Домрачёв молча бурил взглядом Катино плечо, нахмурив лоб и сведя брови. Он был где угодно, но только не с ними. Все это чувствовали, по временам смотря на Степана Фёдоровича, но старались делать вид, что не замечают его задумчивости. – Да вообще, – наклонив голову и почесав ногтями затылок, заговорил Егор себе под нос, – дядь Ген, правда, я бы до дома доехал.
– Мы вечером зайдём – пообщаетесь, – с нетерпением сказала Катя.
– У меня отец, кстати говоря, на рыбалке сегодня. Пересечётесь, поди, – извиняющимся тоном заговорил Егор, словно боясь, что Гена не отпустит его домой. – Да ладно, – иронично отмахиваясь, сказал Гена, – что вы, оправдываетесь, что ли, в самом деле? – засмеялся он. – Езжайте, езжайте. Довезёшь Катьку-то?
– Ну конечно, что вы!
– Пап! – недовольно сказала Катя.
– Мы к моим, наверное, поедем, да, Кать? – обратился к девушке Егор. – Смотри, – посерьёзнев, сказал ему Гена, – вечером к нам заходите. Пообщаемся. Ну, давайте, – он похлопал дочь по плечу, пожал Егору руку. – Пойдём, Степан.
Домрачёв развернулся и начал было идти к «Газели», как вдруг слова ударили ему в спину:
– До свидания, Степан Фёдорович, – попрощался Егор.
– До свидания, до свидания, – оборачиваясь, кивнул Домрачёв.
– Егор! – окрикнул Егора Гена, уже садясь в «Газель».
– Да?
– Отец-то на озере? Аль на реке?
– На озере.
К озеру Тихое рыболовы ехали молча. Тишину нарушали лишь навигационные наставления Гены. Солнце стояло низко. Оно уже начало спускаться за холодные горбы холмов, торчащие из земли у горизонта. Когда появились первые склоны и кроны деревьев, выстроившихся леском вдоль берега, Гена заметил знакомую машину, ехавшую им навстречу. Он нажал на клаксон и попросил Домрачёва остановиться. Тот уже со знанием дела нажал на тормоз.
– Открой форточку, Степан, – обратился к нему Гена, когда они поравнялись с пухлым уазиком.
– Ах, ты, Ген, – сказал ему мужик, сидевший в уазике.
– Я, я. Вот, гостя везу порыбалить. Как там? Ничего?
– Да вот: окуней везу да налимчиков.
– Хорошо-о-о, – протянул Гена. – А мы вот Егорку твоего только встретили. К вам с Катериной поехали.
– Так скоро?
– Ну да. Ладно, поедем. Чуть попробуем, – улыбаясь, сказал Гена.
– Не поздно вы?
– Да как поспели.
– Ну что, давайте. Поеду.
– Давай, Борь.
Домрачёв поставил машину на ручник на небольшом холмике меж сосен. Мужчины вышли, откопали бутылку водки в запасах Степана Фёдоровича и потащили вещи к озеру.
Когда Гена буром просверлил дыру во льду, Домрачёв оживился: – Не узкая ли дырка? Пролезет? – встав со стула, он с интересом заглянул в неё.
– Мы ж не на охоте, – улыбнулся Гена, опуская крючок на леске в воду. – Пролезет, куда денется.
– Смотрю, все сворачиваются уже, – сев, Степан Фёдорович осмотрелся. – Ну и дураки, – сказал Гена. – Мы с тобой, Степан, сейчас столько наловим, что увезти не сможем.
Домрачёв заулыбался, как ребёнок. Ему было интересно смотреть – сам держать удилище он не хотел.
– Хряпнем-ка давай по чашечке, пока рыба проснётся, – предложил ему Гена, кладя на лёд укороченную удочку и доставая из сумки рюмки из нержавейки. – Отчего ж не выпить? – радостный, Домрачёв откупорил бутылку. – За что? – спросил он, поднимая уже наполненную рюмку.
– Давай-ка за упокой души. Помянем.
– Помянем, – тихо сказал Степан Фёдорович и закачал головой.
Выпили не чокаясь. Гена часто задышал холодным воздухом, а Домрачёв, как слепой, замахал руками и затараторил:
– Закусить, закусить бы.
– На, на, – Гена протянул ему блинчик.
– Ох, хорошо, – счастливо сказал Домрачёв, откусив.
– Сейчас клевать начнёт – вообще заживём, – взяв удочку в руки, заулыбался Гена. – Ты подержать не хочешь?
– О, нет-нет-нет, – отказался Степан Фёдорович. – Я посмотреть любитель. – Ну смотри, смотри, – сказал Гена, глядя на поплавок.
– А щуки здесь водятся? – с интересом спросил Домрачёв. – А как же? Водятся, конечно. Больше скажу тебе: я ловил, и не одну, однако ж мы с тобой на мякиш её не словим. Это мормышки нужны, удилище хорошее, крюки. Её на живца, по-хорошему, Степан, надо.
– Так мы сейчас живца и выловим, – сказал Степан Фёдорович, как будто знал, о чём говорил.
Он в глубине души хотел вернуться с рыбалки героем, неся за жабры огромную, килограммов на тридцать, щуку. Ему хотелось удивить и Нину, и, особенно, Катерину. До того, как Домрачёв узнал о существовании Егора, иначе, как на ребёнка, пускай взрослого и красивого, смотреть на Катю он не мог. Однако ж теперь, зная, что она общается с мужским полом, причём, по-видимому, тесно, Степан Фёдорович взглянул на неё под другим углом. Он прекрасно сознавал свою непривлекательность, свой возраст и, вообще говоря, ничего непристойного себе не думал, но ему почему-то хотелось понравиться ей – всё водка. Ох уж эта водка!
– Ну, Степан. Какого же живца? – заговорил Гена с несдерживаемым раздражением.
Домрачёв был не лучшим рыбаком. В этом деле он соображал мало: рыбачить ходил редко, ловил в основном всякую мелюзгу, щуку в жизни в руках не держал. Гена зимнюю рыбалку любил больше летней, потому что мог ловить на середине водоёма: на глубине. Для летней рыбалки у него не было хороших снастей, и он обычно забрасывал не дальше, чем на три-четыре метра от берега.
– Мы сейчас с тобой окуней наловим, плотвы. Чего нам эта щука? К ней знаешь, с каким подходом нужно? Больше намучишься. А вкус, – он махнул рукой. – Пробовал когда-нибудь?
– Не пробовал, по правде сказать, – обиженно сказал Домрачёв. Ему хотелось поймать щуку – не важно, какой у неё был вкус. Хотелось и всё. Он впервые был на зимней рыбалке.
– Ну и не пробуй никогда. Одни кости, – стал брезгливо перечислять Гена, – сама сухая, мясо вонючее.
– Вонючее? – не веря, что у щуки могут быть изъяны, скептически спросил Домрачёв. – Отчего ж?
– Ну ты хоть знаешь, где она водится?
– Ну, – ища подвох, осторожно заговорил Степан Фёдорович, – как где? Там, в реках, в озёрах.