Катынь. Современная история вопроса

Вывод, казалось бы, однозначный: офицеры вместе ехали в эшелоне из Козельска в Смоленск, вместе были и расстреляны весной 1940 г. Вышеизложенные доказательства Ю.Зоря катыноведы считают «решающими». Однако разброс фамилий польских офицеров по эксгумационному списку от выявления вышеуказанных групп не изменился. А подобный разброс – явное свидетельство расстрела военнопленных поляков из одного этапа в разное время, с интервалами от нескольких дней до нескольких недель. Сотрудники НКВД подобное весной 1940 г., даже при желании, не могли осуществить.

Возникает вопрос, почему немцы, фальсифицируя эксгумационный список, допустили такую грубую ошибку? Это можно объяснить тем, что немцы не просто «подгоняли» фамилии польских офицеров в эксгумационном списке под этапные списки НКВД из Козельского лагеря, но и пытались придать этому некий случайный характер, который бы усилил впечатление достоверности немецкой эксгумации и идентификации. Ну, а поскольку немецкие и польские эксперты, как говорилось, «работали» в цейтнотном режиме, то «проколы» при составлении окончательного варианта эксгумационного списка были неизбежны.

Однако возникает вопрос, а были ли у немцев этапные списки-предписания НКВД для того, чтобы фальсифицировать идентификацию останков из катынских захоронений? Да, сегодня точно установлено, что такими списками немцы располагали.

Для доказательства вновь обратимся к исследованию профессора В.Сахарова. На основе анализа немецких архивных документов, касающихся немецкой эксгумации в Катыни в 1943 г., он выявил ряд сенсационных фактов. Прежде всего, Сахаров подтвердил информацию о том, что нацисты в июле 1941 года в здании Смоленского УНКВД захватили списки польских офицеров из Козельского лагеря, направленные в апреле 1940 г. в распоряжение Смоленского УНКВД (См. http://kprf.ru/rus_law/79589.html).

О том, что эти списки активно использовались в процессе идентификации (если происходившее в Катыни можно назвать идентификацией) эксгумированных в катынском лесу трупов, свидетельствует переписка Министерства имперской пропаганды (ведомство Геббельса) с Германским Красным Крестом (ГКК).

Проблема у немцев возникла в связи с тем, что фамилии польских офицеров дважды транслитерировались с одного алфавита на другой. В 1939 г. в лагерях НКВД с польского на русский, а в 1943 г. – с русского на немецкий. Это создало при составлении официального эксгумационного списка катынских жертв большие сложности для немецких экспертов, располагавших в ходе полевой эксгумации списками только на немецком языке. Двойная транслитерация привела к серьезным ошибкам в написании польских фамилий.

Поэтому Особый уполномоченный Германского Красного Креста (ГКК) в письме от 23 июня 1943 г. в Министерство имперской пропаганды (Геббельсу) просил прислать копии оригиналов или фотокопии захваченных списков на русском языке. В тот же день, 23 июня 1943 г. из этого Министерства в адрес президиума ГКК было направлено письмо, в котором говорилось: «Вам высылаются обнаруженные в ГПУ Смоленска списки имен на русском языке для внимательного изучения с просьбой переслать находящиеся у Вас поименные списки установленных в Катыни жертв, имеющихся в обоих списках».

В письме от 8 июля 1943 г. немецкие эксперты вновь просят Министерство пропаганды: «Передать найденные в здании ГПУ в Смоленске списки интернированных в Козельском лагере либо в оригинале, либо фотокопии, или же позволить снять с них копии на русском языке». Надо полагать, что такой интерес к точным спискам польских офицеров был продиктован не просто любопытством.

Немцы изначально ставили цель: осуществить идентификация трупов расстрелянных в Козьих Горах поляков, максимально приближенную к этапным спискам НКВД. Иначе, как можно было обеспечить невероятный в мировой практике процент идентификации эксгумированных (67%)? В этом случае причастность НКВД к расстрелу в Катынском лесу, как тогда казалось немецким экспертам, становилась практически неопровержимой.

Эту пропагандистскую бомбу, заложенную нацистами в 1943 г., в 1990 г. взорвал советский историк Юрий Зоря, сын помощника государственного обвинителя от СССР на Нюрнбергском процессе. В 1992 г. он повторил свои исследования, уже в качестве официального эксперта Главной военной прокуратуры РФ. В итоге появился «расчет вероятности захоронения в Катыни останков польских граждан, отправленных из Козельского лагеря в распоряжение УНКВД по Смоленской области».

Утверждается, что этим исследованием Зоря якобы окончательно доказал, что военнопленных поляков расстреливали сотрудники НКВД СССР весной 1940 г. непосредственно после прибытия этапов в Гнездово, и захоронены они в том порядке, в котором они находились в тюремных вагонах, то есть согласно этапным спискам НКВД. Однако, при внимательном рассмотрении из исследования Зори следует лишь вывод об обнаружении в захоронениях в Козьих Горах большинства отправленных из Козельска в Смоленск польских военнопленных.

О каком «соответствии» порядка отправки польских офицеров из Козельского лагеря порядку расположения трупов в катынских могилах не может идти речь, так как при составлении немецкого эксгумационного списка не указывались номера конкретных могил и полностью игнорировался порядок извлечения из них останков катынских жертв?!

Отсутствие надежного исходного материала позволяет воспринимать расчеты и показную глубокомысленную наукообразность рассуждений Зори, как жонглирование математическими терминами и цифрами. Не будем обременять читателя разбором «коэффициентов» и наукообразных математических расчетов, которыми Зоря доказывал вышеназванное «соответствие» в списках. Заметим лишь, что эти расчеты Зори так и не дали аргументированного ответа на вопрос: кто расстрелял польских офицеров в Катыни?.

Тем не менее, в 1993 г. комиссия экспертов во главе с академиком Борисом Топорниным, работавшая в Главной военной прокуратуре в 1992—1993 гг., некорректные выводы Зори также сочла важным свидетельством «достоверности» немецкой эксгумации 1943 года?!

В своем Заключении комиссия отметила: «Исследованиями установлена прямая закономерная связь между списками-предписаниями на отправку военнопленных в УНКВД Смоленской области и тем, в каком порядке трупы лежали в катынских могилах весной 1943 г. Совпадение обоих списков говорит о достоверности идентификационного списка от 1943 г., который может рассматриваться, как доказательственный документ» (Катынский сидром… С.482. Подчеркнуто нами. – В.Ш.).

Немецкие и польские эксперты, фальсифицировавшие в 1943 г. катынский эксгумационный список, от души посмеялись бы, читая эти утверждения комиссии экспертов ГВП. Повторим еще раз, что при отсутствии достоверной исходной информации о том, из какой конкретно могилы и какого места (слоя) данной могилы был извлечен тот или иной труп, рассуждения Зори о совпадениях в последовательности этапных списков НКВД и немецкого эксгумационного списка являются не просто не корректными, а ложными. Исходя из вышеизложенного, считать выводы Ю.Зори «решающим» доказательством вины НКВД за расстрел в Катынском лесу, нет никаких оснований.

И, хотя ошибочные выводы историка Зори были весьма спорными и на самом деле в большей степени свидетельствовали о вине нацистов за расстрел польских офицеров, нежели о вине НКВД, на Старой площади (ЦК КПСС) в 1990 г. их восприняли как «весомое» доказательство вины НКВД СССР.

Другим «решающим» доказательством советской вины в расстреле тысяч польских граждан «катыноведы» считают документы конвойных войск НКВД и, прежде всего, шифровки Калининского областного управления НКВД заместителю Наркома внутренних дел СССР В.Меркулову. Таких шифровок на сегодняшний день в Центральном архиве ФСБ обнаружено девять. Историк Н.Лебедева утверждала, что термин «исполнено» в этих шифровках означал, что поляки, прибывшие в распоряжение Калининского УНКВД были «расстреляны».

Данное утверждение легко опровергается тем фактом, что начальник Осташковского лагеря Борисовец после каждой отправки в Калинин очередного этапа с живыми поляками направлял начальнику Калининского УНКВД Токареву шифровки: «10 мая исполнено 208. Борисовец», «11 мая исполнено 198. Борисовец». Это означало, что из Осташковского лагеря в адрес Калининского УНКВД отправлено 208 и 198 военнопленных поляков (Катынь. Расстрел… С. 142). Несомненно, термин «исполнено» означал, как подтверждение прибытия этих этапов, так и отправку этапов военнопленных или заключенных.

Известно, что первые польские полицейские в количестве 343 чел. из Осташковского лагеря прибыли в Калинин в 5 вагонах поезда № 21 в 9 час. 30 мин. утра 5 апреля 1940 г. И уже в тот же вечер начальник Калининского УНКВД Д.Токарев информировал В.Меркулова шифрограммой «первому наряду исполнен 343. Токарев» (ЦА ФСБ РФ. Ф.З. Оп. 7. Пор. 649. Л. 808.) Однако поляков из первого этапа не могли расстрелять днем 5 апреля. Это противоречило бы инструкции НКВД о производстве расстрелов.

Да и сам Токарев на допросе 20 марта 1091 г. показал, что первый этап поляков в количестве 300 человек начали расстреливать 5 апреля вечером, с наступлением сумерек и закончили после восхода солнца. Рапортовать же об исполнении еще не выполненного «задании», дезинформируя тем самым высшее руководство НКВД СССР, начальник Калининского УНКВД Токарев никогда бы не решился.

24 апреля этап с польскими полицейскими в количестве 195 человек также прибыл в Калинин утренним поездом. В течение рабочего дня сотрудники Калининского УНКВД только успели перевезти военнопленных с вокзала во внутреннюю тюрьму. Соответственно, шифрованную телеграмму об «исполнении 195», то есть о доставке во внутреннюю тюрьму поляков, Токарев отправил в Москву вечером 24 апреля 1940 г.

На допросе Токарев сообщил, что пленных поляков с железнодорожной станции во внутреннюю тюрьму Калининского УНКВД доставлял всего один «автозак», вместимостью 6 чоловек, но при желании туда можно было пометить 15 человек. Соответственно процедура доставки пленных полицейских нередко длилась до глубокой ночи.

В других случаях этапы из Осташкова прибывали в Калинин вечерним поездом № 402 (в 20.00 час.). В этом случае перевозка пленных полицейских с вокзала в тюрьму происходила всю ночь и шифровки об «исполнении наряда» отправлялись в Москву утром следующего дня.

Несомненно, шифрограммы Токарева Меркулову подтверждали только факт прибытия в Калининский УНКВД польских полицейских, а не их расстрел. В то же время согласно утверждениям Н.Лебедевой шифрограмма означала, что эти люди были уже расстреляны.

Заметим, что в сборнике документов «Катынь. Март 1940-сентябрь 2000. расстрел…», ответственным составителем которого является Н.Лебедева, в сносках после донесений Токарева Меркулову об исполнении, указывается, что «в тот же день они были расстреляны» (См. документы № № 60, 67, 88). Это свидетельствует о явно поверхностном подходе составителя к формулировке выводов, следующих из документов, представленных в сборнике. Абсолютно точно одно. Днем поляки в Калинине не могли расстреливаться.

В этой связи обращаемся к уважаемой г-же Лебедевой с просьбой, поясните, пожалуйста, в каком помещении Калининского УНКВД в ДНЕВНОЕ (!) время тайно расстреливались сотни польских полицейских?

Добавим, что на документах НКВД, касающихся судьбы одного из основных «свидетелей» расстрела поляков в Катыни Станислава Свяневича, оставленного по указанию Наркома внутренних дел Берии в живых, также есть отметка «Исполнено» (Катынь. Расстрел… С 131—132),

В завершение сделаем небольшое замечание. Сегодня историк Наталья Лебедева, считающаяся главным российским катыноведом, голословно обвиняет независимых исследователей катынского преступления в историческом невежестве. Однако ярким примером такого невежества является неспособность выявить действительное значение термина «исполнено».

Кстати, в свое время Наталья Сергеевна была ярой сторонницей советской версии и не видела в ней никаких изъянов, как в настоящее время не видит их в немецко-польской версии. В 1989 г. в Москве вышла в свет ее книжка «Безоговорочная капитуляция агрессоров: Из истории второй мировой войны». В ней Лебедева утверждала, что: «В апреле 1943 г. геббельсовская пропаганда сфабриковала «доказательства», осуществленного якобы органами НКВД в районе Катыни вблизи г. Смоленска расстрела 10 тыс. польских офицеров. Чрезвычайная государственная комиссия по расследованию немецко-фашистских злодеяний после освобождения Смоленска установила, что расстрел имел место, но был проведен в сентябре 1941 г. оккупантами». (См. Лебедева Н.С. Безоговорочная капитуляция агрессоров. М., 1989. С. 344.)

Завершить тему «решающих» доказательств вины НКВД за расстрел польских военнопленных, сформулированных в конце 1989 г. историками Ю.Зорей и Н.Лебедевой следует следующим рассуждением. При надлежащем исследовании архивных документов, имевших отношение к катынской трагедии, широким кругом профессиональных аналитиков и историков ошибки, допущенные Зорей и Лебедевой, были бы не возможны.

К сожалению, тотальная засекреченность катынской проблемы обусловила ситуацию, при которой важнейшее для судьбы СССР решение вырабатывалось келейно и чрезвычайно узким коллективом историков. До сих пор официальное расследование Катынского дела, и не только его, осуществляется узким кругом лиц, профессиональный уровень которых вызывает серьезные сомнения.

Эксгумация по-польски

Генеральный прокурор Трубин в упомянутом письме Президенту СССР Горбачеву от 17 мая 1991 г. сообщил, что: «Польская сторона настаивает на проведении эксгумации в местах вышеназванных захоронений с участием польских экспертов и отдельных представителей общественности этой страны. В соответствии с имеющимся договором о правовой помощи между нашими государствами предварительно нами дано согласие на совместное проведение указанного следственного мероприятия в августе текущего года».

Горбачев согласился с решением Трубина. Так было положено начало совместным советско-польским эксгумациям в местах возможного захоронения польских граждан. Однако с первых дней польские эксперты стали диктовать свои условия при проведении эксгумации и идентификации найденных останков. В итоге патронат советской прокуратуры, а впоследствии и российской, над процессом эксгумации стал «условным». Дело дошло до того, что в нарушение всех процессуальных норм основная часть вещественных доказательств была вывезена в Польшу.

Работа польских археологов и историков в рамках Катынского дела на территории бывшего СССР длилась с 1991 по 2006 год. За это время по итогам эксгумаций было «достоверно»(?) установлено 66 захоронений расстрелянных польских граждан: 15 – в Пятихатках (Харьков), 25 – в Медном (Тверь), 8 – в Катыни-Козьих Горах (Смоленск), 18 – в Быковне (Киев).

Поговорим о методике признания захоронений, обнаруженных на территории СССР, «польскими». На основании публикаций участников эксгумаций и рассказов очевидцев, можно сделать вывод, что она представляла собой модернизированную немецкую методику образца 1943 года. Пользуясь этой методикой, польские эксперты без труда «достоверно» установили фамилии всех, кто был найден (и не найден) в Катыни, а также всех, кто якобы захоронен на спецкладбище НКВД в Медном под Тверью и в 6-м квартале лесопарковой зоны Харькова, более известном, как Пятихатки.

В итоге в 2000 году на стелах Катынского мемориала появилась не 2636, а 4071 табличка с именами польских офицеров из Козельского лагеря НКВД. Польские эксперты утверждают, что им удалось достоверно установить фамилии 4411 из 4421 (99,8%) польских офицеров, захороненных в Катыни. Каким образом это было достигнуто, польские эксперты предпочитают не распространяться. Не отвечают они и на вопрос, почему на стенах катынского мемориала всего 4071 табличка, а не 4411?

Еще больший процент «успешной идентификации» представлен в мемориальном комплексе «Медное». Здесь считаются «установленными» имена практически всех 6311 польских полицейских, жандармов и пограничников Осташковского лагеря НКВД. При этом весной 1940 г. из этого лагеря в Калининское УНКВД были отправлены 6287 поляка. То есть можно говорить, что процент идентификации в Медном составил 100,4%?!

Так называемую «идентификацию» в этом случае польские эсперты осуществили на основе списков-предписаний, присланных в Осташковский лагерь весной 1940 г. Управлением по делам военнопленных НКВД. Реальные этапные списки польских военнопленных, отправленных весной 1940 г. из Осташковского лагеря в Калинин, как отмечалось, так и не были обнаружены. Как видим, вся польская идентификация построена на предположениях. Ни один суд подобные доказательства не сочтет достоверными.

Процесс идентификации даже одной личности, с сугубо юридических позиций, весьма длительное и хлопотное дело. Напомним, что Президиум Польского Красного Креста, в письме, направленном 12 октября 1943 г. в Международный Комитет Красного Креста отмечал, что: «…даже если бы ПКК располагала всеми результатами работ по эксгумации и идентификации, включая документы и воспоминания, она не могла бы официально и окончательно засвидетельствовать, что эти офицеры убиты в Катыни.

Неопознаваемое состояние трупов, тот факт, что во многих случаях при двух трупах были обнаружены документы, несомненно, принадлежавшие одному лицу, минимум опознавательных знаков, особенно безупречных вещественных доказательств, найденных при трупах, наконец, то обстоятельство, что военные, убитые в Катыни, пали не на поле сражения, а по прошествии времени, в течение которого должна была происходить смена униформы, переодевания и попытки побегов, все это дает ПКК основания утверждать только то, что данные трупы имели при себе определенные документы» (ГАРФ. Ф.7021. Оп.114. Д.23. Л. 109).

Не случайно ГВП РФ ограничилась признание личностей только 22 идентифицированных экспертами комиссии Бурденко поляков. Не были признаны и результаты немецко-польской эксгумации, проведенной в Катыни в 1943 г. В целом российское следствие не признало результаты польской идентификации, проведенной в местах предполагаемых массовых польских захоронений в 1991—1996 гг.

В официальном ответе российского Минюста Европейскому суду по правам человека от 13 октября 2010 г. отмечено, что «таблички с фамилиями на польском мемориале памятнике в Катынском лесу не подтверждают в правовом смысле ни того, кто там похоронен, ни того, кто там был убит». Это означает, что так называемый многотысячный «Список катынских жертв», который Польша в одностороннем порядке составила и частично увековечила на стелах польских мемориалов в Катыни, Медном и Пятихатках в правовом смысле не достоверен.

Однако катыноведы предпочитают этот факт замалчивать. Вместо этого они постоянно акцентируют политическую оценку катынского преступления, данную российским руководством. Однако вернемся к польской эксгумации захоронений начала 1990 годов. Прежде всего, расскажем об эксгумационных раскопках на спецкладбище НКВД в Медном под Тверью.

В августе 1991 г. эксгумационные работы в Медном велись на огромной площади пятиугольника со сторонами 37x108x36x120x120 м. Было сделано 30 раскопов и 5 дополнительных зондажей. Но были эксгумированы всего лишь 243 трупа, а к ним всего лишь 226 черепов. Раскопки велись варварским способом (экскаватором). Соответственно, как утверждают катыноведы, часть черепов была просто уничтожена. Тем не менее, по найденным документам (?!) было идентифицировано около 20 поляков из Осташковского лагеря. Причем большинство идентифицированных были из одного этапа (этапные списки НКВД 019/1,2,3 от 7 апреля 1940 года).

В 1991 г. польские эксперты на спецкладбище НКВД в Медном не обнаружили ни одного целостного трупа. На фотографиях, сделанных в это время в Медном главным польским катыноведом, бывшим советским астрономом Алексеем Памятных, фигурируют только человеческие кости и черепа, сложенные рядами у палаток.

Тем не менее, на некоторых трупах (?) «в бумажниках или за голенищами сапог» были найдены «бумажные документы». Утверждают, что конвервантами этих документов послужили дубильные вещества от кожаных сапог, ремней и бумажников, а также образовавшийся от трупов жировоск. Странно, ноги в сапогах разложились до костей, а документы за голенищами сохранились? (http://community.livejournal. com/ru_katyn/11111.html).

В то же время известно, что поляков расстреливали в помещении внутренней тюрьмы Калининского УНКВД и по инструкции должны были тщательно обыскивать. А тут у расстрелянных набор списков, документы! Как это понимать?

Очевидцы в частных беседах утверждали, что в Медном кости находили в захоронениях, а документы и списки среди лохмотьев в отдельных ямах, в которых не было человеческих останков. Один такой список на 128 человек был найден в 1991 г. при останках Люциана Райхерта. В этом списке были перечислены его лагерные соседи по «корпусу IV». Все они присутствуют и в списках-предписаниях НКВД. Еще 18 фамилий (тоже из Осташковского лагеря) были указаны на записках, найденных на или при других трупах (http://www. katyn.ru/forums/viewtopic.php?pid=5930).