нет ничего вкуснее свежего крылышка птички. Может поэтому в деревне со мной не дружат. Дети же обходят стороной.

Наше крошечное деревце расположено на окраине деревни и похоже на засохшую ветку. Гнилой корень уже торчит из земли, ствол наклонен вправо, сухие ветки не плодоносят. Стены истончились из-за насекомых, отчего в ветренную погоду я боюсь, что нас поднимет стихия и унесет прочь. Может поэтому территория огорожена таким же повидавшим жизнь заборчиком.

Зайдя в наш старенький домик, я торможу. В нос так и не бьет дурманящий запах пирожков. Напугано зашагав в сторону кухни, я вскидываю руки. На столе ни крошки. Кастрюли пусты. Печь холодная. Живот недовольно урчит.

Ну как же так? Неужели бабушку Тоню снова вызвали? И кто рожает на этот раз? Неподалеку, как минимум семь дам в положении. И как же долго мне придется остаться один на один с матерью?

Раз так, то лучше скорее заснуть, чтобы не чувствовать голод. Не хочу греметь посудой. Если это разозлит мать, то беды не миновать. Я хватаю чашку нектаринов на подоконнике, которые нам подарил знакомый старушки, и тихо проскальзываю в нашу с бабушкой крохотную комнатку. В нашем дереве только три огороженных комнаты: наша с бабушкой, комната матери и кухня.

Я заваливаюсь на кровати и закрываю глаза, слышу очередной рык голодного желудка и начинаю проваливаться в сон. Работа от восхода до заката выматывает. Я нахожусь на грани сна и реальности, как вдруг в нос ударяет неприятный сладковатый запах чего-то жженого. Вскакивая с кровати, я подкрадываюсь к двери, прислушиваясь к звукам снаружи. Тишина.

Мать начала курить марихуану, когда мне исполнилось пять. С того дня в мой день рождения она уходит в поле и не возвращается до восхода солнца. Бабушка о пристрастиях матери знает, потому дома курить запрещает, а в других местах – делай, что хочешь.

Страх волнами разливается по моему телу. Не в силах заснуть, я комкаю одеяло так, что было похоже на спящий силуэт шестнадцатилетней девочки и выскакиваю наружу через окно.

В округе слышится вой собак, звуки сверчков и легкий шум теплого ветерка. Я иду на задний двор, перепрыгиваю через забор и бегу в сторону леса. Всего в пяти минутах бега от дома стоит мой самодельный шалаш на дереве. Пришлось строить его шесть месяцев. Мне еще повезло. Бабушка говорит, что в других землях каждые шесть месяцев погода меняется с жары на холод. Терпеть не могу холод.

Забравшись на дерево, я осторожно ложусь на доски. В прошлый раз пришлось три часа ковырять занозы на ладоне после неудачного поворота. Теперь же я бдительна. Тем более стемнело. Из-за туч показывается властная луна, осветив меня своим светом. Люблю ночь. Никто не заставит тебя работать, во сне нет места голоду, ночь словно создана для передышки в этом быстро несущемся мире. Я прикрываю глаза, слушая шуршания листвы.

Кажется, что проходит полночи, когда вдруг до ушей доносятся громкие хлопки. Я поднимаю глаза к небу и вижу величественного, громадного дракона. Он кажется таким большим, что я прижимаюсь к доскам, в страхе пошевелиться.

А вдруг его тяжелые крылья ударят и меня?

Он парит высоко над землей, изредка делая взмахи, но даже отсюда можно услышать эти пугающие звуки. Свет луны не дает мне разглядеть монстра ближе. Виски сжимает от страха и восхищения. “Смотрите же! Смотрите! Вот эти драконы!” – хочется завизжать, но вокруг ни души, а в груди ком. Вот так и сбылась мечта всей моей жизни. Не сплю ли я?

Драконы в наших краях большая редкость. Моя крохотная деревушка находится на окраине Земного Королевства. На памяти бабушки драконы пролетали тут раза два, может три за всю ее жизнь. Потому среди людей ходит примета: “Лицезреть дракона значит прожить долгую и счастливую жизнь”. Быть может это и правда. Долго жить я не очень хочу, но если это счастливая и веселая жизнь, то я не против.

Чувствую, как в ушах отбивается ритм. Голова идет кругом, а грудь сдавливает из-за скопившегося крика ликования. На мгновение мне кажется, что я не дышу. Ногами отталкиваюсь от пола и вскакиваю. Кажется, что еще чуть-чуть и мне удастся потрогать чешую ящера. Он даже не замечает меня, уносясь прочь.

Это не Земной.

Земные драконы ленивы. Они предпочитают спать, есть и снова спать. Оттого их тела распухают так, что крылья с трудом могут поднять их в небо. Земные даже не охотятся. Они едят ягоды Мясника – черные плоды, похожие на гибрид тыквы, гороха и клубники. Огромные оранжевые стручки, внутри который по пять шесть красных тыкв, созревают прямо на дереве. Ими то и заменяют недостаток мяса.

Вот только этот дракон парит сквозь ночные тучи, легко кружась в лунных лучах. Он проносится мимо меня, а следом мое тело настигает потом сильного ветра. Он бьет меня в спину, толкая вперед. Мне приходится выпрямить руки, чтобы ухватиться за столб, но этого оказывается недостаточно.

Когда грудная клетка касается земли, я лишаюсь возможности дышать. В глазах темнеет. Веки быстро моргают, продолжая косится на небо, но лишь черные пятна кружатся в танце. Даже уши перестают слышать махи крыльев.

Улетел.

Нос делает резкие вдохи, пытаясь научится дышать. В голове же снова и снова проносится мысль: “Я видела дракона!”. Не просто видела, а почти коснулась! Жаль, не рассмотрела чешую. Из какого же королевства это чудо? Быть может я видела какого-нибудь короля или принцессу? Графа? Драконы без двух душ не вырастают большими. А значит, что я не просто увидела дракона. Я увидела дитя Великой Матери.

Пред глазами порят картинки и догадки о личности моего талисмана в будущую счастливую жизнь. Пусть примета будет правдивой и совсем скоро вернется бабушка Тоня, которая сделает пирожки. Тогда жизнь точно станет самой счастливой.

Я распахиваю глаза из-за манящего запаха, не переодеваясь бегу на кухню и почти запрыгиваю на бабушку. Она вскрикивает, что-то бурчит, а затем заливается хохотом:

– Ты так по мне или по пирожкам скучала?

– Ну бабуль, – лукаво поглядываю я на нее.

Старушка выглядит уставшей, но довольной. Я тяну руку к ее седым волосам и поглаживаю так, как делаю только когда очень скучаю. Кажется, что она чувствует это, потому заглядывает своими серыми глазами в мои, подмигивает и целует в лоб. Морщинки на ее лице становится глубже, когда она одаривает меня своей теплой улыбкой без одного зуба с правой боковой части и второго снизу посередине.

Я звонко смеюсь, а затем перевожу взгляд на чашку горячих и румяных лакомств. Руки тянуться к еде без моего ведома, но бабушка отдергивает меня:

– Иди умывайся и зови мать, – погодя секунду спрашивает, – как у вас дела без меня? Опять рычала на тебя?

– Нет, – вру я.

Вдруг в голове вспыхивает воспоминание о вчерашней встрече. Голова снова идет кругом от прибывающего счастья. Я оглядываю дверь, убеждаясь, что мы с бабушкой одни и рассказываю:

– Бабушка, я видела Дракона!

Старушка на секунду замирает, кидает на меня быстрый взгляд через плечо и усмехается:

– Земные в наши края не суются. Ты же знаешь. У нас Мясника только на людей и хватает.

Я вскакиваю с места, не в силах бороться с накатившим восторгом:

– Этот был не Земной. Он летал! Высоко в небе. А Земные так не умеют. Он еще и большим был! – тараторю я, – это точно был один из детей Матери Драконов.

Тоня откладывает тесто в сторону и поворачивается ко мне. Ее брови нахмурены, отчего глаз почти не видно. Она вытирает ладони о фартук и произносит:

– Глупости, моя ягодка, – начинает она.

– Но…

–Ты лучше расскажи как там твоя менструация? Всё еще нет? – перебивает она меня, не дав закончить.

Я делаю шаг ей навстречу, заглядываю в глаза и перехожу на шепот:

– Бабушка, он вчера над лесом пролетал в сторону границы. Я тебе точно говорю. Это был Дракон!

Бабушка кривит губы, затем встряхивает головой и заливается хохотом: