Несостоявшийся рассвет. За гранью. Повести

– Она у нас тоже красивая. Правда? Мать обняла меня свободной рукой за спину и прижала к себе вместе с сестренкой.

– Вы у меня оба самые красивые, и я вас очень люблю.

В тот раз ангина протекала у меня с большой температурой. Уже к вечеру я почувствовал недомогание и, когда мать сунула в подмышку холодный градусник, было уже больше тридцати восьми. Она дала аспирин, но это помогло мало. Потом она рассказала, что я начал бредить во сне. Это состояние отпечаталось в моём сознании. Каждый раз при воспоминании о нём, меня охватывал страх, насколько необычным и труднообъяснимым было ощущение бреда.

Я помню, как моё тело вначале долго и противно сжималось в крошечную точку. В этот момент больное сознание охватывал панический ужас, быть раздавленным неведомой силой, беспредельно сжимающей и сжимающей меня. Но вот, я как бы проваливался в бездну, которая, через какое-то время, отпускала, и наступало временное облегчение. Затем всё повторялось сначала: сжимание, провал, расширение, с временным облегчением, и снова – сжимание в беспредельно маленькую точку.

Утром был вызван участковый врач. Это была невысокая худенькая старушка, всегда посещающая больных с большой сумкой. Жители нашего района прозвали её «побирушкой» за то, что она никогда не отказывалась брать различные подношения. И на этот раз, врач пришла к нам с полной сумкой, поставив её возле порога. Мать приняла от неё старенькое пальто и на ходу объяснила, в чём дело.

– Так, молодой человек, – по-старомодному обратилась она ко мне, – что у вас болит?

– Он с утра жаловался на голову и горло, – поспешила ответить за меня мать.

– Температуру сегодня мерили?

– Тридцать семь и пять, Вера Николаевна.

– Давайте посмотрим горло, – растягивая слова, сказала старушка и попросила у матери большую чистую ложку. Затем, не спеша, наклонилась ко мне и заставила показать язык.

– Скажите «А-а-а», – попросила она и приготовила конец ложки.

– Так, так… Потерпите.

Она просунула ложку далеко в рот и прижала язык.

– Да. Нехорошо: с двух сторон воспалились миндалины, – и показала матери моё раскрытое горло. Я закашлял и скривил лицо, ожидая, когда кончиться эта противная процедура. Но старушка, не обращая внимания, вынула ложку и стала щупать пальцами под челюстью возле ушей. Потом прослушала стетоскопом мою грудь спереди и сзади.

– Хрипов пока не слышно, мамаша, но антибиотики придётся пить и полоскать горло раствором соды (на кончике чайной ложечки), ну и, конечно, продолжайте прогревать горло тёплым молоком, как вы и делали до меня.

Затем она стала выписывать рецепт, а мать приготовила баночку сгущёнки.

– Что вы, что вы, ей Богу, – стала возражать старушка, надевая с помощью матери пальтишко. Но подаяние взяла, устроив его в своей бездонной сумке.

Наступила весна. С нею закончилась и третья четверть учебного года. Из-за болезни и недостаточно спокойной обстановки, которая каждый день нарушалась плачем сестрёнки, я снизил успеваемость. Ольга Ивановна выставила мне за четверть тройку по русскому языку. Я не стал говорить об этом матери. Боялся. Но она любила ходить на родительские собрания, и мне пришлось передать ей приглашение от Ольги Ивановны. Я знал, что ожидает там мать, а меня – после её возвращения домой.

Придя с собрания и не успев переступить порог, она сразу набросилась с упрёками:

– Ах ты, троечник, несчастный! Я, как дура, пошла в школу, послушать о твоей успеваемости, а мне пришлось там краснеть перед всеми родителями! Киселёв, Головко, Ненашева – отличники в четверти, а вот Белов, сказала Ольга Ивановна, стал невнимательным на уроках и снизил успеваемость по русскому языку. Это что такое, Владик!? – начала подступать она ко мне.

Как назло, отчим был дома и не скрывал своего довольного лица.

– Где ремень?! – гневно потребовала мать и сделала вид, что ищет его. Я побледнел: меня ещё никогда не били ремнём.

– Ваня, дай твой ремень.

Отчим с готовностью вытащил его из брюк со словами:

– А я, Лидка, всегда говорил: бросит он учиться. – Заметив нерешительность матери, выхватившей у него ремень, добавил: – Может мне его подержать? А то смотри, какой большой вымахал! Сама уже и не справишься…

Но мать один раз ударила меня по вытянутым для защиты рукам и успокоилась, опустив ремень. Я стал догадываться, что она только хотела попугать, и опустил повинную голову. Понял это и отчим. Он засуетился, махнул рукой и неожиданно предложил: