Нисшедший в ад

– Великий обман – это обман, в котором человек так запутан, настолько человек с ним часто сталкивается и настолько этот обман для человека привычен, что правда кажется невероятной, невозможной.

– Я не понял, – сказал Иуда.

– Возьмем такие вещи, – пояснил Иаков Алфеев, – с которыми человек сталкивается каждый день, например, старость как дряхлость и немощь плоти и смерть…

– Так как наша плоть осквернена… – вставил Фаддей.

– Погоди, – попросил его Иаков Алфеев. – Итак, старость как дряхлость и немощь плоти и смерть – это великие обманы, тогда как правда – вечная молодость плоти, а старость как многолетний опыт и вытекающая из него мудрость, и вознесение на небо с преображением нашей плоти соответственно. Об этом раньше очень много говорил Учитель, дня не проходило, чтобы Он нам этого не разъяснял.

– А теперь уже год и шесть месяцев прошло, как Он нам ничего такого не говорит, – сказал и Фаддей.

– Да, а до восхождения на гору Фавор Он нам об этом говорил каждый день, – сказал Иаков Алфеев.

– Погодите, – сказал Иуда. – Я уже понял, что вы друг друга разумеете с полуслова, но я-то ничего не могу понять. Я и сам помню, что когда-то говорил Иисус, Он только не говорил слов: «великий обман»… Вот Андрей говорит, что смерть – великий обман, Филипп утверждает, что ненависть – великий обман, хотя именно ложь считает корнем зла, а Нафанаил наибольшим злом считает боль… Я запутался. Тем более, вы оба одновременно говорите. Вот ты, тезка, объясни мне что-нибудь.

– Филипп прав, говоря, что ложь – корень зла, – сказал Фаддей. – Мир осквернен, наша плоть осквернена великими обманами, исходящими от отца лжи, князя тьмы. Великих обманов в оскверненном мире множество, куда ни взгляни, мы их находим. Рассматривая любую вещь, любое явление в нашем пока оскверненном мире, надо задаваться вопросом – перед нами великий обман или правда. Боль, болезни, старость как дряхлость и немощь плоти, смерть, ложь во спасение, гнев и многое другое – это великие обманы, которые нам кажутся неотъемлемыми от жизни, обычными, привычными нам законами жизни.

– Но как стали возможны такие великие обманы? – спросил Иуда.

– Потому что наша плоть осквернена дьявольским семенем. Действуя через это семя, князь тьмы осквернил весь мир, – пояснил Фаддей. – Мы должны обличать великие обманы со страхом, гнушаясь даже одеждою, которая осквернена плотью.

– Это я уже уразумел, – сказал Иуда. – Но ты упомянул также гнев и ложь во спасение; что-то о последнем я уже у Филиппа слышал.

– Всякий человек должен быть скор на слышание, – сказал и Иаков Алфеев, – медлен на слова, медлен на гнев, ибо гнев человека не творит правды Божией, и быть не слышателем только слова, но исполнителем его, вникая в закон совершенный, закон свободы: чистое и непорочное благочестие перед Богом и Отцом есть то, чтобы заботиться о сиротах и вдовах в их скорбях и хранить себя неоскверненным, свободным от мира.

– О скорбях, – сказал Иуда. – Мать потеряла сына, его убили, но правда ее убьет, потому что у нее сердце слабое, не выдержит такой правды, тут-то и приходит на помощь ложь во спасение, пусть думает, что он жив и к ней вернется, или я что-то не так говорю и понимаю?

– Ложь во спасение – это тоже великий обман, – сказал Иаков Алфеев, – ибо ложь и спасение – противные понятия. Не может смоковница приносить маслины или виноградная лоза смоквы, также и один источник не может изливать сладкую и горькую воду. Правда во спасение, а ложь убивает. Сколько людей, которым солгали якобы во спасение, потом сокрушались и сетовали на то, что им солгали, и они прожили во лжи. Ни один не был благодарен за то, что его обманули. Матери лучше знать, что ее сын живет теперь на небесах и они когда-нибудь встретятся вновь, чем думать то, что не есть правда, и жить, надеясь на то, чего нет.

– Вы говорите, что на всякую вещь нужно смотреть – обман это или правда, на всякое явление. Тогда как вы разумеете искушения? – спросил Иуда. – Хорошо это или плохо? Вот Бог решил проверить человека, – ведь может такое быть? – и послал искушение…

– Блажен человек, который переносит искушение, – сказал Иаков Алфеев, – потому что, быв испытан, он получает венец жизни, который обещал Господь любящим Его; но нельзя говорить: «Бог меня искушает», потому что Бог не искушается злом и Сам не искушает никого, но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственной похотью. [Похоть – здесь: любое сильное желание. – В.Б.] Похоть же, зачавши, рождает грех, а сделанный грех рождает смерть. Не следует обманывать самого себя: всякое даяние доброе и всякий дар совершенный нисходит свыше, от Отца светов, у Которого нет изменения и ни тени перемены. Восхотев, родил Он нас Словом Истины, чтобы нам быть некоторым начатком Его созданий.

– И ты с ним согласен? – повернулся Иуда к Фаддею.

– А как с этим можно не согласиться? – ответил тот.

– И я согласен, – кивнул Иуда. – Как с этим можно не согласиться? Но вот что скажите мне: теперь, когда существует старость как немощь плоти, ясно и когда наступает смерть. Плоть наша изнашивается, как одежда на плоти нашей, и когда она становится никуда не годна, наступает смерть. А когда существует вечная молодость и здоровье плоти, как же определить ту минуту, что уже пора и вознестись, нечего делать в этом мире?

– Вечная молодость и здоровье плоти возможны лишь тогда, когда наша плоть станет неоскверненной, совершенной, без дьявольского семени, – сказал Фаддей. – Тогда и мир будет неоскверненный и совершенен, ибо изменит наш Учитель законы на земле, о чем Он говорил до горы Фавор каждый день. Старость тогда будет мыслиться как богатый накопленный опыт и мудрость Божия, черпаемая из совершенного мира. Каждый учитель знает, когда ученик его прошел обучение, и может ему сказать, что ученик со своими знаниями может идти в мир, так и Бог даст нам знать, когда мы будем готовы вознестись на небо.

– А до этого времени, – добавил Иаков Алфеев, – всякий человек должен иметь терпение, имеющее совершенствующее действие, и если не хватает мудрости, попросить у Бога, дающего всем просто и без упрека, – и дастся ему.

В это время ученики услышали голос Вефиля, звавшего их. Они обернулись и увидели, что Иисус очень отстал от них, идет ссутулившись и видимо устал.

– Как же это мы Учителя забыли? – удивились они.

Иисус присел на придорожный камень. Ученики подошли к Нему.

– Что-то силы покинули Меня, – сказал Он ученикам, виновато улыбаясь.

Тогда сыны Зеведеевы, заметив среди народа мужчину, идущего рядом со своей повозкой, к которой сзади были привязаны осел и ослица, подошли к нему и попросили его, чтобы он дал осла для их Учителя, так как Он очень устал. Мужчина посмотрел на Иисуса и, не проронив ни слова и не отрывая своего взгляда от Иисуса, он отвязал от своей повозки осла и отдал его братьям. Иаков и Иоанн подвели осла к Иисусу, Петр скинул свой плащ и набросил его на спину животному.

– Все это было, – сказал Иисус, усаживаясь на осла, – и сбудется реченное через пророка, который говорит: «Скажите дщери Сионовой, се, Царь твой грядет к тебе кроткий, сидя на ослице и молодом осле, сыне подъяремной».

Вефиль оказался прямо перед Иудой. Он глазами показывал куда-то вдаль и улыбался. Иуда повернул голову в том направлении, куда указывал Вефиль, и увидел, что мужчина, давший для Иисуса осла, остановил свою повозку и смотрит на Иисуса.

– Видишь, Иуда, – сказал Вефиль, – он почувствовал Бога.

Иуда, сощурившись, поглядел на Вефиля, но ничего не сказал.

Снова вышли на дорогу, ведущую в Иерусалим через Кедронскую долину мимо Елеонской горы, на которой у двух могучих кедров уже раскинула свои пестрые шатры веселая предпраздничная ярмарка. Из города доносились шум и музыка. Кедронская долина и Гефсиманский сад были в этот час полны людей, вышедших из каменного города в эти оазисы бушующей весенней зелени. Многие люди из Вифании пришли в Иерусалим раньше Иисуса, так что Его уже ожидали у ворот с пальмовыми ветвями, и, когда Иисус въехал на осле в город, они закричали, приветствуя Его: «Осанна! Благословен Царь, грядущий во имя Господне!» К ним присоединились в этом славословии жители Виффагии, паломники, любившие Иисуса, и те немногие из иерусалимян, которые любили Иисуса. Восторженные ученики тоже кричали эти слова.

И вдруг из толпы несколько голосов вскрикнули:

– Запрети кричать им.

Иисус обернулся на эти голоса и сказал с грустью:

– Если они умолкнут, то камни возопиют. – Затем Он поглядел на каменные стены города, на улицу впереди Себя и сказал тихо: – О, если бы и ты хотя бы в этот твой день, Иерусалим, узнал, что служит миру твоему!.. Но это сокрыто ныне от глаз твоих, ибо придут на тебя дни, когда враги твои обложат тебя окопами, и окружат тебя, и стеснят тебя отовсюду. Разорят тебя и побьют детей твоих в тебе, и не оставят в тебе камня на камне, за то, что ты не узнал времени посещения твоего.

В Иерусалиме Иисус с учениками пробыли недолго. Осел куда-то ушел и затерялся в большом городе. Ученики, видя печаль своего Учителя, и сами стали печальными. И когда возвратились все на Елеонскую гору, ученики, вспомнив Его слова в Иерусалиме, спросили Иисуса:

– Скажи нам, когда это будет?

И ответил Иисус ученикам Своим:

– Берегитесь, чтобы кто не прельстил вас, ибо многие придут под именем Моим и будут говорить «я Христос» и многих прельстят. Также услышите о войнах и военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть. Но это еще не конец, ибо встанет народ на народ, и царство на царство, и будут глады, моры и землетрясения по местам. Все же это начало болезней. Тогда будут предавать вас на мучения и убивать вас, и вы будете ненавидимы всеми народами за имя Мое. И тогда соблазнятся многие, и друг друга будут предавать и возненавидят друг друга. Многие лжепророки восстанут и прельстят многих. И, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь. Претерпевший же до конца спасется. И проповедано будет это Евангелие Царствия по всей земле, во свидетельство всем народам, и тогда придет конец. Итак, когда увидите мерзость запустения, стоящую на святом месте, тогда все бегут в горы, и кто на кровле, тот не сходит взять что-нибудь из дома своего, и кто в поле, тот не обратится назад взять одежды свои. Горе же беременным и питающим сосцами в те дни! И если бы не сократились те дни, то не спаслась бы никакая плоть, но ради избранных сократятся те дни. Тогда, если кто скажет вам: «вот здесь Христос», или «там» – не верьте. Ибо восстанут лжехристы и лжепророки и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных. Вот, Я наперед сказал вам. Итак, если скажут вам: «Вот, Он в пустыне», – не выходите; «Вот, Он в потаенных комнатах», – не верьте. Как молния исходит от востока и видна бывает даже до запада, так будет пришествие Сына Человеческого. После скорби тех дней, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и силы небесные поколеблются, тогда явится знамение Сына Человеческого на небе; и тогда восплачут все племена земные и увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою великою. И пошлет Ангелов Своих с трубою громогласною, и соберут избранных Его от четырех ветров, от края небес до края их.

Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут. О дне же том и часе никто не знает, даже Ангелы небесные, а только Отец Мой один. Итак, бодрствуйте, потому что не знаете, в который час Господь ваш придет.

                  ***

Несмотря на то, что Анна всё устроил и обдумал, первосвященник Иосиф Каиафа, все время беспокоящийся и несдержанный в своих порывах и поступках, предпринимал новые и новые попытки изобличить Иисуса и предать Его суду. Анна старался сдерживать его, говоря ему, что скоро «и так всё разрешится» и намекнул ему о том, что уже предприняты весьма серьезные шаги, так что мараться в этом деле первосвященнику не стоит. И все же, когда Иисус вновь пришел в Храм, – а в Храм Он теперь приходил учить каждый день, – к Нему снова приступили фарисеи и книжники.

– Учитель! – говорили они. – Мы знаем, что Ты правдиво говоришь и учишь, и не смотришь на лицо, но истинно пути Божьему учишь. Скажи, позволительно ли нам давать подать кесарю или нет?

Иисус ответил:

– Покажите Мне динарий: чье на нем изображение и надпись?

– Кесаревы, – ответили они.

– Итак, отдайте кесарю кесарево, а Божие Богу.

И саддукеи, не веровавшие в воскресение, подошли к Нему:

– Учитель! Моисей написал нам, что, если у кого умрет брат, имевший жену, и умрет бездетным, то брат его должен взять его жену и восстановить семя брату своему. Было семь братьев: первый взяв жену, умер бездетным. Взял ее второй и тоже умер бездетным. И так все семь братьев, взяв ее, умерли бездетными. После всех умерла и жена. Итак, в воскресении, которого из них будет она женою, так как все семеро ее имели женою?

– Чада века этого женятся и выходят замуж, – ответил им Иисус. – А в веке воскресения из мертвых ни женятся, ни замуж не выходят. И умереть уже не могут, ибо равны Ангелам и суть дети Божьи, будучи детьми воскресения. А что мертвые воскреснут, Моисей показал при купине, когда назвал Господа Богом Авраама, Богом Исаака и Богом Иакова. Бог же не есть Бог мертвых, но живых, ибо у Него все живы…

Только на Елеонской горе да еще в Гефсимании и Виффагии среди смоковниц Иисус немного отдыхал и продолжал учить людей и Своих учеников притчами. Постоянные нападки фарисеев, саддукеев и книжников подтачали Его силы. Иисус осунулся, часто сутулился и жаловался ученикам на усталость. По ночам Он не спал и молился. Грусть и печаль были в Его очах, так как Он знал, что уже страшный час близок и Ему оставалось всего несколько дней, чтобы дать последние напутствия Своим ученикам. Но они все же огорчили Его. Они вдруг невозможно и даже неприлично перебранились прямо на Его глазах, вовсе не стесняясь Его и не взирая на то, что Он нуждался сейчас именно в душевном отдыхе. А ученики продолжали спорить и браниться, исчисляли свои заслуги, даже пальцы загибали перед носом друг у друга. Спорили лучшие из лучших о первенстве. В этой перебранке не принимали участие только Андрей – он задумчиво лишь окинул спорящих взглядом и вышел из дома на улицу, Фома, который стоял у стены, прислонясь к ней плечом, и рассматривал спорящих, внимательно вслушиваясь в то, что они говорят, Нафанаил по прозвищу Варфоломей, не любивший предположений и загадываний на будущее и ищущий основательного и очевидного, и Иуда Искариот. Филиппа и Марии Магдалины в ту пору совсем не было в доме.

Петр гремел громче всех и как-то смешно обижался. Щеки и уши всех учеников пылали. Разгоряченные спором «сыны громовы» вдруг шагнули к Иисусу. Он поднял на них усталые очи, в которых были сейчас и страдание и великая скорбь. Сердце Иуды больно сжалось от Его взгляда, но в то же время он наслаждался каким-то странным, щекочущим торжеством. «Так, так, Иисус, погляди на Своих учеников, погляди на тех, кто считает себя первыми и любимыми учениками Твоими».

– Что вы хотите? – спросил Он их.

– Учитель, – заговорил Иоанн, – скажи, чтобы мы, сыны Зеведеевы, сели у Тебя один по правую сторону, а другой по левую в Царствии твоем.

– Не знаете, о чем просите, – с грустью сказал Иисус. – Можете ли пить чашу, которую Я буду пить, или креститься крещением, которым Я крещусь?

– Можем, – не задумываясь, ответили братья в один голос.

Иисус поглядел на них таким взглядом, каким обычно взрослый человек смотрит на глупо нашалившего ребенка-несмышленыша. И сколько же любви было в Его взгляде! Иуду передернуло: «Как – им?», и он нахмурился.

– Чашу Мою будете пить, и крещением, которым Я крещусь, будете креститься. Но дать сесть у Меня по правую сторону и по левую – не от Меня зависит, но кому уготовано Отцом Моим.

После этих слов братья устыдились, и они отошли в сторону. Но так как не любят, не терпят люди свой грех, прегрешения или проступки в других людях, то остальные ученики, участвовавшие в споре, возмутились поступком братьев и вознегодовали на них, хотя и сами думали до этого просить Иисуса о подобном же.

– Как так можно было просить? – гремел возмущенный Петр и пожимал плечами. Его поддерживали остальные.

– Поверьте, нам очень стыдно, – сказал Иоанн. Иаков молчал и прятал глаза.

Нафанаил вдруг заплакал, и все, зная его впечатлительность и ранимость, бросились его утешать.

Все же остальные ученики в душе порадовались тому, что они не пошли к Иисусу с такой просьбой.

А мрачный Иуда вышел из дома и побрел из Виффагии в Иерусалим. В этот же вечер он еще раз посетил бывшего первосвященника Анну. Иуду снова долго не принимали, а когда приняли, то встретили очень недружелюбно.

– Зачем ты снова пришел? – хмуро и надменно спросил у него Анна. – Я сказал тебе, чтобы я больше тебя не видел. Тебе заплатили деньги, вот ступай и выполни, что от тебя требуется.

Иуда улыбался и кланялся. Чем больше оскорблял его Анна, тем ниже он кланялся. Он, всегда гордый и независимый, сам с первого взгляда возненавидел Анну, но Иисуса он ненавидел больше.

– Прости, Анна. Но Иуда так любит деньги, что ослепленный их блеском и оглушенный их звоном я забыл у тебя тогда спросить самое главное.

– Что? – коротко спросил Анна.

– Когда? – так же коротко спросил Иуда.

– Что «когда»? – недоуменно и с отвращением разглядывал Анна предателя.

Иуда еще шире улыбнулся, и Анне вдруг захотелось пнуть его ногой прямо в улыбающееся лицо.

А Иуда молчал и улыбался.

Анна повернулся к Иуде спиной и схватил со стола какой-то пергамент, видимо первый попавшийся и совсем ему в данную минуту не нужный.

– Я сказал тебе, что не получишь больше ничего. Ни обола сверху, – процедил Анна сквозь истлевшие зубы.

– А Иуда разве сказал что-либо о деньгах? Иуда все понял. Но в какой день?

Анна наконец понял, чего добивался Иуда. «До чего он все-таки ненавидит Его!» – мелькнула вдруг мысль в голове бывшего первосвященника.

Тут у Анны был свой расчет. Его зять, Иосиф Каиафа, торопился и не раз говорил о том, что Иисуса должно убить до праздника. Дело в том, что он опасался, как бы в день праздника пасхи, в который принято миловать одного из преступников, таким помилованным преступником не оказался Иисус. Анна же знал, что у римлян назначены ближайшие казни в день пятницы, а после заката солнца уже начиналась суббота, праздник пасхи. Об этом знал и Каиафа, поэтому и предлагал убить Иисуса тайно и не доводить Его дело до суда у Пилата. Но Анна на этот счет был спокоен. В пятницу римляне собирались казнить троих преступников. Двое из них убили нескольких римских солдат, поэтому помилованными они быть не могут. А вот Иисус Варавва мог быть помилован. Если Иуда выполнит то, что обещает, то Иисус Галилеянин будет обвинен в государственном заговоре и, следовательно, из двух Иисусов выберут для помилования Варавву. Это во-первых. Во-вторых, римляне добивают обычно приговоренных к казни, если казнь приходилась в какой-нибудь иудейский праздник, или если они могли остаться до субботы. Анне очень хотелось поскорее убить Иисуса, ибо он знал, что на кресте иногда умирали и по три дня. А вдруг кто-нибудь ночью снимет Иисуса с креста и вылечит Его? Иисус молод, силен, здоров, может долго прожить на кресте, а поклонников у Него много, даже из богатых людей. По расчету Анны, казнить Иисуса нужно только в канун праздника. Ведь накануне праздника и в самый праздник синедрион не имел права присудить к смерти кого-нибудь. Значит, Иисус будет судим римлянами. Это уже в-третьих.

– В четверг вечером, – сухо сказал Анна. – И не при народе. Можно даже и ночью, но не позже…

…Иисус сказал вечером Своим ученикам:

– Вы знаете, что князья народов господствуют над ними, и вельможи властвуют ими. Но между вами да не будет так. А кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою, и кто хочет между вами быть первым да будет вам рабом. Так как Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать жизнь Свою для искупления многих.

Спорящие днем ученики теперь всё поняли и устыдились самих себя.

Иисус каждый день приходил в Храм, а в среду, двенадцатого нисана, Он, уже выходя из Храма, вдруг задержался и некоторое время наблюдал людей, клавших в сокровищницу свои дары. Он обратился к ученикам и указал им рукой на одну бедную вдову, положившую в сокровищницу всего две лепты.

– Видите. Истинно говорю вам, что эта бедная вдова больше всех положила. Ибо все те от избытка своего положили в дар Богу, а она от скудости своей положила всё пропитание свое, какое имела.

Но Иуда не вытерпел и сказал:

– Вон какими камнями, золотом и вкладами украшен Храм. Что можно сделать за две лепты?

Иисус и теперь не повернулся к Иуде, а, обращаясь ко всем, сказал задумчиво и печально:

– Повторяю, что придут дни, в которые из того, что вы здесь видите, не останется камня на камне. Всё будет разрушено.