Убить раба. Часть 2
Кабанову еще до увольнения было известно, что Алексей Николаевич купил жилье в экологически чистом месте. Престижный поселок «Холодные ключи» расположился на окраине города в 40 минутах езды от отдела полиции №2. Правда, вместо коттеджей, которые рисовались во сне Дмитрию, поселок состоял из ряда трехэтажных одноподъездных домиков, выкрашенных в розовый цвет, с липовыми балкончиками. Водитель, в зависимости от степени подчиненности и состояния начальника, останавливался либо на трассе, либо сворачивал к самому дому. Пантелеев проходил через детскую площадку, подносил магнитный ключ к домофону и скрывался за дверью. Имелись ли видеокамеры на доме, точно Дмитрию установить не удалось – по углам висело что‑то похожее, но в дешевый бинокль разглядеть трудно. Дмитрий решил принять за условие, что видеонаблюдение ведется.
Вот и сегодня Пантелеев вышел, борясь с закона гравитации. «20–17» – посмотрел на часы Кабанов. Завтра четверг – спортивный день, господин Пантелеев откушает коньячку обязательно, с подчиненными не пьет, замы на автомобилях, то есть, как всегда приедет домой с 20–40 до 21–10. При этом объект будет в расслабленном состоянии.
«… я сознаю, что болен, сознаю, что больно все общество. Моя акция направлена на восстановление справедливости и привлечение внимания к людям, права которых нарушены, а представители закона не приняли никаких мер по их защите».
Кабанов поставил точку, сложил листок и положил завещание в карман. Мысленно проверив весь процесс подготовки и вероятность развития событий, бросил баул за плечо и вышел из квартиры. Время – 19–00.
В 20–10, выбравшись из пробок, Дмитрий свернул в сторону «Холодных ключей». В 20–20 остановил «девятку» за домом с пыльными стеклопакетами и вывеской со стороны дороги «Продаются квартиры». Кабанов вышел, удостоверившись в отсутствии посторонних глаз и видеокамер, открыл багажник и начал перевоплощение. Вместо джинс надел широкие слегка помятые брюки, стянул в поясе ремнем, вспомнив коровинский костюм, впопыхах оставленный на Катиной квартире. Вместо кроссовок надел коричневого оттенка штиблеты, обработанные табачным раствором. Достал из баула подушку, на усовершенствование которой ушло два вечера, четыре исколотых пальца и обновление матерного лексикона. Дмитрий привязал подушку к животу лямками через поясницу и плечи. В подушке на уровне пупка имелся сквозной разрез, проложенный тканью и обточенный мелкими стежками по краям. Подушку, имитирующую пузо, накрыли полы белой застиранной рубахи. Дмитрий застегнул рубашку, удостоверился в совпадении разреза в правой части с разрезом в подушке. Стараясь не испачкать рубашку о нижний край багажника, достал коробку с пастельными мелками. Белым мелком провел по отросшим волосам, по щетине на лице. Посмотрелся в зеркало, решил, что издалека за седину сойдет. Стряхнул частицы мела с рубашки, вытер руки, затем надел пиджак с огромными лацканами. Костюм у дяди Бори выбрал неброский, серый в полоску, лишь лацканы запоминающаяся деталь. Но кто станет обращать внимание на старика? Дмитрий надел очки в роговой, снова входящей в моду, оправе, сгорбился, вживаясь в роль. На очки Дмитрий потратил еще один вечер – с разрешения дяди Бори заменил линзы на простые стекла. К очкам дядя Боря выдал шляпу с перфорацией по бокам – поберечь от солнца седую голову.
Следующим предметом из баула был извлечен пистолет. Дмитрий передернул затвор, спустил курок для стрельбы самовзводом. Накручивая глушитель, посмотрел на часы. До расчетного времени оставались минуты. Дмитрий сквозь рубашку сунул пистолет в подушку, глушитель плотно вошел в свое отделение, по ощущениям встал точно горизонтально – возможно, придется стрелять через одежду, хотя это чревато заклиниванием затвора в момент выброса гильзы.
Дмитрий достал из кармана джинс пояснительную записку, положил ее во внутренний карман пиджака. Все, можно выдвигаться на место.
В 20–38 на детской площадке во дворе розового трехэтажного дома сидел пожилой мужчина и читал газету. В стороне на площадке резвились дети под присмотром мамаш. Две девочки лет пяти заставляли кукол есть песок, два мальчика того же возраста рисковали вылететь с качелей и потерять молочные зубы. Родительницы курили тонкие сигареты и что‑то увлеченно обсуждали на лавочке. Последний луч солнца подсветил линию облаков на горизонте, со стороны реки повеяло свежестью, легкий ветерок окончательно сдул жару, краски дня померкли. Старик сложил газету и убрал в карман. На дороге остановился «Хундай», с пассажирского сиденья вышел подросток и неровной походкой двинулся во двор.
Кабанов сразу узнал объект. Сердце застучало, пульс участился, а мозг уже высчитывал расстояние, траекторию движения, момент сближения. Пантелеев пересекал детскую площадку посередине, мазнув взглядом по детям, он уставился на мамаш. Такой поворот головы объекта как нельзя устраивал Кабанова. Дмитрий встал с лавки, сгорбившись, пошел за объектом. Сначала медленно, затем ускоряя шаг, но все также бесшумно ступая по траве. Возле подъезда никого не было, из окон никто не смотрел. Дмитрий рассчитывал догнать Пантелеева, когда тот приблизит магнитный ключ к панели домофона, войти на плечах, а уже в подъезде выстрелить.
До подъезда оставалось 15 метров Пантелееву и 20 Кабанову, когда домофон пиликнул и дверь открылась.
– Папа! – пропищал ребенок, мальчик или девочка в этом возрасте не разберешь – не больше трех лет, а в свое время Кабанов не интересовался личной жизнью начальника. Знал, конечно, что он женился на сотруднице из отдела секретного делопроизводства на несколько лет старше и несколько сантиметров выше. И вот она, раздобревшая Наталья Олеговна, изогнувшись, держит за руку ребенка, а тот пищит: «Папа!»
Дмитрий замедлил шаг, вынул правую руку из разреза рубашки. Пантелеев раскинул руки, присел, пошел на полусогнутых, приторно сюсюкая. Кабанов, поправляя шляпу, двинул левее. Чета Пантелеевых не обратила внимание на старика в мятом костюме.
Кабанов скрипел зубами по дороге домой. Он понаблюдал издали за прогулкой Пантелеевых, убедился, что они вместе прошли к подъезду. Чего Дмитрий ждал? Ведь чувствовал, что не сможет выполнить задуманное, даже если объект пойдет к подъезду один. Объект из биомассы превратился в Лешку Пантелеева, жалкого чмошного человечка, но которого любят жена и ребенок.
«Вот тебе и терминатор, вот тебе и айрон мэйдэн!» – злился Кабанов. Но как, как жить дальше? Месть и гордыня, жалость и человеколюбие. Болезнь не отступит, пока не уничтожена причина. Уничтожив болезнь, уничтожишь себя. Круг замкнулся. Жить отравленным или умереть здоровым, не поддавшимся новой заразе по имени «совесть». Если раньше Кабанов смутно лелеял надежду остаться в живых после осуществления мести, то сейчас решил уничтожить себя, выполнив задачу.
Дмитрий заехал на стоянку, захрустел гравий под колесами, затормозив, шины подняли облако пыли в свете прожектора. С баулом на плече Кабанов пошел к будке выплатить дань сторожу, охранявшему стройку и приглядывающему за транспортом жителей соседних домов.
– 50 рублей за ночь. – морщинистый мужик лет 60 в дверях сторожки почесал брюхо. – А, это ты. Не узнал в новом прикиде. На маскараде был?
– Типа того. – Дмитрий протянул купюру. Он не переоделся, выезжая и «Холодных ключей», только снял шляпу и очки. – На вечере встреч.
Перебросив баул на другое плечо, Кабанов пошел домой. За то время, пока он жил в этом районе, ни разу не видел полицейских патрулей, поэтому шагал с сомнительным грузом без опаски.
Баул полетел на пол в середину комнаты, пиджак накрыл спинку стула, в широких «маскарадных» штанах Дмитрий пошел на кухню, совмещенной с ванной комнатой – в углу завешанный куском полиэтилена стоял огромный таз, претендующий на название «ванна».
Дмитрий поставил чайник на огонь, умылся. Холодная вода взбодрила тело, градус настроения слегка поднялся. Дмитрий взял с подоконника телефон. 23–10, два пропущенных вызова. Катя звонила в 19–10 и в 20–45. Дмитрий набрал номер, опасаясь тревожных новостей. За эти дни Дмитрий сам звонил подруге в дневное время, а от нее получал эсмски: «все в порядке, спокойной ночи».
– Привет, что случилось?
– Привет. – ответил тихий грудной голос. – Я беременна.
– Что молчишь?
У Дмитрия захолонуло сердце.
– С первым автобусом завтра жду тебя на вокзале.
Катя, пропустив черно–желтый «Логан» с надписью «Такси Лидер», шагнула с бордюра. За спиной прозвучало объявление: «Начинается посадка на рейс до Ульяновска». Девушка крутила головой и явно не знала куда идти. Она сняла сумочку с плеча и расстегнула замок. Тут же услышала из‑за спины:
– Привет, я здесь.
Катя обернулась, лицо озарилось улыбкой, в глазах засияли васильки.
– Привет.
Дмитрий приобнял девушку, слегка коснулся губами до виска, вдохнув запах русых волос.
– Поехали, я тоже квартиру снял.
Дмитрий распахнул дверь пыльной «девятки».
– Ты и машину купил?
– И документами обзавелся. – похвастал Кабанов–Ермаков.
– Что же мы будем делать? – спросила Катя, когда они вошли в квартиру.
– Теперь точно жить будем. – широко и легко улыбнулся Дмитрий.
Ночью Кабанов не спал. Он чувствовал себя будто под действием «трамадола» или чего там вкалывал Аркадий Ефимович. Ребенок, собственное продолжение в цепи времени. Путешествие своего ДНК, переплетенного с ДНК любимого человека, во вселенной. Ребенок. Лекарство от гордыни, анестезия мести и смысл дальнейшей жизни. Пантелеев и Зайсунцев улетели далеко в космос к неизвестным звездам. Даже не вместо них, вместо всех и всего сознание заполнилось хрупкой девушкой с синими глазами и зародышем у нее в животе. За эту ночь опухоли в голове Кабанова рассосались. Обновленные клетки мозга уже обменивались нейронами, решая задачу по воскрешению Дмитрия Петровича Кабанова и реабилитации его в глазах закона.
РЕАБИЛИТАЦИЯ
Саша Бесшапов сидел в тени липы и жестоко страдал от похмелья. Справа на земле лежала бутылка «Волжской», в ее пластиковое нутро уже забежал строй муравьев и купался в последних каплях. Саша снова ощутил в горле песок, но встать и пройти в буфет не решился. Сашкина голова росла изнутри, снаружи на висках вены шевелились червяками.
– Бесшапкин! Иди в холодильник, выдай тело! Кончился обед! – крикнула женщина в белом халате с крыльца бюро судебно–медицинской экспертизы.
Бесшапов застонал, вдавил затылок в прохладную кору дерева. Холодильник! Как бы самого из этого холодильника не выдали бы потом. Не надо было сегодня на работу выходить!
– Что, тяжко, брат?
Саша осторожно повернул голову, медленно повел взгляд с потрепанных кроссовок по линялым джинсам, тусклой пряжке и остановился на банке пива в мускулистой руке. На краю банки опадала пена, превращаясь в волшебные капли.
– Держи, сам вчера чуть кони не двинул.
Банка двинулась ближе, Саша, не вдаваясь в причины альтруизма, схватил вожделенную емкость и за несколько секунд высосал ее досуха. Муравьям оставил только запах.
Стриженная солома на голове покрылась испариной, капельки пота стекли по вискам, червяки заползли в норки, Бесшапов рыгнул и превратился в человека.
– Спасибо, брат! – Саша протянул руку, делая вид, что пытается подняться. – В натуре выручил!
Спаситель пожал руку, присел на корточки. Саша теперь лучше разглядел канаты мускулов под кожей, мощную шею, небритое лицо и стрижку такую же как у него, Бесшапова. Наш чувачело, решил Саша.
– Я тут, это, к вам думаю устроиться. – улыбнулся чувачело. – Мне Вовка Востров говорил, у вас это, вакансии типа имеются. Кстати, не знаешь, где он щас?
– Вовка, он того, – усмехнулся Саша, – больше здесь не работает. Не вынес трудностей.
– Как не работает? Мы с месяц назад бухали с ним на вахте. Он не собирался никуда уходить.
– Вот примерно тогда его в холодильнике с трупаками в обнимку нашли.
– Да ты че! Он этот, как его, некрофил что ли?
– Не, ему по башке настучали и в холодильник засунули. Там он походу умом и тронулся немного. Заикой стал, мы так и не поняли, что с ним было.
– Бесшапкин! Ты идешь, нет? Люди ждут!
– Счас иду! – крикнул оживший санитар, поднимаясь. – Видишь, не могут без Александра Бесшапова, а как полечить, так минералкой отделываются. Тебя как, кстати, зовут, брат?
– Владимиром. Ермаков фамилия. – «брат» тоже встал и спросил:
– Где тезку моего найти не подскажешь?
– Кто ж его знает! Он свалил отсюда, как ракета, даже за расчетом не возвращался. Да я тебе так подскажу: отдел кадров у нас на втором этаже вон в том корпусе, – Бесшапов показал на отдельно стоящее здание, – если документы в порядке, устроят без проблем. Санитаром. Вместе будем трупы штабелями складывать. Здесь неплохо заколымить можно.
Бесшапов протянул руку:
– Пойду. Свидимся, брателло!
В отдел кадров Дмитрий не пошел, кадровиков банкой пива не разведешь, так просто адрес Вовы Вострова не получишь. Кабанов поехал домой, по пути заглянув в магазин.
За несколько часов Кате удалось навести порядок в квартире. Она вымыла полы, протерла пыль, сменила постель, вымыла и расставила на полках посуду. После недолгих разговоров и принятия положительного решения об оставлении ребенка Катя с удовольствием занялась домашними делами. Но до полного перевоплощения в домохозяйку ей было еще далеко.
– Катюшкин, нужна твоя помощь. – Дмитрий выгружал продукты из сумки. На столе образовались макароны, кусок говядины, колбаса, сыр, кофе, сахар, орехи, яблоки, бананы.
– Ужин сготовить или опять коленками сверкать? – Катя сморщила носик. – Учти, мини–юбку я не захватила.
– Ужин вместе сготовим, а роль брошенной обманутой невесты в джинсах исполнять в самый раз.
– Ты меня уже бросить решил?
– Не я. Вова по фамилии Востров, санитар городского морга, тебя обманул и бросил.
– Всегда мечтала о такой роли. И что делать надо?
– Вечером объясню, а сейчас давай перекусим, мне еще в одно место надо сгонять.
Помочь с ужином у Дмитрия не получилась. Он приехал, когда в квартире уже вкусно пахло жареным мясом.
– Ты хлеб купил? – выглянула из кухни Катя.
– От мучного толстеют. – проворчал Дмитрий, оправдывая свою забывчивость.
– Мне это не грозит, живот у меня и так вырастит. А ты завтра масло на колбасу намазывать будешь.
– Нерационально, конечно.
– Проводил я сейчас оперативно–розыскные мероприятия в развлекательном центре «Шипка».
– Развлекался!
– Хотел бы, да не получилось. Понаблюдал снаружи, прошел внутрь, едва фейс– и дрес–контроль прошел в одежонке своей. Охранник говорит: «Нет здесь никакого покерного клуба!» И не пустил бы, да видно сам качается, посмотрел на мои жилы, оценил: «Проходи!» Я пошарахался, вопросы позадавал, результат отрицательный. Там, где раньше карты сдавали и рулетку крутили, еще один зал с шестами для известных танцев, а где Фишкин нас вербовал – раздевалка.
– Все‑таки развлекался! – Катька поставила руки в боки.
– Говорю же, денег не хватило!
Дмитрий подошел и сграбастал подругу в объятия.
В тесном кабинете циркулировали магнетические флюиды. Будь здесь Вольф Мессинг, он бы не напрягался.
– Анна Леонидовна (Корова Жирная), сколько можно хлюпать? – смазливая девица с антрацитовыми волосами, отставив пилку, дунула на ноготь. – Работать мешаете!
– Не выспалась, Яночка? (Не дотрахалась, шалава?) – ласково спросила Анна Леонидовна и с шумом втянула воздух вместе с чаем из чашки.
– Вам то какое дело? (Приходит ни свет, ни заря, дура!) Торт доели, и чай остыл давно, а вы никак не напьетесь. (Щек уже из‑за уше не видно.)
– Мужа тебе надо, детишек. (А не по фитнесам с соляриями шлындать.) – гнула свое Анна Леонидовна.
– Замуж за настоящего мужика выходить надо! – выглянула из‑за монитора Яна. – (А не за рохлю–водителя и не плодить ублюдков!) А где его взять, настоящего? (С бабками, квартирой, положением).
– Да уж не на сайте знакомств. (Со всеми уже переспала.) Чем тебе наши врачи не нравятся? А хотя бы и санитары?
– Вы о чем говорите! (Подколола про санитаров, тварь!) От врачей даже после душа трупами воняет! (Про душ зря сморозила!) И они кто женатый (не проблема), кто сразу напивается после дежурства! (И сразу названивает, чтобы к нему в кабинет пришла, типа, помочь заключение напечатать!) А на сайте я так, развлекаюсь. (От сопляков отбоя нет и от женатиков.) Для здоровья, между прочим, полезно!
– Пропоешь лето красное, Яночка! (Наглотаешься хламидий.) – Анна Леонидовна звякнула чашкой о блюдце.
В дверь постучали.
– Входите! – пригласила любительница почаевничать.
В кабинет вошла девушка. Две пары глаз навели резкость.
(Это еще что за чучело?)
– Вы что‑то хотели? – спросила Анна Леонидовна. (Маленькая, худенькая, бледненькая. На медсестру не похожа.)
– Здравствуйте.
(Чего бормочет? Одета, как пэтэушница! Устраиваться пришла!)
– Здравствуйте, девушка. Что случилось? (Губки дрожат, глаза на мокром месте.) Вы устраиваться пришли? Извините, вакансий нет.
– Я не устраиваться. Я по личному. – всхлипнула девушка.
(«По личному!» или родственника не так забальзамировали или денег не хватило. Зареви еще! Отдел кадров твои проблемы не волнуют!)
– Говорите, девушка, только побыстрее, – Анна Леонидовна тоже напряглась. – Нам работать надо.
– Меня один ваш работник обманул. – вытерла слезу девушка и повернулась к кадровичке постарше. – Жениться обещал и пропал. А я забеременела!
Яна фыркнула и снова стала пилить ногти. (А про гандоны тебе мама не рассказывала? Они все жениться обещают!)
– Девушка, а мы чем можем помочь? Жениться мы не можем заставить. А вы о ком говорите? – поинтересовалась Анна Леонидовна.
(Да! Ну‑ка, ну‑ка!)
– Вова Востров, он здесь у вас охранником работал, а сейчас, говорят, уволился. И на звонки не отвечает.
– А, Вова!
Кадровички переглянулись.
(Дурачок белобрысый, на меня даже внимания не обращал!)
(Тот бедняга, которого в мертвецкой закрыли, а он после заикой стал.)
– Так и что вы от нас хотите?
– Пожалуйста, помогите его найти. У вас же должен быть его адрес.
– Так он не у нас числился, девушка. – развела руками Анна Леонидовна. – Его охранная фирма присылала дежурить. Там и надо его искать.
– Я была у них. Там все мужики, про Вову не хотят говорить.
– Дайте ей адрес, Анна Леонидовна!
Девушка обернулась, по бледному лицу текли слезы, майка на груди намокла.
– Спасибо!
– Не за что. (Пусть попляшет, козел!)
Анна Леонидовна вздохнула, подвинула клавиатуру и застучала по клавишам.
– …, дом …, квартира… (хоть аборт оплатит, девчонка по виду бедная совсем). – кадровичка отклеила листок от бумажного кубика, написала адрес. – Здесь еще номер телефона указан. Хотя он у тебя и так есть.
– Напишите телефон, пожалуйста, вдруг он мне не тот номер дал. – попросила жертва мужского коварства.
– Может и не тот, девочка, сейчас напишу. Как тебя зовут, кстати?
– Яна Павлова.
Анна Леонидовна закашлялась:
– Иди, Яночка, с Богом.
– Кать, ты чего, плакала? – нахмурившись, спросил Дмитрий. – И бледная. Как себя чувствуешь?
– Беременной я себя чувствую, а поплакать пришлось потому, что меня Вова Востров, гад, в таком положении бросил. – объяснила Катя, поудобнее устраиваясь на сиденье.
– Как все прошло?
– Хорошо. Там две кадровички сидели, одна толстая, домашняя, я к ней и обратилась, а другая по виду стерва, но она как раз помогла. Вот адрес Вовки и телефон. – девушка положила па панель квадратик бумаги.
– Отлично! – Дмитрий поцеловал девушку в щеку. – Сейчас я тебя домой отвезу, а сам в санаторий сгоняю, понюхаю там что и как.
– Смотри без носа не останься. Может, не надо туда ехать одному? Хотя бы Хакима возьми.
– Не волнуйся, я уверен, там давно никого нет, но проверить стоит. Главное, Карабулак проскочить, тамошним ментам на глаза не попасться. А для таджикского товарища у меня другое задание есть.
Синий свет фонарей заливал трассу. Кабанов возвращался в город в редком потоке автомобилей. На подсвеченном табло стрелка спидометра плавала в районе 50 километров. Проехав стационарный пост ДПС, Дмитрий взял с панели телефон и набрал номер.
– Как дела? Не спишь еще? Все нормально, ложись, Катрин, скоро буду.
Дмитрий набрал другой номер.
– Как дела, Хаким?
Хаким, вставляя таджикские слова, скорее всего ругательства, стал докладывать:
– Шакал вышел из дома в 12–30. Много спит, собака! У него черная «Приора», номер Е667ВВ, во дворе стоит. Сел в машину, поехал. Я за ним. Шакал к моргу подъехал в 13–15. Туда не пошел, остался на площадке перед шлагбаумом. К нему вышел мужик в халате, лет 30, волосы как у тебя, только подлиннее, лицо худое совсем, спина кривая, как у старика. Мужик с каким‑то сундучком пришел, сел в машину, вышел без сундучка. Ты слушаешь?
– Внимательно, Хаким. Дальше.
– Дальше шакал в больницу поехал, которая на Ташкентской. Проехал через шлагбаум, как будто там работает, охраннику только рукой махнул. Меня этот шакал не пустил совсем. Я машину на стоянки ставил, бегом бежал в больницу, на задний двор машина, шакал нет! Куда пошел, не знаю!
– Не волнуйся, Хаким, отличная работа!
– Я возле машины ждал. Шакал вышел через 20 минут, сел в машину, поехал. Я на стоянку побежал. Хорошо пробка перед шоссе, догнал его. Шакал в магазин поехал, затарился водкой и жратвой, потом домой поехал. Приехал в 16–10, больше никуда не ездил. Водку пьет, наверно.
– Молодец. Ты точно не шпион? – пошутил Дмитрий.
– А у меня результаты отрицательные. Сгорел санаторий. Стоит закопченное здание в лесу, вонь на километр. Корпус, где людей резали, совсем выгорел. Об уликах там можно забыть.
– Что делать будем? Мне оставаться шакала сторожить?
– Не надо. Езжай домой, отдохни. Завтра сможешь еще мне помочь?
– Конечно, брат! Говори, что надо!
– Подъезжай завтра к 9–30 на угол Дальневосточной и Кирова. В больницу поедем.
– Э, уважаемый, не могу – клиента жду! – пригнувшись к рулю, крикнул Хаким. В приоткрытое стекло пассажирской двери костяшками пальцев барабанил старик в мятом пиджаке.
– Я серьезно говорю, слушай! Зачем сел? – возмутился Хаким наглостью незапланированного пассажира.
Старик поправил очки в роговой оправе, снял шляпу и помахал перед лицом.
– С утра жара начинается, климат сместился что ли? – сказал старик голосом Кабанова. – В больницу мне надо, уважаемый!
«Уважаемый» водитель пригляделся, хлопнул себя по коленке, засмеялся.
– Ай, шайтан! Совсем не узнал, слушай! Артист!
– Богатым буду. – улыбнулся Дмитрий. – Если в тюряжку не присяду. Поехали, брат.
– Посмотри, милая, должна быть карточка моя здесь. Ермаков Владимир Петрович, 1956 года рождения. – уже в который раз совал седую голову старик в окошко регистратуры.
– Я вам уже в который раз говорю: нет вашей карточки, и по компьютеру вы у нас не проходите! – у медсестры трепетали ноздри.
Может не сдержаться, подумал Кабанов. Он оглянулся на охранника и придал голосу еще больше елейности:
– Милая, хорошая, погляди еще раз. Меня Аркадий Ефимыч лечил, не могло же записи не остаться.
У «хорошей» за стеклом чуть смягчились черты лица.
– Может вас Аркадий Ефимович на платной основе лечил? Он вас оперировал?
– Хотел, да не получилось. – Старик кашлянул. – С деньгами заминка вышла. Мне бы к нему на прием попасть.
– Обратитесь в 10 окно. – постаралась отвязаться медсестра. – Если сейчас с деньгами заминки нет.
Мысленно Дмитрий уже возрадовался. Без сомнения, он на верном пути – любитель Шекспира, чуть было не облегчивший его на пару органов, работает в этой больнице. Но не мешало бы убедиться, все‑таки имя–отчество распространенное в определенных кругах высокооплачиваемой интеллигенции. И фамилию надо узнать.
Кабанов прошел к окну с надписью «Платные услуги».
– Дочка, мне бы к Аркадию Ефимычу на прием записаться.
– Аркадий Ефимович сейчас не принимает. К нему за полгода записываться надо. – приветливо сказала молодая медсестра с худеньким, лисьим лицом. – Давайте я вас к другому хирургу направлю.
– А сколько по деньгам к другому будет, красавица?
– Сейчас посмотрим, кто посвободнее, – «лисичка» сунула нос в монитор. – Так, до обеда все занято, а вот на 16–30 у Штильмана свободно. Возьмете талончик? Консультация 450 рублей.
– Спасибо, дочка, надо подумать.
– Только скорее думайте, а то и на завтра талончики разберут.
Дмитрий погулял по холлу, остановился перед графиком приема больных. Особое внимание привлекли часы работы хирургов. В больнице имелось два хирургических отделения на 3 и 4 этажах: Хирургическое отделение № 1 (Абдоминальная хирургия) и Хирургическое отделение № 2 (Эндоскопическая хирургия). С инициалами «А. Е.» на стенде значились три фамилии: заместитель заведующего 1–го отделения хирург высшей категории Еремеев, хирурги первой категории Соцкий и Ароян. Часы приема разные в четные и нечетные дни. Двое должны быть сейчас на месте.
