Второй

Сажусь на пол сбоку от него, чинно расправляя длинную юбку и изящно скрещивая лодыжки. Не помню, когда переоделась в традиционное платье, какие носят жрицы Храма, и смутно предполагаю, из чьего гардероба его одолжила. И куда дела свою одежду. Извиняет меня лишь то, что платье, строго говоря, рабочая форма, а значит, как и Храм, принадлежит мне.

Тимур изучает моё лицо. Приблизительно представляю, как оно выглядит, но не уверена. Надеюсь, оно человеческое. Должно быть.

Беру его ладонь, небрежно запуская над ней четыре разноцветных шарика: голубой, белый, красный и зелёный. Чтобы провернуть эдакую безделицу нужно по крайней мере освоить силу четырёх стихий. Но Тимур не знает тонкостей.

Звучит воображаемый третий звонок, и спектакль начинается.

Какое-то время молча пялюсь в ладонь, а Тимур на меня.

– Тот, кого вы ищете, ниже вас ростом.

Тимур фыркает. Конечно, не отличительный признак. Тех, кто ниже ростом, навалом. Но у нас, в шарлатанской среде, принято начинать издалека.

– У него белый хвост.

Двое внимательно смотрят на меня.

– Настоящий хвост? – спрашивает Веня. В голосе чудится радость.

– На голове, – успокаиваю я. – Довольно длинный, до середины спины… уши проколоты… ногти длинные… глаза… не могу определить… цвет часто меняется…

Тимур начинает думать, что в моих словах что-то есть. Или мне кажется из-за задумчивости во взгляде.

– Таких примет недостаточно для поисков, – признаю я, – могу добавить, что тому, кого вы ищете, легко прятаться и скрываться. У него к этому талант.

Вздёргиваю брови, изображая замешательство.

– Он следит за вами, ходит следом, не боится попасться на глаза.

Тимур хмыкает.

– Он был в Эскамеруне.

– У тебя там карта? – сдержанно осведомляется Маг, поглядывая на свою открытую ладонь. Естественно там только четыре шарика: голубой, белый, красный и зелёный. Если сразу не понял, что они значат, то уже не поймёт без подсказки.

Половина меня имела привычку называть Меня больным извращённым маньяком, садистом с прогрессирующей шизофренией. Полагаю, дело лишь в гипертрофированном воображении. В сущности её замечания об особом складе ума были близки к истине.

Не в силах прекратить играть, сильнее округляю глаза.

– Он сейчас здесь.

Веня озирается.

– В городе? – уточняет Тимур.

– Ближе.

Заставляю глаза затуманиться белой поволокой. Мои слова перестают напоминать наивный трёп расфлиртовавшейся девицы. Кто это украсит миндалевидные глаза бельмами в здравом уме? Если только цеплять нализавшегося галлюциногенных жаб ведьмака или заплутавшего на болоте Ивана-царевича. У него выбор маленький.

– В Храме? – спрашивает Веня, вскидываясь с места.

– Смотрит… – скупо бросаю я.

Вдруг понимаю, как охрип голос. Рука, сжимающая пальцы Тимура истончилась, выпукло выступили суставы, ногти отвердели, как панцири жуков-носорогов, колыхнулась седая прядь.

Я выглядела иначе.

– Ты убил её? – вдруг спрашивает Тимур, сверля меня взглядом.

Я что, по его мнению, гожусь лишь в одержимые куклы?

– Зачем мне?

– Поговорим без посредников?

– Уже.

– Не играй со мной, брат, – предупреждает Маг.

– Мне трудно не играть, но лгать я не могу…

Между нами висит забытая ладонь и души четырёх стихий. Тимур не сводит с меня глаз. Веня подползает на четвереньках. Я не смотрю на него, только чувствую озноб от его дыхания.

– Трудно поверить? – легко догадываюсь я. – Как мне вас убедить?

Он протягивает свободную руку к моему лицу. Знаю, что это значит.

Веня рядом отчаянно качает головой. Лучше бы ей крепче держаться за шею.

– Я понимаю, что ты делаешь, – косо поглядываю на угрожающе приближающуюся руку. По доброй воле на такое не согласиться. Веня вздыхает, упирается лбом в моё плечо.

От плеча по телу разливается тепло, тошнота от глаз Тимура отступает, чтобы застрять у горла. Ком мешает говорить.

Тимур дёргает меня за подбородок…

Всё естество сопротивляется, боль находит толчками, а потом вгрызается в меня как сволочная клыкастая дрянь. Я не то, в чьи глаза можно вгрызаться, копаться в голове, выворачивать наизнанку душу.

Защита трещит по швам, слетают расставленные на память узелки. Маг неумолимо впивается мне в череп, ломает его изнутри, крушит моё сознание, натыкаясь на расставленные повсюду блоки… Это… это не для кого… т…о… к… кх….

Подонок.

Размыкаю веки.

Мир ослепителен – режет глаза.

Проморгавшись, понимаю, что ослеплена не великой небесной звездой, а потолочной подсветкой автомобиля.

Из полноценного спектра чувств мне худо-бедно доступно лишь зрение.