Планета ИФ. Книга 1

Виктория начала заправлять галстук за жестко накрахмаленный воротник сорочки. Ей даже не пришлось становиться на цыпочки – они с Алексеем оказались примерно одного роста. Когда ловкие и ласковые руки Виктории коснулись шеи Алексея, тот вздрогул и покраснел. Ей стало не по себе: Нужели эти идиоты послали на задание за границу ДЕВСТВЕННИКА? Да его первая же шлюха перевербовать может!

Ловкие ласковые ручки на шее и близость смеющихся карих глаз и очаровательных губок толкнули Алексея на отчаянный поступок – он наклонился вперед и… поцеловал розовую щечку.

– Алешенька, вы с ума сошли! Мы и так опаздываем, а вы еще тут целоваться надумали! – Виктория ласково потрепала буйную гриву Алексея, которую ей тут же пришлось причесывать, – и добавила построжавшим голосом, – Вам необходимо сосредоточиться. – Но глаза ее при этом продолжали светиться лаской. – Алешенька, вы позволите мне вас так называть, учитывая мой преклонный возраст? У вас постоянная девушка дома была? А женщины на вашем пути не попадались? Тоже нет?

Алексей, набычившись и густо покраснев, молчал.

– Ну вот, так и есть. Придется при встрече сказать им пару теплых слов. Засиделись в кабинетах, забыли оперативку! Ладно Алеша, не смущайтесь. Попробуем это дело поправить. – Она легко поцеловала Прозорова в губы. – Ну, пока достаточно, – остановила вдруг осмелевшего Алексея. – В театр опоздаем!

Возвращались из театра, взявшись за руки. Виктория, по натуре человек добрый (что не мешало ей выполнять самые жесткие задания), даже немного взгрустнула: она знала, какими душевными травмами придется заплатить Алексею за их короткий роман. Но ничего не поделаешь, нужно вырабатывать иммунитет – без него пропадешь. Плохо, конечно, что ему придется без розового сразу перейти к красному.

* * *

Алексей постучался в дверь ванной комнаты. Собственно говоря, в том, что он постучался ничего удивительного не было: ванная между номерами Алексея и Виктории была общей для обоих постояльцев. Странным было то, что в ответ на стук он услышал «Заходи, Алеша!». Стоявшая под душем в розовой шапочке (ничего другого на ней не было), Виктория приветливо улыбалась.

– А я как раз думала «Кто бы пришел, да спинку потер!». Ну чего стоишь, раздевайся! Или ты собираешься под душ при полном параде? – Все это говорилось так легко и непринужденно, что Алексей почти перестал смущаться.

– Молодец, Алешенька, хорошо трешь. Только не надо так налегать, а то я не устою. И вообще не распаляйся раньше времени: у нас вся ночь впереди. А теперь я тебя потру, хорошо?

С этой ночи они не расставались. Виктория была строгим учителем и усердным работником. Целый день они трудились без роздыха. В тоже время, любой свободный момент они использовали для осмотра достопримечательностей, музеев, посещали театры. И только ночью Виктория снова превращалась в нежную и страстную любовницу.

Она оказалась очень дельным помощником и советчиком. Помимо чисто деловых проблем, Вика взяла на себя, как она выражалась, заботу о презентабельности Алексея. Это было совсем не лишним, если учесть, что Прозоров отправился в этот вояж прямо со студенческой скамьи.

* * *

В гостиничном номере скромной, но респектабельной гостиницы, на окраине столицы Аллемани – Города Большой Медведицы, Алексей и Виктория, которые к этому моменту уже называли друг друга не иначе как Алеша и Вика, заканчивали обсуждение дел сегодняшних и планов на завтра. Оставалось только еще раз все проверить и составить отчет. Были заключены договоры с целым рядом газет и журналов, включая военные и технические. Затем они должны были расстаться: Алексей возвращался в столицу, а Виктория… Виктория получила шифрограмму и должна была отправиться в одно небольшое приморское государство, где ее ожидал пакет с очередным заданием.

– Алешенька, чего ты приуныл. Расстаемся, ну и что? Жизнь на этом не кончается! Будут у тебя другие девушки, другие радости.

– Никого мне кроме тебя не надо!

– А вот это, Алешенька, лишнее, – голос Вики пстрожал. – У разведчика главная его привязанность – Родина. И нужно всегда быть начеку, чтобы никакая другая привязанность этому не помешала. Может быть мы с тобой никогда больше не встретимся, может встретимся, но того, что было между нами, больше не будет и не должно быть. Этого и сейчас бы не было, но тебя нужно было вооружить против тех, кто попытается тебя сбить с толку.

– Я-то думал, что ты меня любишь!

– Прозоров, я сказала всё! И не вздумай напиваться!

Загряжская ошибалась. Им еще предстояло встретиться, и не просто встретиться, но и стать участниками событий, изменивших судьбу Великославии. Но никому не дано предвидеть на добрых четверть века вперед.

1907-й год. Погром

Жалоба

Когда в кабинет градоначальника вошла группа решительно настроенных именитых горожан во главе с Златоустом, единственным адвокатом в этом небольшом малославском городке, мэр не удивился: о том, что к нему направляется делегация и по какому именно поводу, он узнал еще задолго до посещения – в маленьких городках всегда и всё всем известно.

– Господин градоначальник, кровь мучеников взывает к отомщению! – патетически начал Златоуст. – Богом проклятые джуи загубили наших юношей, надежду и опору нашего города, превратили в вечное страдание жизнь их родителей и невест. Мы требуем принятия самых решительных мер. Это чудовищное преступление не должно оставаться безнаказанным.

– И в чем же состояло это чудовищное преступление? За что именно мы должны покарать джервов? Кстати говоря, Иоанн Митрофанович, мы с вами люди в каком-то смысле официальные, а потому давайте придерживаться официальных терминов. Расскажите, пожалуйста подробно, в чем вы этих джервов обвиняете?

– Они убили троих наших замечательных мальчиков – Виктора Задерюхина, Василия Прыгуна и Федора Остроухова. Безутешные родители…

– Вы это уже говорили, Иоанн Митрофанович. Однако, прошу вас, продолжайте.

– Кроме того, они избили, изувечили и ограбили еще восемнадцать весьма достойных юношей.

– Насколько мне известно, среди них было несколько человек в таком возрасте, который никак не отнесешь к юношескому. А не скажете ли вы, где и при каких обстоятельствах все это происходило? Понимаете ли, для возмездия, тем более для справедливого возмездия, а я уверен, что вы требуете именно справедливого возмездия, надобно знать все обстоятельства. Так где же именно произошла эта трагедия?

– В местечке Любавино, господин мэр.

– И что же они, я хочу сказать, наши замечательные молодые люди, там делали?

– Как вам наверняка известно, господин мэр, по всей Великославии поднимаются люди на защиту веры, государя-императора и отечества от этих… джервов, – выговорил Златоуст. – Ну и наши молодые люди, являясь патриотами Земли Великославской, тоже решили показать джуям, то есть я хотел сказать джервам, их место.

– Ага, понятно. И каким же именно образом наша молодежь показала джервам их место?

– Ну, видите ли, господин мэр, конечно не обошлось без эксцессов, кое в чем они немного перестарались, погорячились, можно сказать… Однако, намерения у них были самые что ни на есть патриотические. Поэтому, как я уже сказал, мы настаиваем на суровом наказании виновных в гибели и надругательствах. Особенно много бед наделал ихний предводитель, Мойша Гольдберг.

– Это какой Гольдберг? Это тот, чью невесту пытались изнасиловать?

В кабинете градоначальника воцарилась мертвая тишина. Мэр порылся у себя в столе, достал какую-то бумагу явно официального вида, и надев очки стал ее внимательно читать.

– Так вот, Иоанн Митрофанович, ко мне поступил официальный документ, кстати составленный вашим коллегой, в котором излагается жалоба джервов на погром, учиненный нашими замечательными юношами. – Мэр стал читать про себя, – Вот-вот, ага, вот здесь, – он отчеркнул синим карандашом, пожалуйста: «…сожжено четыре дома. Убито девять человек, в том числе трое малолетних детей и две старые женщины. Изнасилованы молодые женщины и девушки, а также несколько пожилых дам, серьезные ранения получили…» Ну дальше идут фамилии, иски по материальному ущербу. «Предварительным дознанием установлено, что наиболее активное участие в погроме приняли…» ну тут список на семнадцать человек, включая безвременно усопших Задерюхина, Прыгуна, Остроухова. Все это подтверждается показаниями задержанных на месте… хм, происшествия участников акции. Я читать всего этого не буду: в иске больше двадцати страниц.

– Это все гнусная клевета!

– Хорошо, Иоанн Митрофанович. Вы собираетесь обратиться к суду со встречным иском, или вы имеете ввиду какие-то иные действия в защиту уважаемых граждан нашего города? Являясь вашим мэром, я готов поддержать любые действия, при условии, что они не будут нарушать требований Уложения об уголовно-наказуемых деяниях.

– Я считаю, что эти так называемые показания были вырваны под угрозой расправы и с применением физического насилия, а потому они никакого значения не имеют! Кроме того, от имени всех граждан нашего города я должен заявить, что мы разочарованы вашим поведением, господин мэр. Нам непонятно ваше равнодушное отношение к нашим страданиям. На следующих выборах это вам безусловно зачтется.

– Чем богаты, тем и рады, господин Златоуст.

А было так…

Ну вот что прикажете с этой упряжью делать? Нет, надо с хозяином серьезно поговорить. Через неделю в извоз, а ничего не готово! – Зря Моисей Гольдберг, прозванный Медведем за громадную физическую силу и соответствующую стать, клепал на сбрую и остальное извозное хозяйство – все было в отменном порядке. Просто он отгонял от себя тревожные мысли о том, что происходило по всей Малославии, где, как во времена старинной анархической самостийности, стали полыхать пожары погромов: власти, не в силах справиться с предреволюционным брожением, выпускали пар из котла, натравливая чернь на джервов – извечных козлов отпущения. Однако главной причиной тревоги, в чем он не хотел признаваться даже самому себе, был приезд на каникулы пятнадцатилетней гимназистки, Наташки, дочери хозяина извоза, Аврума, с которой Моисея связывали очень непростые отношения. Еще маленькой девочкой прилепилась Наташка к Медведю. Прибегала к нему, если ее обижали соседские мальчишки, или кто дома сказал неласковое слово. Он всегда находил, чем утешить маленькую подружку, то посадит на колено и споет с Наташкой детскую песенку, то свистульку или какую-нибудь другую игрушку из дерева вырежет. Никогда не забывал Моисей привезти своей маленькой сестренке, как он ее называл, подарок из извоза. Конечно, со временем отношения изменились. Наташка стала взрослой барышней, гимназисткой. Однако, приезжая на каникулы, она спешила навестить Моисея, отдавала ему свои прошлогодние учебники. А если он был в отъезде, то подолгу разговоривала с его матерью, сорокалетней вдовой, когда-то одной из первых красавиц в местечке, еще и сейчас сохранившей свою красоту. Аврум относился к их дружбе благосклонно: не имея других детей, кроме боготворимой им Наташи, он намеревался со временем передать все хозяйство толковому молодому приказчику, и считал, что Наташа будет за Моисеем как за каменной стеной.