Нисшедший в ад
Когда они спустились с горы, к Иисусу подошел Матфей:
– Учитель, там пришел из Даврафа человек и привел к нам своего бесноватого сына, который то в огонь, то в воду бросается. Мы попытались изгнать бесов, но у нас ничего не вышло.
– Снова бесы! – тихо и устало произнес Иисус. – О, род неверный и развращенный! Доколе буду с вами? Доколе буду терпеть вас? – И громко сказал: – Приведите его сюда.
Мальчика привели, больного, худого, взъерошенного, с ожогами на щеке и руках.
– Выйди вон, – сказал Иисус бесу.
Мальчик задрожал, изо рта его побежала пенистая слюна, затем он вздрогнул и осмысленным, ясным взором взглянул на Иисуса. После ученики спросили Учителя, почему же у них ничего не вышло, почему они не смогли изгнать этого беса.
– По неверию вашему; ибо истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «Перейди отсюда туда», и она перейдет, и ничего не будет невозможного для вас. Но этот род бесов изгоняется только молитвой и постом. И вот что еще хочу сказать вам, – в третий раз заговорил Иисус о печальном, о страшной трагедии, о катастрофе, – Сын Человеческий предан будет в руки человеческие и убьют Его, но в третий день Он воскреснет.
Ученики переглянулись. Но и в третий раз смысл этих горьких слов вполне, по-настоящему, не дошел до сознания учеников, так как эти слова противоречили всему тому, что раньше говорил Иисус.
– А где Иуда? – вдруг спросил Иисус.
Ученики огляделись, но Иуды с ними не было. Поглядели на Фому.
– На меня не смотрите. Я не знаю, где он, – ответил на взгляды Фома.
А Иуда ушел еще до возвращения Иисуса с Петром и сынами Зеведеевыми с горы Фавор. С горькой злобой он поглядел на гору, погрозил ей зачем-то кулаком и, пользуясь тем, что прочие ученики были заняты безуспешными попытками изгнать беса из мальчика, незаметно для них подался в город Анахараф, находящийся в двух часах ходьбы к юго-востоку от горы Фавор. В город он вошел к полудню, усталый и злой. Приобретя на базаре большой сосуд с вином, он удалился в безлюдное место за городской стеной и впервые в жизни напился пьян. Дальнейшего он сам потом не помнил. Но когда он очнулся, то увидел рядом с собой спящего оборванца, от которого сильно разило вином. Иуда попытался приподняться, но почему-то деревья вдруг запрыгали и затанцевали: они сдвигались влево, а затем возвращались на свое место, и Иуда понял, что у него страшно болит и кружится голова. Он брезгливо тронул оборванца за руку.
– Просыпайся. Ты кто?
Тот промычал что-то во сне. Но Иуда был настойчив, и все-таки разбудил его. Тот поднялся, несколько раз поморгал и сел на траве. Волосы на голове его и борода были всклокочены.
– Ты кто? – повторил свой вопрос Иуда.
– Еще вино есть? – хриплым голосом спросил тот.
– Ты – пьяница? – спросил Иуда.
– Я – нищий, – почему-то с гордостью ответил тот.
– Ясно, что нищий, если ты пил мое вино, – сказал Иуда. – Назови свое имя.
– Ты сам мне предложил вина. А имя мое Вефиль.
– У тебя не может быть такого имени. Вефиль означает «дом Божий». А ты – нищий и бродяга.
– Ты сам нищий и бродяга, – ответил Вефиль.
– Может, ты и прав, – задумчиво сказал Иуда и, с трудом поднявшись на ноги, пошел, пошатываясь, мучимый ужасной головной болью, прочь от Вефиля. Когда Иуда оглянулся, то увидел, что Вефиль, как бездомная собачонка, бежит за ним, странно подпрыгивая при каждом движении. Иуда остановился и стал его рассматривать. На том была одета какая-то неопределенного цвета рванина, что и одеждой назвать было грешно. Ноги босые и черные, волосы серые от пыли, а лицо до того грязно, что цвет кожи определить было очень трудно и даже черты лица казались неопределенными, размытыми.
– Сколько тебе лет? – спросил Иуда, так как не смог определить его возраста.
– Пятьдесят, – ответил Вефиль. И тут только увидел Иуда, что его маленькие глаза – голубого цвета. Почему-то Иуде его стало жалко.
– Пойдем, куплю тебе вина, – сказал ему Иуда.
Они вошли в какую-то гостиницу и Иуда купил к вину бедному Вефилю немного хлеба и жаркого. Самого Иуду тошнило и он, не привыкший к большому количеству вина, с отвращением смотрел и на вино и на еду, которую с жадностью поглощал вновь охмелевший и повеселевший Вефиль.
– Выпей вина, и тебе весело станет, – говорил Вефиль с набитым ртом.
Иуда все же сделал несколько глотков, хотя ему и было противно. Вскоре серый туман перед глазами рассеялся, и головная боль прошла, и Вефиль уже казался Иуде забавным и некоторое время он слушал его болтовню с интересом.
Но после он сказал, почувствовав, что нужно прекращать такие развлечения:
– Мне надо возвращаться и я не могу тебя таскать за собой.
Вефиль так жалко посмотрел на Иуду, что последний пожалел, что вообще связался с этим нищим.
– А как же я?
– Сегодня ты поел, и монеты звенят у тебя в суме – не пропадешь. А мне пора, – Иуда поднялся и пошел к выходу.
Но Вефиль шел за Иудой, бедный и несчастный. И так уже час они шли.
– Ты живешь в Анахарафе? – спросил его Иуда.
– Я нищий, у меня нет дома, – ответил Вефиль.
– Может, ты врешь, что ты – нищий. Что тебе нужно от меня?
– Я ни разу в жизни не солгал, – просто сказал Вефиль.
– Ты знаешь, куда я иду? – спросил Иуда.
– Знаю…
Иуда остановился и с новым любопытством осмотрел Вефиля.
– Ты пророк? – усмехнулся Иуда. – Я вчера что-то сказал тебе?
– Ты вчера много говорил и бранился, и мне тебя стало жалко…
– Тебе – меня? – удивился Иуда. И, помолчав, спросил вдруг: – Я о Нем говорил?
Вефиль смотрел на пыльную дорогу и блеклую траву, выжженную солнцем и истоптанную ногами.
– Я Его видел, но только издали, – наконец сказал он.
– Забудь всё, что я тебе вчера говорил, – строго сказал Иуда. – И не ходи за мной.
Окрик Иуды подействовал, и Вефиль остался один на дороге, а Иуда пошел дальше, и шел он быстро, шагая широкими шагами. Разные неясные мысли роились в голове Иуды, он шел, не замечая дороги и жаркого, палящего в этот день солнца. Через час пути он увидел вдали учеников, идущих – рядом с Иисусом – по дороге, и вдруг он ощутил невыносимую тоску. Расстояние между ним и учениками быстро сокращалось, а тоска росла и гнула его к земле. Иисуса он не видел за спинами учеников: Он шел впереди. Но вот появился просвет, и Иуда увидел Его голубой хитон. Иуду что-то кольнуло под сердцем, он уменьшил шаг и теперь плелся сзади, тревожа усталыми ногами горячую, липкую пыль, как виноватая собачонка, ожидающая наказания, как бедный Вефиль, который пожалел его, Иуду.
– И я плетусь за Тобой, и мне жалко Тебя, Иисус, – шептал Иуда, даже не осознавая этих слов, не задумываясь над ними. Они сорвались с его губ и улетели, уносимые тихим ветром. И этим же ветром был унесен из памяти Иудиной бедный нищий по имени Вефиль. Остался только Он, Идущий впереди, и Иуда, волочащий тяжелые ноги свои по пыльной дороге. Над Иисусом сияло ослепительное полуденное солнце, над Иудой тучей висела страшная, ноющая, как больной зуб, но соблазняющая его тоска.
Глава 16. Магдалина
Наконец они пришли в Капернаум, где ожидали их из путешествия женщины, чтобы в дальнейшем следовать за Иисусом. Среди женщин была и Мария Магдалина, которую Иисус исцелил, изгнав из нее несколько месяцев тому назад семь бесов.
Мария была единственной дочерью богатых родителей и ни в чем никогда она не знала нужды. Училась она легко и уже в детстве знала многие науки. Но, рано оставшись без матери, Мария замкнулась в себе. Свою мать она очень любила, и смерть матери для нее стала таким ударом, что она на несколько недель слегла в горячке. Отец Марии приглашал для нее лучших врачей, каких только мог сыскать в Галилее. Но девочка так и не смогла поправиться. Горячка, конечно, прошла, но Мария была нездорова. С ней стали случаться иногда припадки, а потом, когда Мария уже стала девушкой, эти припадки стали происходит все чаще и чаще. Отец уходил в другие комнаты, оставляя дочь на попечении служанок и рабынь. Тоска изъедала его изнутри, он сильно сдал, постарел. Затем уже и он нуждался в уходе, но недолго он пролежал в болезни, за ним пришла смерть. Мария осталась в огромном доме одна, измученная болезнями. Она плохо уже осознавала новую потерю, и на похоронах смотрела на отца равнодушно, как на чужого. На улицу она выходила редко, лицо ее пожелтело, осунулось, и трудно было предположить, что девушке только двадцать три года. Соседские мальчишки, увидев ее в саду, взбирались на каменное ограждение и дразнили ее, а когда она иногда шла по улице, то бросали в нее камешки. Такова была жизнь Марии, пока Иисус не пришел в Магдалу и служанка, старая и преданная семье, вырастившая девочку, силком не потащила ее к Учителю.
Совсем другая Мария встречала теперь Учителя и учеников вместе с другими женщинами в Капернауме. Небольшого роста, стройная, светловолосая красивая девушка с румянцем на щеках, улыбаясь, встречала путешественников. Теперь скромно одетая, она выглядела совсем юной, и трудно было узнать в ней ту желтолицую старуху в богатых одеждах, какой она была всего несколько месяцев тому назад.
В Магдале Мария благополучно уладила свои хозяйственные дела. Имение и всё имущество были разделены между служанками, слугами, рабами и рабынями, ставшими вольными людьми, и другими многочисленными бедняками и нищими. Многих бывших своих рабынь и служанок Мария с удовольствием выдала замуж и радовалась их счастью. Ведь у нее, из-за болезни, не было и надежды быть любимой и любить самой. Но она уже твердо выбрала свою дорогу и, уладив все дела, отправилась в скромном платье пешком в Капернаум.
За стенами города в маленьком, но вместительном домике на берегу моря собрались женщины, и прожили в нем несколько дней общиной. По приходе Иисуса и учеников быстро был накрыт стол и приготовлены были сосуды с мирро для приветствия.
Когда трапеза была закончена, и ученики вышли на улицу, к Петру подошли собиратели дидрахм.
– Учитель ваш не даст ли дидрахмы?
Петр растерялся, но сказал, что спросит у Учителя. Войдя в дом, где отдыхал Иисус, Петр уже хотел задать вопрос, но Иисус опередил его:
– Как тебе кажется, Симон, цари земные с кого берут пошлины или подати? С сынов ли своих, или с посторонних?
– С посторонних.
– Итак, сыны свободны, – сказал Иисус и добавил, так как знал, зачем пришли соглядатаи, посланники Каиафы. – Но чтобы не соблазнять их, пойди к морю и на берегу его найдешь статир, возьми его и отдай им за Меня и за себя.
Петр кивнул и вышел. Всё случилось так, как сказал Иисус. Петр отдал собирателям статир, и те удалились. Не успели те скрыться из виду, как к ученикам тихо приблизилась Саломея.
– Что-то наш Учитель грустным и усталым вернулся. Как вам показалось? – спросила она у учеников и, снизив голос до шепота, она добавила: – Я даже подсмотрела, что Он плакал наедине. И горько так! – Саломея покачала головой. – Вы с Ним были, что случилось?
Ученики были поражены этой новостью, но, припомнив всё, отметили про себя, что действительно после посещения горы Фавор Учитель стал Сам не свой. Иоанн же, найдя среди камней маленькую смешную голубенькую ящерицу, решил развеселить Иисуса. Вместе с умиленным, улыбающимся Иоанном вошли и другие ученики и женщины. Иисус взял в Свои тонкие белые ладони ящерицу и улыбнулся. Ученики облегченно вздохнули. Но Иисус вновь стал грустен и, глядя на ящерицу, сказал присутствующим:
– Когда-то на земле, когда еще не было на ней человека, жили одни ящерицы, но размерами они были, как Галилейские холмы. Они ели листья огромных деревьев. Но вскоре князь тьмы разделил их, и появились среди них хищники. Сначала они только попробовали мясо своих собратьев, но чем дальше, тем больше эта пища привлекала их, и наконец они стали есть только своих собратьев. Началась на земле большая охота, когда травоядные ящерицы не могли спокойно попить воды из озер и рек, чтобы не подвергнуться нападению хищников. Развитие ящериц замедлилось и остановилось. Одни из них искали, кого бы съесть, а другие думали лишь о том, как уберечься самим и сберечь своих детенышей. Наконец хищники стали страшными демоническими существами, и демоны властвовали над миром ящериц. Взволновалась и затревожилась земля; моря и океаны бушевали. Владычество демонов на земле привело к множеству катастроф, землетрясений, небывалых бурь и ураганов. Огромные волны затопляли целые острова, и они уходили на морское дно вместе с жителями земли – ящерицами. Нарушилось самое движение планеты, Земля столкнулась с большим камнем, тьма наступила по всей земле – и огромные ящерицы погибли. То же самое князь тьмы думает сделать и с людьми. Когда он человечество полностью подчинит себе, и оно обратиться в дьяволочеловечество, тогда неизбежно произойдут на земле какие-нибудь мировые катастрофы, таково уж следствие деятельности демонов, и человечество вымрет, как вымерли огромные ящерицы, а души людей будут затянуты в ад, где плач и скрежет зубов и где отнята надежда навсегда, потому что оттуда нет выхода.
Ученики испуганно слушали Иисуса и молчали. Марии стало плохо, и она прислонилась к стене, чтобы не упасть.
– И все ящерицы были затянуты в ад? – спросил наконец кто-то.
– Не все, – ответил Иисус. – Были взяты только хищники, они стали помощниками демонов, а другие живут теперь в другом мире, светлом и прекрасном, и они разумны, эти радостные дети Божьи. Но ад создан для мучения людей, и князь тьмы постарается забрать почти всех, и люди-хищники станут не помощниками демонов, а будут в аду вечно мучиться, ибо там плач и скрежет зубов.
– И что же нам делать? – спросили ученики.
– Вам делать то, что Я вам скажу, ибо Сын Человеческий затем и пришел на землю, чтобы не допустить власти князя тьмы над человеком.
– Ну, Иоанн!.. – шепнул Андрей. – Развеселил ты Учителя.
– А теперь идите. Я устал, – сказал Иисус. – Иоанн, отнеси эту милую ящерицу к тем камням, где ты взял ее.
Иоанн бережно принял ящерицу из рук Иисуса и все ученики вышли из дома.
Ближе к вечеру Иуда наткнулся на Иоанна. Тот лежал на траве и за чем-то наблюдал, тихо смеясь. Иуда лег рядом с ним и приблизил свои глаза к тому, что наблюдал Иоанн. Иуда увидел, что Иоанн наблюдает за двумя крохотными мушками. Они то подбегали одна к другой и тыкались мордочками друг в друга, то более мелкая отбегала на некоторое расстояние, а та, что побольше, как бы наблюдала за меньшей, и ждала, когда меньшая вновь прибежит к ней и растопырит перед ней свои крылышки.
– Они общаются, как люди, – шепотом сказал восхищенный этим открытием Иоанн.
– Да, как люди, – сказал Иуда. – Но знаешь, Иоанн, что в этом самое интересное?
Иоанн повернул лицо свое к Иуде и ожидающе посмотрел в его серые глаза своими черными, еще умиленно смеющимися глазами.
– Самое интересное, – отвечал Иуда, – что всё счастье, вся радость этих мушек, вся их жизнь находится под кончиком твоего пальца.
Иоанн не понял этих слов, но лицо его омрачилось.
– Что ты хочешь сказать, Искариот? Я не понимаю тебя.
– А ведь ощущение соблазнительное для таких великанов, как мы с тобой, – продолжал шепотом Иуда. – Вот сбегутся мушки вместе, и одним нажатием пальца задавить их обеих.
Густая тень легла на лицо Иоанна, и он чуть сдвинул свои красивые брови.
– Ну что, не забыл еще богатого римлянина? – совсем тихим шепотом произнес Иуда, усмехаясь.
Губы Иоанна задрожали.
– Послушай, Искариот…
Но Иуда поднялся, шлепнул на прощание Иоанна ниже спины и ушел, бесшумно ступая по траве.
Вечером всё было, как обычно. Иисус уже не был грустен и учил Своих учеников. Его слушали и женщины. Мария Магдалина сидела у ног Иисуса и внимательно слушала Его, а широко раскрытыми глазами смотрела в лицо Иисуса. Недалеко от Него сидел и немолодой художник Ананий из Эдесы, которого послал к Учителю царь Остроенского царства Авгар V Уккама, чтобы тот написал портрет Иисуса, с помощью которого он хотел излечиться от проказы. Иуда стоял у самой двери, и странный огонь блистал в его глазах, а ноздри его чуть приметно иногда вздрагивали. Когда же Иисус говорил о заблудшей овце, Иуда тихонько выскользнул из дома, но этого никто не заметил. Все слушали Иисуса, затаив дыхание, лишь Матфей что-то чертил в своем пергаменте, часто взглядывая на Учителя.
А Иуда ходил в темноте по песчаному берегу. Он не замечал вечерней прохлады и как чудесно пахнет ветерок с моря.
– Кто я – блудный сын или заблудшая овца? Нет, мы с Тобой знаем, что я – Твой лучший ученик. Я много знаю. Почему же «сыны громовы», прозванные так Тобою за свою вспыльчивость и горячность, Иаков и Иоанн, сидят рядом с Тобой, почему Мария Магдалина сидит у ног Твоих? А не я, не Иуда? Я знаю, что Ты – Сын Божий, Христос, но Петр опередил меня, и теперь он сидит так близко от Тебя. А если я скажу Тебе, что я люблю Тебя, простишь ли блудного сына? Примешь ли с радостью?
Иуда вошел, когда Петр задавал какой-то вопрос. Иуда не расслышал вопроса, но он услышал, что ему ответил Иисус:
– Не говорю тебе «до семи», но до семижды семидесяти раз нужно прощать всякого.
Ранним утром Иисус, ученики, художник Ананий и женщины отправились в Вифсаиду. По дороге Филипп поддразнивал Анания.
– Ну как? Снова не получается?
Ананий уже несколько дней ходил за Иисусом, но Его портрет ему не удавался.
– А ты хотя бы хороший художник? – допытывался Филипп, посмеиваясь себе в усы.
– Откинув скромность, скажу, что я – один из лучших художников, которые пишут портреты, потому-то меня царь и выбрал. Но у вашего Учителя лицо необычное, не такое, как у прочих людей, какое-то неземное. Тут другая школа нужна. Я никак не могу передать в портрете тот Свет, ту Силу, которые исходят от Его лица. Вот это именно мне и не удается. А без этого Света и этой Силы и портрета никакого нет. Понимаешь, Филипп?
Иисус слышал этот разговор и, войдя в ближайшее селение, Он попросил у вышедшей навстречу женщины чистое полотенце и воды из колодца. Та вынесла из дома всё требуемое. Иисус умылся и вытер полотенцем Свое лицо. Потом подал его Ананию. Свидетели ахнули: на полотенце был портрет Иисуса. Ананий был поражен, и он упал на колени.
– Да это же вероника! [Verum icon (лат.) – истинное изображение. – В.Б.] – прошептал он.
Иисус тронул его за плечо, а когда тот встал, Он вручил ему еще свиток пергамента.
– Отнеси полотенце пославшему тебя и передай ему также это послание от Меня…
Вскоре Мария Магдалина стала ученицей Иисуса, и ей была открыта сила исцелять и изгонять бесов. Теперь она не занималась хозяйством, как прочие женщины, идущие за Иисусом, а, поднявшись ранним утром, до позднего вечера ходила по ближайшим селениям и оказывала помощь нуждающимся. Постоянное присутствие на вечерних беседах и в походах красивой девушки несколько беспокоило горячие головы молодых учеников. Но они говорили себе, что у них другая теперь дорога, не будет у них ни жены, ни детей. Вот Петр оставил же свою семью, а им и начинать не стоит. Мария им, как сестра, как на сестру и нужно на нее смотреть. Мария Магдалина никогда и не привыкала к мужскому вниманию, поэтому и видела в учениках лишь братьев своих, которых раньше у нее не было.
Однажды Иуда подошел к Иакову Зеведееву, когда тот сидел на вершине холма и смотрел, как Мария собирает цветы в долине, чтобы принести их Иисусу.
– А когда она купается в реке, ты за ней еще не подглядывал? – начал Иуда.
Иаков резко обернулся и так сверкнул на Иуду черными глазами, что Иуда подумал, как верно его с Иоанном Иисус назвал «сынами громовыми». Две молнии «ударили» Иуду, но он и виду не подал, что удивлен чем-то, а тихо захихикал, когда Иаков пробасил:
– Ты мерзость говоришь.
Иуда присел рядом.
– Да ты погоди: у многих из нас есть прошлое. Это Андрей да Иоанн, да Иаков Алфеев, еще Фаддей – юнцы: им – что цветок, что женщина – безразлично. Но как у них плоть волнуется, поверь! Но они отвергают плоть, найдя идеал в Иисусе. Подражают Ему. Да и Варфоломей с Фомой всё в облаках летают. Первый влюблен в правду, режет ее налево и направо, за что его еще побьют, и больно, так как он не скрывает ни своих мыслей, ни своих чувств, что в мире опасно, а второй влюблен в свою мысль и ходит по земле лунатиком. А вот Петр горячо любимую жену с детьми оставил, а некоторые из нас и с блудницами знались. Ты, я слышал, тоже сильно влюблен был.
– Что мое, то мое, – начинал вскипать Иаков, которому этот разговор не нравился. – Где ты слышать мог?
– Имеющий уши да слышит.
– Мария – сестра наша. Почему ты, Иуда, мерзости про нее говоришь? Почему ты ее не любишь?
– «Не любишь»? – усмехнулся Иуда. – Филипп совсем из-за нее голову потерял. Ведь знает, что она ему, как сестра, а ревнует так, что весь дрожит и ноздри у него вздрагивают. И знаешь, к кому он больше всего ее ревнует?
Иаков уже с отвращением глядел на Иуду.
– К Иисусу, представляешь? Просто кричит на всех углах, что Он ее, приветствуя, целует в губы. Чуть не считает их любовниками. Во как!
– Не хочу слушать мерзости, – разозлился Иаков. – Иуда, еще слово – и я тебя поколочу.
Иуда тихо засмеялся.
– А я подсмотрел. Все-таки Он ее целует в щеку, как и прочих. Но Филипп ослеплен. Да, Иаков, Мария мне не нравится. И даже если бы она была моей родной сестрой, то и тогда бы я ее недолюбливал. Семь бесов из нее Иисус изгнал, а она все равно юродивая. Такого парня, как Филипп, мучает. А с его характером любовь – гиблое дело. Разве тебе не жалко нашего брата? Петр тоже, как и я, ее не жалует. Он возмущен, что женщина с нами. Помнишь, когда на днях Мария рассказала нам о том, что ей говорил наедине Иисус о жизни после смерти, Петр себе места не находил, кричал и буянил. Матфей чуть ли за руки его не держал. Еще станет главной над учениками, к тому идет, как ты думаешь?
– Петр слишком гневлив и ревнив, а она чистая, – уже спокойно говорил Иаков, залюбовавшись девушкой. – Она такую веру имеет, что нам у нее еще поучиться. И людей любит так, что одною любовью исцеляет. А ты, Иуда, кого-нибудь любишь?
– Люблю, – коротко ответил Иуда так, что Иаков недоуменно посмотрел на него. Во-первых, Иаков почему-то не ожидал такого слова от Иуды, а во-вторых, Иуда сказал его резко и зло, даже судорога прошла по его вдруг потемневшему лицу.
– Это женщина? – смущенно спросил Иаков.
Иуда промолчал.
– А что у тебя там случилось? – вдруг спросил Иуда. – Расскажи. Расскажи, как это любить без взаимности.
Иуда просил, и Иаков не смог ему отказать.
– Это было три года тому назад. Я полюбил деву, очень полюбил, и хотел взять ее себе в жены. Мы жили недалеко друг от друга. С детства друг друга знали, дружили. И вдруг я понял, что ни говорить не могу с ней, ни смотреть не могу. И не видеть ее тоже не могу. За каждое свое слово, за каждое свое движение боюсь. Лишь смотрю на нее и слушаю, что она говорит. И так мне хорошо с ней рядом! А не вижу ее – задыхаюсь, воздуха мне не хватает, огнем все тело горит, работа из рук валится. А она что-то поняла, избегать меня начала. А потом я узнал, что выходит она замуж за другого, его и любила.
– И что?
– Тут для меня и начался ад кромешный. В любви ей признался, уговаривал, даже убить хотел.
– Кого?
– Ее. – Иаков был бледен.
– Как, ты ее любил – и хотел ее убить?
– Не знаю. Видно, любить я не умел. Нежность и желание разорвать ее на части быстро сменялись во мне тогда.
– Что же потом?
– Убить я ее не убил, но ударил. Сильно. С того моего поступка мы и не виделись. Я заболел, а она тем временем уехала с мужем. А я еще два года мучился, не мог ее забыть. Даже жениться хотел на первой встречной, чтобы заглушить свою боль, и родителям сказал о женитьбе. Те обрадовались, а у меня – горе.
– А теперь забыл?
– Теперь я и мой брат с Иисусом. У меня другая жизнь. А ту боль я хочу забыть.
– Ты сказал, что не умел любить. А как – уметь любить?
– Любовь – самая большая сила на свете. Этой силой мы живем, живут планеты, звезды, силою любви исцеляют и воскрешают. Там, где любовь, там только свет, а в моей любви появилась тьма, ибо я думал не об этой девочке, но о себе. Вот ты говоришь, мой брат – юнец, а он мне вдруг сказал: «Бог – это любовь». Любовь только создает, а не разрушает, отдает, а не берет, думает о другом, а не о себе, и любви нужно учиться, а Мария Магдалина умеет любить. Так умеют любить женщины, хотя их жизнь очень нелегка. Мария теперь с нами и она наша сестра, и это хорошо для нас, мужчин, еще не научившихся любви. Женщины – пример для нас, они смягчают наши сердца и разум. И мы, мужчины, должны беречь их, радуясь их присутствию. Как говорит наш Учитель: «Почитайте женщину, мать вселенной; в ней лежит вся истина Божественного творения. Она – основание всего доброго и прекрасного, нравственная и естественная опора в трудах мужчины. Покорствуйте женщине; ее любовь облагораживает мужчину, смягчает его ожесточенное сердце, укрощает зверя и делает его ягненком. Женщины – наилучшее украшение вселенной, и от них родится всё, что населяет мир. Как некогда Бог отделил свет от тьмы и сушу от вод, так женщина владеет Божественным даром отделять в мужчине добрые намерения от злых мыслей. Вот почему Я говорю вам, что после Бога ваши лучшие мысли должны принадлежать женщинам. Всё, что вы сделаете своей матери, жене, вдове или другой женщине в скорби, сделаете для Бога». Помнишь, Искариот, эти Его слова?
