На два полка бомберов – четыре истребителей! И еще один, на «яках», прикроет на отходе, отсечет японцев, если будут преследовать. По «Китаками» в Маоке работали половиной этого, и по донесениям, всего два попадания, в разы хуже, чем на ладожском полигоне, как бы кто-то ни бахвалился – ну, в боевой обстановке всегда так! Но даже если положат в японские палубы хотя бы четыре бомбы, всем скопом – и то хлеб!
А вот с лодками хуже! Обжегшись на молоке – дуешь на воду: все шесть «немок» развернуты гораздо севернее, начиная от пролива Лаперуза и до 44-й параллели! Итого, до возможного места боя им от трехсот до четырехсот миль! Придется «ленинцам» и «щукам» главную роль сыграть – что ж, ваш черед за Отечество гибнуть, и если у вас уровень подготовки недостаточный еще, ничего не поделать, надо! Хотя вроде бы за последние месяцы сумели его и подтянуть – но до североморцев далеко! И не сравнятся «щуки» довоенной постройки, и даже модернизации не прошедшие – с «двадцать первыми»! Но ведь и японцы – не англичане, у них ПЛО послабее?
Разведчик (высотный «хейнкель») исправно сообщает о месте, курсе и скорости японцев. Его уже пытались отогнать – 100-мм пушки на «Тайхо» и новых эсминцах ПВО имеют достаточную досягаемость по высоте, и вполне приличную СУО. Но продержись еще хотя бы час – а уж после ордена всему экипажу, если живы останетесь… да и посмертно тоже, если что. Наши уже взлетели, идут к цели! Сто двадцать два истребителя и пятьдесят четыре «дорнье».
И самолет РЭБ. Идет выше, и впереди – хрен японцы что-то на радарах увидят! Чтоб подготовиться не успели, увидели нас лишь за минуты до собственно атаки! Не могут же они держать в воздухе полк истребителей, ну а дежурное звено или даже эскадрилью наше прикрытие сметет, – и пока остальные взлетят, наберут высоту, бомбардировщики уже будут на боевом курсе. А после – как карта ляжет и насколько управляемые бомбы окажутся эффективны. Это все же не мишени бомбить, и даже не одиночный неподвижный корабль в порту, как «Китаками» в Маоке!
Смотрю на часы. Раков рядом, нервничает не меньше, – наверное, ему легче было бы самому там, в кабине. Ну вот, радио, одно слово, «варяг» – значит, начали атаку! Понятно, всех не выбьют, не перетопят, но хотя бы одного-двух? Три больших авианосца – даже если самураи нагрузили сверх меры, взяли по девяносто самолетов на каждый, и истребителей не треть, как обычно, а половина, то с нашим прикрытием силы практически равные! А вот зенитный огонь опасен – КАБы можно и с десяти километов высоты бросать, но лучше с пяти-шести, больше вероятность попадания. И бомбить поэскадрильно – чтобы операторы наведения свои бомбы различали, там трассеры разных цветов, у каждого в девятке свой. Девятка работает по одной цели, итого обработают всех, даже с резервом, если там три авианосца, два линкора. И отвернут японцы зализывать раны… нет, судя по командиру «Миоко», они упертые, даже в битости пойдут до конца. А второй вылет до темноты мы организовать уже не успеем!
Есть! Доклад с разведчика: три попадания, шесть близких разрывов (это, как Раков объяснил, когда круг от взрыва на воде касается борта корабля). Причем два попадания – в одну цель, авианосец! Одно – в линкор. Очень сильный зенитный огонь. Интенсивный воздушный бой, у нас потери, у японцев тоже. Наши отходят, японцы пытаются преследовать. Что ж, скоро узнаем подробнее – фотоконтроль был на всех.
Авианосец потерял ход, горит. У нас сбито (считая не дотянувшие до берега) семь бомбардировщиков и девять истребителей. Причем четырех «дорнье» самураи свалили тараном. Японцы потеряли (согласно докладам пилотов) не меньше полусотни истребителей (цифра еще уточняется). Что ж, считай, мы их истребительные эскадрильи убавили на треть! Спасатели, уже дежурившие над морем на полпути, успели до темноты найти, сесть и подобрать один экипаж До-217 и четырех пилотов истребителей. И где-то в море должны быть как минимум еще один экипаж с бомбера и два «Лавочкина» – не вернулись домой, но падения их в районе цели никто не видел.
Но японцы не свернули с курса. Идут по-прежнему на запад!
И темнота. Пока не поздно, надо повернуть конвой, идущий на Вонсана, со вторым эшелоном десанта, – а то как раз под раздачу попадет! И обратный, порожний – или он успеет до нашего побережья дойти, у Посьета, туда японцы не сунутся, там и береговые батареи, и Владивосток уже не слишком далеко.
И по расчету, с рассветом выйти из зоны действия нашей авиации, самураи никак не успеют! При том, что мы их ночью не потеряем – разведчики с локаторами будут постоянно висеть, друг друга меняя. Так что сражение лишь начинается! При том, что у берега развернута завеса «щук», хотя на них надежды и мало, но вдруг повезет?
Японское море, 22 июня 1945 года
Подводные лодки шли на юг. У Курильских островов уже шло сражение, наши схлестнулись с японской эскадрой и кого-то уже потопили. А тут шесть новейших лодок, тип Н, они же «тип XXI», пока еще немецкой постройки, – но Видяев, стоящий сейчас на мостике Н-4, отлично помнил, какие красавицы уже спущены на Севмаше, 613-й проект, вобравший в себя все достоинства «немок» без их недостатков, – спешили к берегам Кореи. Снявшись с прежней позиции, завесой на широте пролива Лаперуза – за неделю не встретили ни одного японца! И вот самураи снова сунулись в наше море – успеем ли мы их перехватить? Лодки шли на юг, не вместе, но воедино – расстояние между соседними составляло двадцать-тридцать миль.
Капитан 2-го ранга Федор Видяев (волею случая оказавшийся одним из посвященных в Тайну, еще тогда, в 1942-м) знал, что в иной истории он должен был погибнуть еще два года назад – и потому верил, что теперь ему суждено жить долго, раз он сумел обмануть смерть, подергать ее за усы. Еще был рад, что здесь ему довелось увидеть нашу Победу, и что ему всего тридцать три года, и обещано командирство первой построенной здесь атомариной, лет через пять – ведь сам Лазарев сказал, что «вы, Федор Алексеевич, из уроженцев этого времени, самый сведущий человек в тактике атомных подлодок» – признал это после того, как он, Видяев, дважды выходил на «Воронеже» в боевые походы и еще раз пять на полигон.
«Так что, считайте себя пока в командирской стажировке. Набирайтесь опыта – а после мы вас призовем».
Опыт, это да, нужен. Единственное, что вызывало у Видяева легкое недовольство, после знакомства с биографией себя там – что в иной истории Щ-422 под его командованием успела одержать одиннадцать побед до того, последнего похода в июле сорок третьего. Здесь же лодка со всем экипажем после той памятной встречи в Карском море и совместной охоты на «Шеер»[2 - Смотри «Морской Волк».] была полностью отстранена от боевой деятельности – секретность, блин! Правда, дальнейшая жизнь экипажа тоже была очень интересной, когда «щуку» поставили к стенке Севмаша и дооборудовали всякими техническими новшествами, подсмотренными у потомков. И теоретическая подготовка была под стать инженерной, а тренировки с компьютерным моделированием реального боя это вообще чудо! – но вот в зоне боевых действий после пришлось побывать лишь единожды, когда перегоняли из Нарвика захваченную там U-1506, она же сейчас Н-1[3 - Смотри «Северный гамбит».], и всё! А собственно боевого опыта и числа побед недоставало! За Лазаревым, конечно, не угнаться, – но хотя бы десяток, а то сам себя уважать перестаешь! Особенно когда под твоим началом, как комдива, ходят «зубры» балтийского подплава, воевавшие, когда ты у заводской стенки стоял.
Видяев знал, как шла война на Дальнем Востоке в той истории. И воспринимал как личное оскорбление тот факт, что на море японских агрессоров разбили не мы, так и не отомстив самураям за Цусиму, адмирала Макарова и крейсер «Варяг». Зато теперь – какие корабли и люди против нас: «Ямато» и «Тайхо», Одзава и Нагумо, цвет и легенда японского флота, который в сорок первом – сорок втором прокатился тайфуном по половине Тихого океана! На нас целей хватит – а то «Мусаси» потопили у Филиппин, «Дзуйкаку», побитый у Сайпана, был потоплен американской подлодкой в марте, когда после ремонта в Метрополии спешил на юг, «Синано», хотя и не в первом выходе, тоже попал под торпеды, и был добит авиацией, что там у японцев в Сингапуре осталось? Если главные силы их Флота – здесь! Мы их и потопим!
Ну а последующий жизненный путь у Видяева никаких сомнений не вызывал – служить Отечеству, как подобает военному моряку. Защищать интересы СССР на морском фронте от любого врага, на которого партия и товарищ Сталин укажут. А уж Родина тебе по справедливости воздаст, и заслуги отметит, и семье не даст пропасть, если что. Мы же не наемники, как у капиталистов. Хотя и там идейные попадаются – как герр Байрфилд, с которым вместе с Балтики шли, от города Бремен, где на верфи «Дешимаг» балтийские экипажи принимали новенькие «двадцать первые», ну а «семерки»-минзаги после подтянулись. Так этот фриц прямо сказал:
– Я присягал не фюреру, а Германии. И буду ей служить, как бы она ни называлась, хоть Фольксреспублик. Всегда мечтал помереть адмиралом. И к тому же мой дом и моя семья здесь.
А мы что, хуже немчуры? В Совгавани слышал – тут, на ТОФ, какой-то летеха свою лодку сам подорвал, в бой идти не желая, тьфу, погань, к стенке за такое, и правильно! За нашими спинами отсиживались, пока мы воевали, а сами элементарного не умеют! Когда Котельников в мае, уже после отлета Лазарева с Камчатки, формируя бригаду, инспектировал, что за наследство ему досталось (это про дивизион «щукарей»), то просто за голову схватился, уровень по меркам СФ ну ни в какие ворота! После учений в море просто сказал:
– Вы, главное, у нас под ногами не путайтесь, чтоб ненароком не потопили! А с японцами мы как-нибудь справимся и сами.
Хотя – что требовать с такого старья? «Щуки» самых первых серий, даже не Х-бис, как моя Щ-422, а V и V-бис, почти десятилетием раньше! И изношены уже, гоняли их тут нещадно еще до войны, а с ремонтом и техобслуживанием было куда хуже, чем на Балтике, и экипажи далеко не гвардейцы, ни выучкой, ни боевым духом. «Ленинцы» хоть чуть новее и модернизацию прошли, – а до «щук» и руки не доходили, и ресурсов не хватало. Ничего – там с самураями справились, сумеем и здесь!
– Пеленг 250, подводная лодка под моторами! – доклад акустика. – Дистанция двадцать, по оценке слышимости.
В это время, в двух милях к вест-зюйд-весту, командир лодки Щ-108 прилип к перископу, кляня «японца», так некстати сменившего курс. Впервые выходя в реальную атаку, он страстно хотел победы. Во славу Родины и Сталина, – а то особисты уже душу вынули из всего экипажа, выясняя, кто был дружен с изменником, диверсантом и японским шпионом со злополучной Щ-139 или с кем-то из той команды, кто и как часто бывал там на борту, слышал об антисоветских разговорах, и если да, то отчего не доложил? И смотрели уже, как на врагов народа – так, что даже не знаешь, выйдешь ты с того допроса или уже в тюрьму? А какой к черту заговор – ясно ведь, что если рвануло бы, мало не показалось бы всем! В море же тем более какая диверсия – со смертью в обнимку ходим, если тонуть, так всем! И за что новый комфлота так взъелся на огороды – жрать-то надо, а пайка не хватало, особенно до Победы. Также картошка обменным фондом была – иначе на морзаводе хрен что тебе сделают, качественно и быстро! Ну а выпить иногда, так что делать, коль соцкультбыта нет, люди просто звереют? Нет, в море легче – особенно если с победой вернуться, или с двумя, с тремя! К конвою прорываться, понятно, дело очень трудное и опасное – на старой «щуке», вошедшей в строй двенадцать лет назад! Полный ход над водой едва достигал одиннадцати узлов, вместо паспортных четырнадцати, дальше начинались опасные вибрации валов дизелей. Из-за перегрева аккумуляторов электромоторы также не развивали полной мощности и могли держать предельные обороты лишь полчаса. Предельную глубину погружения пришлось ограничить в 50 м, вместо проектных 90, причем на сорока часто заклинивало носовые горизонтальные рули, а при подходе к пятидесяти и кормовые; перископ вжимало давлением в дно шахты. Неудачной была система воздуха высокого давления, самопроизвольно стравливавшая воздух из целых секций баллонов. Очень высокой была шумность и вибрация механизмов. И при полном заряде батареи дальность полным подводным ходом составляла всего 9 миль при скорости 8,5 узла – причем в два этапа: полчаса, затем время остыть аккумуляторам, и снова полчаса[4 - Описание соответствует «Щуке» V серии, к которой и принадлежала Щ-108, постр.1933 год.]. Отчасти все это было следствием изношенности, отчасти неудачей проекта: тогда казалось, что главное это построить флот, в большом числе и быстрее! Те же «щуки» поздних серий были гораздо совершеннее, конструктора ведь тоже учились. Но и «старушки» должны были оставаться в строю, в ожидании японской агрессии. И вот этот час настал!
На борту Щ-108 было получено оповещение по флоту. Но командир, увидев указание квадратов моря, просмотрел бегло и отложил в сторону: район лежал в стороне, а значит, происходящее там не имело для его корабля никакого значения. Он не знал, что из-за навигационной ошибки Щ-108 сильно отклонилась к северо-востоку. И никогда не видел «двадцать первых» лодок (мелочь, упущенная штабом флота – альбом с силуэтами кораблей на старые лодки не попал). Зато знал твердо – то, что он видит, советскому флоту принадлежать не может!
Отвернул япошка? Ну ничего, может, мы его еще достанем! Не попадем, так напугаем… а может, и попадем? Что мы теряем – и что он нам может сделать после, мы же под водой?
– Лево руля! – приказал Видяев. Ход и так полный. Чудо, что на посту ГАС что-то расслышали – хотя мы не эсминец, у нас винты так не шумят. А аппаратура у фрицев отличная, надо им должное отдать. И кто же это там под водой затаился? По флоту оповещение, что мы идем, да и силуэт у «двадцать первых немок» характерный, без пушек на палубе, но с очень крупной рубкой, ни с чем не спутаешь! Летуны наши уже дважды нас облетали, приветливо крыльями качая. А наших лодок, по диспозиции, тут быть не должно! Радио в штаб – обнаружена подводная лодка, координаты! И запрос – могут ли наши быть тут?
– Торпеды! Пеленг 252!
Срочное погружение! Если акустик с дистанцией не ошибся, то две мили это полторы минуты, даже для японских «длинных копий»! Балласт в носовые, кормовые, дизеля – стоп, воздуховоды перекрыть, запуск моторам. Матросы верхней вахты быстро в люк проваливаются, командир сходит вниз последним, лично убедившись, что наверху никого. Балласт в среднюю – приказ еще до того, как окончательно задраен верхний рубочный люк. Все действия экипажа доведены до автоматизма, на многочисленных тренировках, с секундомером – на учениях мы полностью уходили под воду за двадцать секунд! Теперь моторам полный, рули на погружение. Нет у японцев самонаводящихся – не достанут они нас под поверхностью!
Н-4 была уже на глубине тридцать, когда торпеды прошумели выше и чуть в стороне. Теперь наш черед! Показать, что Лазарев не ошибся, в завершение «командирских курсов» всем объявив:
– Сейчас вы – лучшие подводники мира. Наиболее подготовленные и на самых лучших лодках. Знаете и умеете то, что пока еще никому не известно. Так не подведите же доверие партии и советского народа!
И каждому – неуставные значки, «в память», белый силуэт акулы. Который после перекочевал на рубки «немок». Подражать фашистам, каждой лодке придумывавшей собственную эмблему, не хотелось – ну а коллективно, отчего бы нет? Тем более что завершающей частью курса были подводные дуэли. Акулы мы сталинские – любого сожрем, даже под водой! Так что этим конкретным япошкам сильно не повезло – и к лучшему, а если бы наш, необученный, попался? Знаю, что К-2 уже счет открыла (не «немка», старого типа, но тоже с акулой на рубке). Теперь и мы докажем, что нас учили не зря!
Акустик докладывает – пеленг 254, цель слышу хорошо. У нас только два аппарата могут стрелять управляемыми, не все шесть носовых, как на К-ПЛО, но на этого противника хватит (будь против нас «немка» тип XXI, тогда бы надо бить по максимуму, «невод» закидывать, чтоб не увернулась). И экипаж у нас, в большинстве, из служивших на Щ-422, есть и те, кто в Белом море по притопленному понтону стрелял, и кто Н-1 из Нарвика перегонял, кому товарищи потомки еще до курсов, летом сорок третьего, всякие штучки показывали, и особенности «двадцать первых» знаем лучше всех в советском ВМФ! Локатор в активный, определить элементы движения цели. Ввести в БИУС, перенести данные – на самых первых «катюшах» кассеты с магнитной проволокой, на которой программа записана, вручную из «Буси» вынимали, на торпеде горловину вскрывали, вставляли, досылали торпеду в аппарат, а у нас уже улучшено, можно прямо в заряженную торпеду команды вводить, как после пуска довернуть, на какой глубине, какие маневры совершать, и на каком удалении неконтактный взрыватель разблокировать – все это для противокорабельных торпед с СН на кильватер прежде всего актуально, но и для противолодочных тоже, какие-то элементы движения задаются, тот же угол доворота, а оператор лишь поправки вводит, сличая отметки на экране гидролокатора. Разъемы для ввода программы на всех аппаратах, а вот командное устройство для управления по проводам лишь на двух верхних, обычно так и заряжают, четыре противокорабельных, две противолодочных. Ну теперь получите, самураи!
У Щ-108 был еще один, последний шанс. На учениях лодка, поймавшая прицельный сигнал чужого гидролокатора, посылала своим локатором условленный ответ, «я свой». И времени должно было хватить, даже после выпуска торпед, на участке управления по проводам, чтобы операторы дали команду на подрыв или уход в сторону от цели. Все эти действия была отработаны до автоматизма экипажами «немок» и «катюш»; «ленинцы» и «щуки» Камчатской бригады были также, стараниями Котельникова, с этим ознакомлены, – но ведь и Владивостокская бригада подплава обязана была знать порядок, утвержденный штабом ТОФ! А если не было локатора (советские «Тамиры» и английские «Драконы» шли в первую очередь на новые лодки, их имели и «щуки» Х серии, но более старые так и обходились без), то была система звукоподводной связи «Вега», для которой также был предусмотрен условный сигнал. Отчего Щ-108 молчала (хотя как показало расследование, эта система, также далеко не новая и несовершенной конструкции, на старых лодках нередко была неисправной, даже в боевых походах, – однако такой записи в журнале главного инженер-механика дивизиона, конкретно для Щ-108 не нашли), теперь не узнает никто. И почему даже не пыталась уклониться, совершить противоторпедный маневр (а ведь, согласно приказу, командир обязан был прослушать секретный курс по основам применения управляемого противолодочного оружия – и присутствовал там, о чем также есть отметка в документах), тоже неясно – другое дело, что вряд ли такой маневр удался бы на «щуке», вот «немка» бы на такой дистанции вполне могла, – но попробовать все равно стоило бы? Однако Щ-108 сохраняла прежний курс, на глубине 30, при скорости два с половиной узла – идеальная мишень!
– Попадание! – доложил акустик Н-4. – Еще одно! Звук разрушения корпуса. Готов самурай!
Видяев приказал тщательно прослушать горизонт – не прячется ли рядом еще один? Затем, по всплытии, доложить – атакован подводной лодкой, успешно уклонился, противник уничтожен, продолжаю следовать предписанным курсом. И подумал, что японцев все же недооценивать нельзя – наверное, перехватили приказ нам и выслали свои лодки в засаду. Что ж, будем бдительны – и верно нас предупредили о низком уровне японской техники, шумят, как телеги по плохой дороге! Сунутся – еще огребут. А мы предупредили – пусть в этот район наши силы ПЛО выходят и устраивают японцам веселую жизнь!
Поиск был проведен. При этом летчики чуть не утопили Щ-113, также оказавшуюся вне обозначенной позиции. В свете последующих событий факт пропажи без вести лодки Щ-108 поначалу не привлек внимания штаба. Лишь после сражения стали разбираться – и кому-то пришло в голову сопоставить это с атакой Видяева. Расследование ни к чему не привело – поскольку факт нахождения Щ-108 там, где она никак быть не должна, и ее атака по Н-4 (в свете оповещения по флоту и формального ознакомления командира «сто восьмой» со всей информацией, о чем имелись записи в секретных журналах) никак не могли быть объяснены. Зато казалось весьма вероятным, что японская лодка, потопившая Щ-108, сама после попала под торпеды Видяеву. Какая версия была предпочтительнее для штаба флота?
Данные разведки, и даже уточнение информации после войны, не прояснили вопрос. В эти дни Императорский Флот потерял в Японском море лодки I-48 и I-153 – в то время как в штаб ТОФ поступили доклады о потоплении одной субмарины дивизионом «охотников» у корейского берега (достоверное – всплыли соляр и обломки), и еще трех атаках подводных целей, с неясными результатами (предположительно – повреждены). Так что одна из потопленных японок до того вполне могла оказаться рядом с Щ-108. Тем дело и завершилось, сданное в архив. Обломки лежат на недосягаемой глубине в три километра, в точке с координатами 44 с. ш., 138 в. д. Тридцать семь человек экипажа приказом комфлота были внесены в список погибших за Родину, а не пропавших без вести (семьи положенную пенсию получат). И на памятнике во Владивостоке есть имя Щ-108, в числе других кораблей Тихоокеанского флота, погибших в эту войну.
Вы хотите правды? А кому и зачем нужна правда в данном конкретном случае? И к каким последствиям она приведет? Контр-адмирал Видяев, герой Советского Союза, в этой истории умерший во славе и почете в 1989 году, так и не узнал, кого потопил тогда, в Японском море. Что изменилось бы – если бы узнал?
Авианосец «Тайхо».
Японское море, 22 июня 1945 года
Сейчас русские гайдзины увидят, как умеют умирать самураи! Потому что ничего иного нам не остается.
Сначала казалось, боги на стороне Японии. До темноты осталось не так уж много, – но мелькнул в высоте силуэт, подобно небесному дракону. Русский разведчик облетал флот – не было сомнений, что сейчас радист сообщает о составе эскадры, ее курсе и скорости. Значит, атака уже не будет внезапной.
Ударили зенитки «Тайхо» и эсминцев «Ханацуки» и «Харуцуки» – лишь эти 100-мм пушки теоретически могли забросить снаряд на четырнадцать километров в высоту. Русский шел на двенадцати, – но все равно вероятность попасть была минимальной. После нескольких залпов адмирал лично приказал прекратить огонь, не было смысла тратить боеприпасы. К тому же великолепная баллистика этих новых пушек покупалась ценой резкого снижения живучести ствола, практически равной числу снарядов в погребе[5 - Ресурс ствола зенитки 100/65 обр. 94 всего 350 выстрелов, при боезапасе ЭМ тип Акицуки, 300 снарядов на орудие.]. И оставалось лишь скрипеть зубами, провожая безнаказанного русского шпиона, нарезавшего вокруг эскадры огромные круги на недосягаемой высоте.
Затем как-то сразу сдохли РЛС. Вообще, в Императорском Флоте радиолокация была очень слабым и ненадежным звеном, поскольку считалась чем-то вспомогательным и менее приоритетным, в сравнении с собственно оружием. Потому отказы аппаратуры никого не удивляли, – но на всех кораблях одновременно, это наводило на подозрение! Командир авианосца попросил дозволение выслать дозор, для раннего предупреждения – с «Унрю» взлетели три скоростных разведчика и разошлись веером по сектору северо-запад. На палубах стояло по дежурному звену, готовому к немедленному взлету. Казалось, что непосредственной опасности нет.
Связь с разведчиками пропала меньше чем через четверть часа. На всех радиоволнах стоял какой-то треск и вой. После адмирал Тоеда будет сожалеть, что немедленно не приказал поднять все истребители, был уже прецедент, когда при штурме Шумшу русские так же глушили эфир перед ударом! Но не встречался еще Императорский Флот с массированной радиовойной – да и при указанном отношении к радио сам термин «радиовойна» был для японцев невозможным. А Йокосука D4Y1-C «Комета» был хорошим самолетом (разведывательная версия палубного пикировщика), но не имел шансов против пары или четверки Ла-11 из группы расчистки воздуха, наведенной на цель по радару.
Потому японцы пребывали в блаженном неведении, до той минуты, когда в бинокли было замечено большое число самолетов, подходивших с запада. На эскадре была объявлена боевая тревога, корабли увеличили ход до максимального, с палуб авианосцев взлетали дежурные истребители, в то время как остальные «зеро» спешно готовились к старту, раздались первые выстрелы дальнобойных зениток. Большие двухмоторные самолеты показались адмиралу похожими на Ту-2 или «дорнье» – вторые вообще не были пикировщиками, да и первые применялись в этом качестве достаточно редко. И они подходили на высоте свыше пяти тысяч – слишком много для прицельной работы с горизонта по кораблям! Или русские решили устроить «бомбежку нервов», как американские В-17, эффектно, но совершенно неэффективно? Хотя у Советов здесь нет авианосцев, а расстояние достаточно велико для их основного пикирующего бомбардировщика Пе-2. Но все же странно – такое же количество торпедоносцев было бы гораздо опаснее. Или это пока лишь первый, прощупывающий удар?
«Зеро» еще не успели набрать высоту – когда русские, заходя в атаку двумя колоннами эскадрилий, начали бомбить. И лишь когда адмирал увидел в небе фейерверк разноцветных трассеров, то понял, что происходит. Проклятые германские гайдзины – как проститутки, служат тому, кто их победит! Любопытно, там русские или немцы за штурвалами и у бомбовых прицелов? «Дюк оф Йорк» два года назад потопили двумя попаданиями, всего со звена самолетов. Тут же их не меньше полусотни – сколько сейчас прилетит нам?
«Тайхо» вздрогнул от близкого разрыва. На траверзе, метрах в двадцати, но ударило сильно, авианосец в тридцать семь тысяч тонн качнулся, как лодка на волне. И сразу завыли сирены аварийной тревоги – корабли, поднявшие флаг в военное время, отличались гораздо худшим качеством постройки. Год назад в битве у Сайпана «Тайхо» едва не погиб от взрыва бензиновых паров, заполнивших отсеки после повреждения цистерн от сотрясения при попадании всего одной торпеды[6 - В нашей реальности это и случилось.], то же самое грозило и сейчас, механик доложил о многочисленной течи из лопнувших трубопроводов и разошедшихся швов на цистернах. Но все же флагман эскадры сохранил боеспособность (хотя полного хода лучше не давать, даже когда повреждения будут заделаны) – зато «Унрю», получивший две бомбы, горел как факел, потерял ход и сильно садился носом. Еще одна бомба легла вплотную к борту «Кацураги», совсем нового корабля, для которого это был вообще один из первых выходов в море! Даже русские посчитали это не попаданием, а «близким разрывом», но результат был немногим меньше. Разорвало не только обшивку, но и противоторпедную броневую переборку, полопались сварные швы цистерн, трубопроводы и кабели (с пожаром от коротких замыканий), сместило механизмы на фундаментах, часть самолетов в ангаре получили повреждения – и все усугублялось слабой подготовкой свежесформированного экипажа. Авианосец не погиб, но потерял где-то треть боевой мощи: нельзя развить ход свыше 20 узлов, при новом попадании цементная пломба на пробоину вылетит к демонам, для ликвидации крена пришлось затопить отсеки противоположного борта, снизив запас плавучести, а работу части оборудования так и не сумели возобновить, хотя пожар и был потушен. Одно попадание получил линкор «Нагато», отделавшись развороченной надстройкой и разбитым казематом 140-мм противоминных орудий левого борта. И наконец, крейсер «Тоне» доложил о легких повреждениях корпуса при сохранении боеспособности.
Истребители предотвратить удар не успели. На первые дежурные звенья, набирающие высоту, обрушились сверху русские «Ла», сбив почти всех. Но затем в небе закрутилась карусель – и отличная маневренность «Зеро-райсенов» явно стала для русских сюрпризом! Однако советских истребителей было больше, и они лучше работали в команде – всего четырем японцам удалось прорваться к последней эскадрилье бомбардировщиков, которая уже легла на боевой курс. А русские висели на хвосте, не было шансов на вторую атаку – и четыре истинных самурая до конца выполнили свой долг, идя на таран, лоб в лоб, никто не мог выжить! Еще нескольких «дорнье» достали зенитчики. Русские уходили на запад, причем некоторые – со снижением и дымом. Но не было возможности догнать их и добить – советских истребителей все еще было больше, и они, даже выходя из боя, звено за звеном, эскадрилья за эскадрильей, жестоко огрызались на любую попытку их преследовать, прикрывали друг друга. Гайдзины лишь толпой сильны – в отличие от самураев, каждый из которых и в одиночку совершенный боец!
На авианосцы не вернулись восемнадцать «райсенов», не считая тех четверых, кто таранил. И было всего двое спасенных – Хорикоши-сан построил идеальный истребитель, вот только крыло обратной стреловидности оказалось чрезвычайно чутким к повреждениям, рассыпаясь от одного 20-мм снаряда, причем пилот не мог выпрыгнуть из кувыркающегося обрубка самолета. Еще четыре истребителя погибли вместе с «Унрю», который пришлось добить торпедами с эсминцев, сняв команду. Что ж, считая, что русские потеряли почти столько же самолетов, но часть из них была бомбардировщиками, более ценными и с экипажем из пяти человек, то воздушный бой, пожалуй, можно считать японской победой, по крайней мере, по очкам? Но плохо, что число истребителей на эскадре уменьшилось на треть. Что ж, план предусматривал и это – завтра утром мы примем самолеты, перелетевшие с берега, а если понадобится, то и еще раз, у нас будут «бессмертные» авиагруппы, только бы палубы сохранить! Вот гибель «Унрю» это действительно потеря! Что ж, значит, мы должны за него отомстить.