– Нора. Можно называть меня так. А вас как зовут, молодой человек?
– Джонни, мэм… То есть миссис Нора, – аккуратно пожал её руку Коллинз-средний, вконец смутившись, аж щёки запылали красным. С ним такое бывает, говорил же уже – стесняется женщин, и всё тут.
Нора ещё раз улыбнулась своей обворожительной улыбкой и отошла к плите готовить себе ещё «кофе». Она всегда так делает: сначала выпьет ту чашку, которую я ей в постель подам, а потом, когда уже встанет с кровати, примет душ, причешется, оденется и вниз соизволит спуститься, то ещё одну чашку сама себе намешивает. И меня к этому своему ритуалу ни за что не подпускает, я пробовал уже как-то влезть, знаю. Кстати, и кофе она всегда немного по-другому наводит, я пару раз отхлебнул из её чашки – отличается, причём заметно. Пропорции другие. Но мой кофе нахваливала всегда и никогда не отказывалась… Кто их, женщин этих поймёт.
– Я надеюсь вы не откажетесь от чашки кофе и сэндвича, Джонни? – спросила Нора, колдуя у плиты.
– С удовольствием, миссис Нора, – ещё больше зарделся Джон.
– Вот и славно, – снова улыбнулась та.
Ещё одна такая улыбка адресованная парню, подумал я и, как мне кажется, его щёки натуральным образом воспламенятся и огонь перекинется прямиком на пышную шевелюру, а потом на всё остальное. И Джонни-бой сгорит дотла, превратившись в кучку пепла на полу у нас в гостиной. М-да… А кто же тогда за станком на завод к Бернштейну пойдёт?
Я тем временем распечатал свёрток и на свет божий явился небольшой листок пожелтевшей бумаги в клетку, выдранный, похоже, из какой-то залежалой ученической тетради ещё довоенного выпуска. На нём твёрдым почерком Фила был расписан новый заказ на нож, где по пунктам было указаны пожелания заказчика по параметрам и материалам, из которых он должен быть изготовлен. Ниже прилагался набросок карандашом изображающий, как нож должен выглядеть в реале. Ну, приблизительно выглядеть разумеется. Всё дело в том, что видение заказчика того, каким должен быть вожделенный предмет его мечты и умение Коллинза-старшего передать эти самые мечты на бумагу при помощи всё того же карандаша разнились, и порой весьма значительно. Хорошо, когда человек, заказывающий нож, умеет хоть немного рисовать и сам изображает желаемое, но таких почему-то маловато… Лучше всего, конечно, когда я сам принимаю заказы, тут уже недопонимания как правило не возникает, разве что какой особо капризный клиент попадётся, но это дело, в смысле – моё личное общение с клиентом в силу моей основной работы случается крайне редко. Не, ну прямо закон подлости в действии: когда я по нескольку дней не покидаю свою мастерскую в магазине у Фила, ночуя там же на своей любимой раскладушке военного образца – ну ни один клиент не нарисуется, который желал бы у меня нож заказать! А стоит мне отправиться в очередной поход по радиоактивным землям, этих заказчиков как черти разжигают! Вот и общаются люди добрые с Филом в моё отсутствие, а он как вы уже поняли художник тот ещё, талант прям через край так и плещет.
Разобрав наконец каракули Фила, я заглянул в свёрток и извлёк оттуда завернутые в тряпицу какие-то то ли кусочки рога, или кости – как то так громыхнули, и холщовый мешочек с чем-то весело внутри звякнувшим, когда я его слегка встряхнул. Ну понятно – крышки. Это аванс за работу.
Вот кстати, я до сих пор не могу понять, кому первому пришла в голову столь «грандиозная» идея использовать в качестве разменной монеты крышки от – «Арктик-Колы» и под каким из известных наркотиков этот товарищ в тот момент находился? Ка-а-акое гениальное решение! И ведь прижилось это дело как ни странно, приняли люди столь противоречивое нововведение. Как по мне, то проще бы было тогда уж старые долларовые и центовые монеты использовать. Ведь один хрен, что кто-то древние развалины какого-нибудь банка или обменного пункта найдёт и расковыряет, вмиг став миллионером среди множества прочих голодранцев, что какой-нибудь бродяга-мусорщик в заросшем бурьяном овраге случайно наткнётся на перевернувшийся грузовик, эту самую «Арктик-Колу» когда-то перевозивший. Результат тот же самый будет. Более того я подозреваю, что начало этой новой валюте и положил кто-то такой вот хитрожопый, волею случая дорвавшийся до халявных запасов этого термоядерного поила, спокойно хранящегося не то что годами – десятилетиями и вовремя смекнувший, как можно выгодно использовать никчемные нержавеющие кругляши с логотипом компании-производителя. М-да…
В тряпице оказались, как я и предполагал кусочки панциря Болотного Монстра, бывшего, похоже, довольно преклонного возраста к тому моменту, когда его добыли охотники. Куски, уже напиленные продолговатыми пластинками дюймов шесть в длину, два с чем-то в ширину и примерно полдюйма в толщину были глубокого чёрного цвета с матовым отливом. Отлично! Такой материал превосходно полируется и смотрится потом очень хорошо. Я покрутил пластинки в руках, несколько раз приложил одну к другой проверяя, насколько ровно они распилены и отложил в сторонку. Потом повнимательней посмотрю, как вплотную за заказ возьмусь, но это уже завтра, не раньше. Болотные… Б-р-р! Ненавижу этих тварей! Не надо смеяться, у меня на то есть свои причины, причём очень веские. Был уже опыт общения, знаете ли…
Нора тем временем подала пламенеющему, как солнце на закате Джону обещанную чашку так называемого кофе и положила ему на тарелку два бутерброда с сыром, который нам в Тихие Сосны исправно поставляли с фермы Эстер. Они там вполне успешно освоили изготовление разного рода кисломолочных продуктов. Особенно дела у сельских тружеников пошли в гору после того, как им провели электричество, а наши штатные техники во главе с неподражаемым Метьюсоном, мастером на все руки, который встречал нас с Норой вчера у ворот, смогли восстановить до рабочего состояния и подключить несколько морозильных установок. Те были выкорчеваны и утащены со старого и давным-давно умершего молокозавода, тихо доживавшего свой век на одной из окраин Бостона. Это позволило фермерам не заботиться более о длительном хранении мяса и молока, что в свою очередь стимулировало рост поголовья всякого рогатого скота в их хозяйстве. Хорошее начало, не правда ли?
Джонни попил «кофе», доел бутерброды, поблагодарил сердечно и засобирался, прощаясь с нами, так как их каравану уже пора было оправляться в путь. Мы с Норой проводили молодого человека до калитки, где и распрощались. Джон направился к воротам перед мостом, а мы, постояв немного на улице и поглазев по сторонам, вернулись обратно в дом. Там я в свою очередь пошёл в душ сполоснуться, а Нора в это время откровенно бездельничала, сидя в гостиной на диванчике закинув ногу за ногу и с недопитой чашкой остывшего цикория в руке. Водсворд к тому времени оттаял, если это можно так назвать, и теперь они с моей женой вели высокоинтеллектуальную беседу, причём Нора откровенно забавлялась, подшучивая над нашим не в меру умным и имеющим столь тонкое душевное устроение домашним роботом, задавая ему всякие каверзные вопросы, а после наблюдала за его реакцией. К тому моменту, когда я выбрался из душа вытирая свой мокрый ёжик на голове полотенцем Водсворд уже снова готов был «обидеться», в этот раз уже на Нору, но я вовремя спас положение, вмешавшись в их диалог и уведя жену с собой наверх в спальню. Робот, глубоко поразмыслив вновь в миллион первый раз отправился в своё бесконечное путешествие вокруг нашего дома, а я вдруг вспомнил с интересом глянув на супругу, что у меня вообще-то к ней есть одно неотложное дело… По видимому что-то подобное пришло и ей в голову в этот самый момент, и мы снова заперлись в спальне, на этот раз предусмотрительно закрыв дверь на задвижку, чтобы беспардонный робот не заявился в самый ответственный момент.
Мы спустились вниз, когда солнце, окрашивая небосвод в нежно-розовые тона уже начало потихоньку клониться к верхушкам молодых деревьев, росших на холмах вокруг Тихих Сосен. Снова перекусили, на сей раз салатом, по-быстрому настрогав в глубокую миску с широкими краями немного овощей, добавив сыра, нарезанного маленькими кубиками, посолив и сбрызнув всё это дело кукурузным маслом. Потом оделись и пошли на улицу пройтись немного и подышать свежим воздухом, наслаждаясь вечерней красотой ранней осени.
Прошлись неспешным шагом до противоположного конца поселения, пройдя через небольшую площадь в центре, образовавшуюся на месте снесённого дома, не пережившего так успешно, как остальные дома ядерной атаки и многих лет заброшенности и развалившегося на части. Теперь на этом месте раскинулась рыночная мини-площадь, она же центр развлечений и народных гуляний с несколькими торговыми лавками по периметру, сколоченными из досок и танцплощадкой в центре, соседствующей с небольшой сценой, на которой местная самодеятельность время от времени давала спектакли. Причём весьма неплохие на мой неискушённый в театральном искусстве взгляд. Особенно мне запомнился Гамлет в исполнении Лю Вэня, нашего местного китайца, чья вечно унылая физиономия с припухшими узкими глазами как нельзя лучше по моему мнению подходила для сценического выражения душевных терзаний Принца Датского.
Дошли до здания арсенала, он же штаб местного филиала организации минитменов. Там немного постояли, поглазели на то, как сержант Джексон гоняет по импровизированному плацу перед штабом молодых новобранцев, вбивая в их деревенские головы зачатки воинской дисциплины. Здоровенный негр с налитыми кровью глазами орал на новобранцев так, что от его крика дрожали стёкла в здании штаба, а сами бойцы стояли перед ним навытяжку, боясь вздохнуть и с восхищением, разбавленным изрядной долей ужаса буквально поедали грозного командира глазами.
Насмотревшись на муштру новичков-минитменов и вдоволь наслушавшись воплей Джексона, я и Нора отправились обратно, по пути несколько раз поздоровавшись с кем-то из местных. Никого из них Нора, разумеется, не знала и мне по ходу дела приходилось ей объяснять, кто есть кто в нашем старом-новом поселении.
Подошли к лавке Беннета, торгующей съестным и спиртным, и закрывавшейся обычно позже других заведений, где встретили семейство Сэмпсонов в полном составе: вчерашний Гомер, глава семьи, его жена Марта с неизменной пирамидоподобной причёской на голове и трое их детей: Берт, Лайза и малышка Линда. Подошли, поздоровались. Гомер сегодня был настроен благодушно, видно вчерашняя гулянка для него и для Марты окончилась без эксцессов с последующим выяснением отношений. Сегодня супруги прямо таки лучились благодушием и семейным счастьем. Я представил Нору Сэмпсонам, те по очереди пожали ей руку, даже маленькая Линда и та, встав на носочки протянула незнакомой тёте, пришедшей с дядей Нейтаном свою маленькую ладошку. Нора здоровалась, улыбалась, но я видел, насколько тяжело ей даётся общение с детьми Сэмпсонов. Поэтому я не стал долго задерживаться у лавки и ничего не купив – благо дома ещё была какая-то еда, поспешил попрощаться с дружным семейством и потянул Нору за собой. Солнце потихоньку скрывалось за горизонтом, небо на западе всё больше темнело, приобретая тёмно-синие тона, на Тихие Сосны незаметно и неизбежно опускалась ночь.
Глава 3
Ночью я проснулся от того, что Нора, лежавшая рядом со мной под одеялом вдруг начала глухо стонать и метаться во сне. Она что-то невнятно бормотала, но сколько я не прислушивался, отдельных слов так и не смог разобрать. Я потихоньку погладил её по голове, аккуратно обнял, подсунув руку ей под спину, прижал к груди её милую головку. Тихо, моя хорошая, тихо… Нора затихла так и не проснувшись, лишь немного повозилась, поудобней устраиваясь на моей груди и тихонько засопела, погрузившись в глубокий сон.
Я лежал так, с женой в обнимку до тех пор, пока её головка с растрепанными волосами не отлежала мне руку и ту не начало сильно покалывать. Я аккуратно, стараясь не потревожить сон любимой высвободил руку и принялся её растрать, что бы вернуть чувствительность. Потом я, некоторое время глядя на тёмный силуэт профиля Норы всё же решился. Чуть приблизив своё лицо к её щеке я тихим, но отчётливым шёпотом произнёс:
– Альфа, восемь, шесть, икс, зет, десять.
Ничего. Нора как спала, посапывая и тихонько вздыхая, так и продолжала дальше спать крепким сном. Тогда я уже не боясь разбудить её, произнёс кодовую фразу возврата беглых синтов в полный голос. На этот раз Нора завозилась, оторвала голову от подушки, и глядя на меня тусклыми спросонья глазами, спросила:
– Милый, что-то случилось? Ты меня разбудил… Что ты там сейчас говорил?
– Ничего, любимая, ничего, спи. Ты возилась во сне и я позвал тебя, что бы успокоить. Засыпай.
Уф-ф-ф! Ну сла-а-ава тебе, боже!
Нора уронила голову на подушку и снова отрубилась, отправившись обратно в царство сновидений, а я продолжал лежать пялясь в потолок в кромешной темноте и всё думал, думал…
Задремал я лишь тогда, когда узкий просвет между плохо подогнанными ставнями из чёрного превратился в светло-серый. Но спать мне долго не пришлось: едва я худо-бедно погрузился в сон, как тут же проснулся от Нориного голоса, вернее от её крика.
Подпрыгнув на кровати, я вскочил и посмотрел на жену. Та сидела, откинув с себя одеяло, упавшее одним краем на пол и всхлипывала, растирая рукой льющиеся ручьём из глаз слёзы. Что ещё за дела?! Я поспешил сесть с ней рядом и обнял её за плечи.
– Родная, что ты, не плачь, – я поцеловал её в заплаканные глаза. – Кошмар приснился? Успокойся, любимая, это всего лишь сон.
– Нет, – замотала головой Нора, попадая волосами мне по лицу. – Я вспомнила… Я увидела…
– Что? Что ты вспомнила? – уже не на шутку напрягся я.
– Я не знаю, как это объяснить… Это как кусочки мозаики, яркие вспышки, какие-то обрывки воспоминаний… Я пытаюсь их ухватить, но они всё время ускользают. Но одно я увидела абсолютно точно.
– Что? Что ты увидела? Не молчи милая, расскажи, вместе мы с этим разберёмся, – я взял ладошки Норы в свои и заглянул ей в глаза. Она слабо улыбнулась, высвободила из моей ладони одну руку и вытерла глаза. Потом провела ладонью по щекам, стирая слёзы.
– Я увидела… себя. Я лежала пристёгнутой к каталке, ну, на каких в больницах людей возят, на колёсиках, и не могла пошевелиться. Вокруг меня какие-то машины, колбы, разные пробирки как в научных лабораториях, с помощью которых всякие опыты проводят, в глаза светят яркие лампы. Мне страшно, очень страшно. Если чуть-чуть повернуть голову, то видно как бы окно, большое такое, а за стеклом люди в белых халатах и масках, они что-то там делают, мне оттуда, где я лежу, не видно. А ещё там же, за этим окном ещё двое в белом – женщина и старик, они горячо спорят о чём-то. Потом старик машет рукой и кивает с недовольным видом, будто нехотя соглашаясь с чем-то и отворачивается, а женщина берёт в руки здоровенный шприц, наполненный какой-то светящейся жидкостью и направляется ко мне. И тут меня охватывает дикий ужас, я пытаюсь освободиться, дёргаюсь изо всех сил, хочу убежать, но ремни, которыми меня пристегнули к каталке, не дают даже шевельнуться. А женщина подходит всё ближе, ближе… Она улыбается, но у неё очень странные глаза… Как у куклы, неподвижные, неживые. Она останавливается возле каталки и колет меня этим своим шприцем вот сюда, в шею. И тут меня охватывает такая боль, словно всё моё тело рвут на части и я кричу, кричу… И – темнота… Дальше всё обрывается. Что же это такое, кто эти люди и что они со мной делали?!
Видя, что Нора на грани срыва и опять вот-вот разрыдается, я не теряя времени вновь прижал её к себе, успокаивая. Потом, немного погодя, осторожно спросил:
– Ты прости, что заставляю тебя опять в этот кошмар погружаться, но ничего особенного ты там не заметила? Чего-нибудь необычного, запоминающегося. Того, что бы могло указать хоть примерно, что это за место? Ну, хоть что-нибудь?
Нора задумалась на некоторое время, потом отрицательно качнула головой:
– Нет, ничего такого я не помню. Кроме той бабы со стеклянными глазами и старикашки за большим окном ничего примечательного я не заметила. Хотя…
Она умолкла, явно что-то пытаясь осмыслить.
– Что? – наконец не выдержал я.
– Понимаешь, у них у всех знак был один и тот же, логотип такой на левой стороне груди вместо бейджика. У старика, у этой «куклы» со шпицем, у «лаборантов» этих то же… Знак в виде черепа в круге, а по контуру как бы крылья из лезвий от ножей, изогнутых, в стороны и чуть вверх смотрят. И цвета он был такого… металлического, что ли. А может и был из металла, я не знаю. У меня этот знак прямо перед глазами оказался, когда та, что со шприцем ко мне наклонялась.
– Череп с крыльями, говоришь, – задумчиво протянул я, пытаясь припомнить, не попадалось ли мне чего-нибудь подобного.
– Угу, с крыльями из лезвий. И главное! Такой же логотип там был на стене нарисован, блестящей металлической краской. Во-от такой вот здоровенный, – Нора развела руки в стороны, показывая размеры знака. – Значит, это какая-то компания, так ведь? Может, частная фирма какая-нибудь. Работающая на военных к примеру, почему нет?
– Не, – скептически отмахнулся я. – Какие там военные… Забыла где, а главное когда мы живём? А вот какие-нибудь сбрендившие учёные, выжившие и окопавшиеся в каком-нибудь своём секретном бункере, о котором никто до сих пор не знает – вот это запросто, это вполне может быть.
– А разве такое возможно, что бы столько лет в бункере, под землёй безвылазно просидеть? Ведь даже если не брать во внимание тот факт, чем они там будут питаться так долго, это же просто сбрендить можно от тоски! Я бы столько времени под землёй, пускай хоть в комфорте и роскоши ни за что просидеть не смогла.
– О-о, милая, ты себе даже не представляешь, как такие объекты устроены. В подобных убежищах можно жить не то что годами – десятилетиями! И при этом совсем не выходя на поверхность, возникни такая нужда. Реакторы на холодном ядерном синтезе, пищевые генераторы, минифермы, станки, промышленные «три-дэ» принтеры, способные создать необходимую деталь любой формы и битком набитые всем необходимым склады. Всё закладывалось с расчётом на очень и очень длительное время. И чем заняться там хватит всем с избытком, не заскучаешь. А то, на что способны учёные, фанатично преданные своему делу, нормальному человеку порой и представить трудно! Можешь мне поверить, я знаю, что говорю. В пору моих скитаний по Содружеству мне приходилось пару раз с такими дикими выходками долбанных очкариков сталкиваться – мама не горюй! Особенно «хороши» бывают поступки этих… необычайно одарённых гениев, чтоб их… Всё же Великая Война внесла свои коррективы в рассудок людей, перекроив сознание всяких умников и превратив их в большинстве своём из тихих и увлечённых ботаников в каких-то злых гениев, одержимых манией величия сверх всякой меры. А ты говоришь – не может быть… Может, милая, ещё как может!
– И что мы со всем этим теперь будем делать? – задала логичный вопрос Нора.
– А ничего. Вернее – пока ничего, – поспешил поправиться я, наткнувшись на недоумённый взгляд жены. – Несколько дней мы всё равно здесь пробудем. Я нож начну делать, ты по хозяйству пока. А потом пойдём в Дезмонд-таун и я там наведу кое-какие справки… И в Легион потом наведаемся, то же информацию поищем. Даже шансов что-то разузнать больше именно там будет. Ну и познакомлю тебя с тамошними обитателями, хочется ведь наверное узнать, где муж основную службу-то несёт? Ну вот, всё сама и узнаешь. А заодно и насчёт снаряги для тебя что-нибудь решить нужно будет.
– Снаряги? Для меня?