Линия жизни. Книга первая
Бедные представители КПСС! Они всего-то и хотели – открыть народу глаза, а тут, того и гляди, свои выцарапают!
– Забыли, что было, когда он от нас ушёл? Машин исправных не хватало! Мы сидели в резерве! Зарплаты не было! Снова хотим того же? Это какие же водители подписали жалобу? Не могли водители написать эту гадость! Покажите их! Сколько можно его проверять? ОБХСС проверял, КРУ проверяло, комиссия обкома проверяла. Что нашли? Ни-че-го! Проверяете одну ложь! – это кричали водители.
Такой реакции я, признаться, не ожидал, ведь многие из них получали от меня не только премии, но и взыскания. Особенно непримирим я был, когда дело касалось алкоголя.
После собрания основные действующие лица – водителей больше звать не стали – собрались в кабинете начальника депо. Один из представителей партии с протянутой рукой и виноватой улыбкой обратился ко мне:
– Ну, вот смотрите, как всё хорошо прошло! А Вы боялись!
И тут, как говорят в боксе, у меня упала планка:
– Это я боялся?!… Это вы сейчас боитесь!… Кто дал вам право читать про меня все эти гадости?!… Кто дал вам право оскорблять меня перед коллективом, с которым я работаю столько лет?!… Я подам в суд на вас и вашу партию, которая направила вас сюда с такими полномочиями!…
Вот на этой высокой ноте мы и расстались, но спустя несколько дней я перегорел и успокоился, а впоследствии, вспоминая их испуганные рожи и своё собственное выступление, приправленное матом, уже только хохотал. Сегодня я даже сочувствую этим двум орлам, которые, исполненные служебного рвения, даже не подозревали, в какой переплёт попадут. Они-то считали себя носителями новой идеи, проводниками наступающей гласности, хотели устроить публичную порку – принародно отодрать зарвавшегося управленца, а высекли в итоге сами себя – как та унтер-офицерская вдова.
В суд я подавать, конечно, не стал, хотя, наверное, можно было бы попробовать – авторитет партии на тот момент уже резко катился вниз – но выписку протокола общего собрания сохранил.
На это собрание представители райкома пригласили журналиста, чтобы впоследствии растиражировать «урок гласности» во всех местных изданиях, но не свезло – не вписался этот случай в общую концепцию кампании! Не будешь же, в самом деле, вещать на всю область, как обделался, не проверив изложенные в анонимке «факты», да и в отчёт это мероприятие, наверное, сложно внести как очередной успех перестройки и гласности. Такой вот облом получился.
И только в газете «Электропуть» от 18 марта 1987 года – рабочие называли её «Электромуть» – вышла статья по следам этого собрания.
И хоть мата в статье не было – журналисты сгладили острые углы – но суть дела изложена относительно верно. Почему относительно? А потому, что свой провал герольды перестройки представили как победу гласности, указав буквально следующее: «Собрание вынесло решение: осудить анонимных авторов, предать гласности решение собрания, и впредь рассматривать все жалобы на собраниях трудовых коллективов. Такое обсуждение – это хороший отпор клеветникам, любителям сведения счётов, это хороший урок гласности, высвечивания всех неясных сторон». На самом же деле решение собрания было сформулировано гораздо короче и предельно ясно: анонимки не рассматривать!
Кстати сказать, статья вышла без подписи. Не захотел, видать, автор позориться!
Перестроечные процессы. Все на выборы
По России мчится тройка:
Мишка! Райка! Перестройка!
Перестройка – главный фактор,
Запороли мы реактор.
Затопили пароход,
Пропустили самолёт,
Наркоманов развели,
СПИД в Россию завезли.
Лёня Брежнев, открой глазки,
Нет ни пива, ни колбаски,
Нету водки и вина,
Радиация одна.
В шесть часов поёт петух в деревне Пугачёво.
Магазин закрыт до трёх, ключ у Горбачева.
Водку мы теперь не пьём
И конфет не кушаем,
Зубы чистим кирпичом,
Перестройку слушаем.
Перестройка – мать родная,
Хозрасчёт – отец родной,
Не нужна родня такая,
Лучше буду сиротой.
Водка стоит двести тридцать.
Триста сорок колбаса,
Х… стоит у Горбачева,
У рабочих – волоса.
Эти перестроечные стишки, распечатанные самиздатовским способом, мне вручили в Москве на Арбате. Они вполне отражают ситуацию, царившую в стране в конце восьмидесятых. Народ, с энтузиазмом встретивший приход к власти Горбачёва и выразивший доверие новому руководству, скоро остыл.
Анекдот той поры:
«Результаты недавно проводившегося опроса населения по поводу отношения к правительству:
– послать на… – 30%
– послать к… – 30%
– послать в… – 30%
– не определились – 10%»
Конечно, авария на Чернобыльской атомной станции в апреле восемьдесят шестого и гибель пассажирского теплохода «Адмирал Нахимов» в августе того же года мало кого из горожан коснулись напрямую. Немецкий лётчик, совершивший на своём спортивном самолётике посадку на Красной Площади в День пограничника в мае восемьдесят седьмого, скорее позабавил, нежели напугал граждан сверхдержавы.
Но вот бездумная антиалкогольная кампания, рост цен и введение талонов на продукты задевали всех и каждого. Из магазинов исчезли все мало-мальски востребованные товары: продукты, средства гигиены, канцтовары. Об одежде, обуви, мебели и стройматериалах даже упоминать не стоит – этого не было и раньше.
Как в анекдоте:
– Что такое перестройка?
– Правда, ещё раз правда и НИЧЕГО кроме правды.
Зато появились талоны – на всё: на колбасу, на масло, на сахар, на мыло. Именно в то время хозяйка, обращаясь к гостям, шутила: «Руки мыли с мылом, значит, чай будете пить без сахара».
Вернувшись в депо, Сычёв досконально ознакомился со всеми показателями – этого у него не отнимешь – и на первой же планёрке честно признался, что не ожидал таких результатов. Его прогноз относительно премий и зарплат хоть и сбылся, но лишь отчасти: без премии мы сидели не два, а лишь один квартал: с приходом Сергеева финансирование было налажено. А главное – нам удалось сохранить коллектив, что для Сычёва тоже было приятной неожиданностью: он полагал, что более зрелые мастера и руководители подразделений при таком раскладе перейдут на соответственно более высокооплачиваемую работу, благо, предприятий в Орджоникидзевском районе хватало. Но ничего этого не произошло, и мне было приятно, когда Геннадий Александрович отметил, что моя роль в этих вопросах была решающей, и он это хорошо понимает.
Пётр Родионович принял дела в Октябрьском депо, и вот тут ему досталось по полной. Помощники, к сожалению, оказались не на высоте. Выправить ситуацию он так и не смог, хотя очень старался, и в конце восемьдесят девятого года подал заявление на увольнение.
А страну захлестнула волна политических баталий: митинги, теледебаты, дискуссионные клубы, программы «Взгляд», «До и после полуночи», межнациональные конфликты, сепаратистские настроения на окраинах империи.
В декабре восемьдесят восьмого были узаконены альтернативные выборы, и трансляции со второго съезда народных депутатов СССР в декабре восемьдесят девятого смотрели, как захватывающий сериал.
Подходили сроки переизбрания секретаря парткома ТТУ. Эта должность считалась весьма почётной и могла служить трамплином для дальнейшего карьерного рывка. Так, например, Михалев Валентин Павлович – бывший начальник Октябрьского троллейбусного депо – с места секретаря парткома прямиком ушёл руководить предприятием «Спортобувь», отказавшись от предложенной должности председателя Горисполкома.
На тот период, о котором я рассказываю, секретарём парткома ТТУ был Брагинский Вадим Нехимеевич. Мне, хоть и был я беспартийным, как главному инженеру депо было положено присутствовать на совещании партийно-хозяйственного актива, где в числе прочих вопросов предполагалось выдвинуть кандидатуру нового партсекретаря для дальнейшего утверждения на общем партийном собрании.
После отчёта Брагинского об итогах работы за прошедший период стал вопрос о выдвижении кандидата. Вадим сразу предупредил, чтоб его кандидатуру не рассматривали, но Сергеева словно заклинило: никого другого на этом месте он видеть не хотел. Разгорелись жаркие дебаты: одни Брагинского поддерживали, другие – нет, но самым усердным участником дискуссии был, конечно, сам Сергеев. В итоге Брагинский, не выдержав накала страстей, взял слово:
– Сказал – не буду, значит – не буду. Это вам, Геннадий Степанович, что рыбу коптить, что ТТУ руководить, а я хочу работать по специальности!
В зале установилась мёртвая тишина, многие опустили головы, пряча ехидные усмешки. Такого казуса не ожидал никто.
Пришлось Сергееву срочно менять своё мнение, и в результате кандидатом на пост секретаря парткома ТТУ стал Бирюков, бывший когда-то секретарём комсомольской организации ТТУ.
В это же время возникла и приняла конкретные очертания бредовая идея о выборе руководителей предприятий и организаций. То, что это – очередная дурь, доказало время, и дискутировать по этому поводу бесполезно. На эту тему был такой анекдот: перестройка повредила ногу; сначала думали – перелом, а потом оказалось – очередной вывих. Но, тем не менее, ТТУ не осталось в стороне и, отдавая дань демократическим преобразованиям в обществе, внесло свою лепту во всеобщий бардак.
Как-то раз к нам прибыла делегация Октябрьского троллейбусного депо. Возглавлял её Саша Черняев. С Сашей мы были давно знакомы: когда-то вместе работали. Он – слесарем, я – электрослесарем. Работник Саша был хороший, но страдал традиционным русским недомоганием. Тем не менее, благодаря неплохим организаторским способностям вырос до начальника участка.
Поймали они меня в цехе. Поздоровались, и Саша с места в карьер начал:
– Владислав, пошли к нам директором – нас мужики к тебе отправили. Мы всё обговорили: скоро выборы, и мы все проголосуем за тебя. Понимаешь, надоело всё: порядка нет, зарплаты нет, народ разбегается. Да ты и сам знаешь: показатели работы каждый месяц печатают в газете.
Я засмеялся:
– Саша, ты с ума сошёл. Я ведь тебя же первого и выгоню. Ты ж знаешь, как я к этому отношусь, – и сунул палец себе под нижнюю челюсть, намекая на его пристрастие к выпивке.
– Да и чёрт с этим, – Саша не унимался, – обрыдло всё! Ну, хочешь, я встану на колени, – и бухнулся прямо на пол цеха. Это было, конечно, кино, в том числе и для наших работников.
Я поднял Сашу и сказал:
– Да мне Сергеев недавно предлагал – я отказался. А вот на выборы к вам приеду обязательно – посмотрю на этот цирк. Очень интересно, кого вы выберете, – список кандидатов я уже знал.
Как водится на Руси, из троих выбрали наихудшего – того, который наобещал с три короба. Причём, опыта работы кандидат не имел и лишь недавно окончил Сибирский электротехнический институт.
Это действительно был цирк:
Кандидат: – Зарплату всем поднимем!
Главный бухгалтер: – А где деньги возьмёте?
Кандидат: – Так, Вы у нас кто? Главный бухгалтер, – широкий взмах руки, указательный палец направлен на главного бухгалтера, – вот вы и найдёте!!!
Аплодисменты в зале…
Мы с Сычёвым только посмеивались, слушая речи этого прожектёра. Но смех этот был сквозь слёзы. Порулил господин Яклюшин недолго: где взять три обещанных короба – не знал, справиться с таким сложным коллективом, да ещё имеющим свои собственные старые традиции – не смог. Да и вдобавок ко всему традиционное русское недомогание – пьянство – не обошло стороной и его: с коллективом оказалось проще слиться, влиться и напиться, чем управлять им.
Пришлось нам пережить ещё одни выборы, главная роль в которых предназначалась мне.
В Облкомхоз уходил Пугачёв Валентин Андреевич. Не ужился он с Сергеевым. Да оно и понятно. Человек, отработавший начальником Северного трамвайного депо, заместителем начальника ТТУ по общим вопросам, главным инженером ТТУ – после ухода Васильева Александра Андреевича, а затем исполняющим обязанности начальника ТТУ – после перевода Диденко Василия Александровича в транспортный отдел Горисполкома. Причём обязанности начальника он совмещал с обязанностями главного инженера, и делал это вполне успешно! И вдруг начальником ТТУ назначают управленца, никогда в этой отрасли не работавшего, не знающего специфики такого сложного предприятия!
Одно слово: номенклатура.
В период назначения Сергеева – в восемьдесят шестом году – КПСС ещё не сдала своих позиций и продолжала оставаться «руководящей силой советского общества». Отсюда и принцип решения кадровых вопросов. Ведь кадры – по известному выражению товарища Сталина – решают всё.
Ну, вот и нарешали.
Расставался я с Пугачёвым с большим сожалением: работать с ним было хоть и сложно, но интересно. Вот, к примеру, такой эпизод.
По проекту Орджоникидзевское троллейбусное депо, как предприятие первой категории, должно быть запитано с двух различных подстанций. Поскольку на момент пуска депо вторая подстанция ещё не вступила в строй, было решено запитаться от одной, но с разных ячеек. Правилами эксплуатации электроустановок такое разрешалось, но только временно.
Это, конечно, было весьма рискованно, тем более, оба кабеля располагались в одной траншее, да и сама подстанция находилась в двух километрах и проходила под несколькими дорогами, в том числе и под проспектом Космонавтов. Если же учесть, что кабель был с алюминиевыми жилами, да ещё с кучей соединительных муфт, станет понятно, что система электропитания изначально считалась крайне ненадёжной, что и подтвердилось впоследствии: кабели стали часто выходить из строя. Это, безусловно, сказывалось на эксплуатации депо и организации ремонта троллейбусов.
Но произошло чудо, и в четырёхстах метрах от депо сдали, наконец, требуемую подстанцию – как раз у Северного кладбища. Оперативно нашёлся кабель, да ещё с медными жилами – мечта любого энергохозяйства! Вот только средств на его прокладку в ТТУ на тот момент не оказалось.
Как-то после планёрки Пугачёв оставил меня в кабинете и предложил взять выполнение данного объёма работ на себя, сразу предупредив, что особенно помочь мне в этом вопросе не сможет:
– Надеюсь, справишься сам. Ведь построил забор, не имея ни техники, ни бетона, значит, и здесь сможешь, – вот в таком разрезе состоялся этот разговор.
Трассу прокладки, её размеры и все остальные согласования мы осуществляли своими силами, благо главным механиком депо в это время был Ильиных Анатолий Дмитриевич, человек с большим опытом работы, особенно в области строительства. Впоследствии он стал начальником технического отдела. Именно Анатолий Дмитрич произвёл разметку трассы и получил все согласования.
В процессе выяснилось, что кабель нужно будет укладывать параллельно магистральной трубе газопровода, а затем и пересекать её. Вот тут требовалась особая осторожность: газопровод нельзя было повредить ни в коем случае. Иначе – авария с непредсказуемыми последствиями!
В течение лета траншея была готова, на дне мелким отсевом отсыпали «постель» для кабеля, оставалось совсем немного: положить кабель чётко на этот отсев. Вот только как? Ни техники, ни специальных приспособлений не было.
Но выход нашёлся.
Во-первых, рассчитали, какое количество людей потребуется, во-вторых, проинструктировли ремонтные бригады депо, в-третьих, второго августа – в день моего рождения – все ремонтные работы в депо закончили на час раньше и собрались у катушки с кабелем, которая уже была установлена на пирамиду-вертушку.
Действовали так: первый человек берёт конец кабеля и разматывает его, двигаясь вдоль края траншеи. Через пять-шесть метров кабель подхватывает второй рабочий и направляется вслед за первым, потом третий, четвёртый, пятый и так далее: словно бусы, собранные на нитку. Таким способом мы на руках аккуратно уложили кабель в подготовленную траншею в течение буквально тридцати минут.
Когда работа была практически закончена, появились Пугачёв и его помощник Ермошин Владимир Фёдорович: люди приехали поздравить меня с днём рождения, но их встретило практически безлюдное депо, и только диспетчера объяснили, куда подевался весь рабочий класс во главе с главным инженером. Там они меня и нашли: в грязной рубашке, вместе с рабочими, тягающими кабель. Поздравили с днём рождения, поблагодарили за работу, помотали в удивлении головами и отбыли восвояси. Правда, затем, вдогонку уже, пришёл приказ о соответствующем поощрении.
Теперь энергобезопасность депо стала максимальной.
Был ещё ряд технических вопросов, которые мы с Пугачёвым благополучно разрешили. Валентин Андреич умел поставить задачу таким образом, чтобы всемерно задействовать в её решении моё самолюбие.
Так, с приходом в парк новых троллейбусов ЗИУ-9 мы начали осваивать смонтированные на них штангоуловители, которые были технически несовершенны, но крайне необходимы, так как защищали контактную сеть от повреждений при сходе штанг, а, следовательно, сокращали убытки от данного вида аварий. И мы с нашими рационализаторами заставили эти элементы защиты работать весьма успешно.
Впоследствии Пугачёв, обсуждая вопросы эксплуатации контактной сети и применения штангоуловителей с работниками других депо, на все их возражения отвечал: «А у Погадаева они работают!»
Ушёл Валентин Андреич как-то незаметно: вчера ещё работал в ТТУ, а уже сегодня он – один из руководителей Облкомхоза. На какой-то период его заменил Володя Ермошин, что было вполне логично и закономерно, ведь на тот момент именно Володя являлся помощником Пугачёва, но, поскольку ситуация требовала урегулирования на основе провозглашённых принципов гласности, демократизации и всеобщей выборности, Геннадий Степанович принял решение провести выборы нового главного инженера ТТУ.
Предварительно он вынес этот вопрос на обсуждение в узком кругу начальников всех пяти депо, чтобы узнать их мнение. Не знаю, ожидаемо или неожиданно для него, но мнения всех пяти начальников сошлись на моей кандидатуре.
Затем было назначено собрание, участие в котором приняли все главные инженеры управления: службы пути, энергохозяйства, ВРМ, СПС и пяти депо.
Собрание проходило в формате внеочередной планёрки. Геннадий Степанович сначала довёл мнение начальников депо до сведения присутствующих, потом напомнил им о моей судимости, особо подчеркнул, что я не являюсь членом КПСС и предложил мою кандидатуру даже не обсуждать, а обсудить кандидатуру Ермошина, которую положительно охарактеризовал со всех сторон. Затем – по регламенту – призвал участников высказать свои мнения.
И вот тут меня захлестнула обида. Много времени прошло с того злополучного собрания. Я часто вспоминаю этот эпизод, и вспоминаю с глубоким сожалением: всё-таки гнев – плохой советчик, уж это мне известно точно, но тогда осознание несправедливости происходящего взяло верх над всеми остальными чувствами. Почему на оценку моей сегодняшней работы должно влиять происшествие двадцатипятилетней давности? Мне было всего восемнадцать, за свой проступок я отсидел пять лет, и с тех пор в течение двадцати лет только и делал, что работал как чёрт! Сколько ещё мне предстоит рассчитываться за ошибку юности, и какие единицы измерения будут применяться к моей деятельности в дальнейшем?
Сергеев упрямо, как и на партактиве при обсуждении кандидатуры Брагинского, пытался услышать высказывания в поддержку кандидатуры Володи Ермошина, но тут неожиданно вылез я со своей раненой душой:
– Геннадий Степанович, а почему не назначить главным инженером Прокофьева Валентина Николаевича? Он работал начальником техотдела, начальником ВРМ и уже продолжительное время работает главным инженером Южного депо. А Ермошин работал только начальником цеха энергохозяйства и начальником техотдела. По-моему, разница приличная! – сказал я в пику Сергееву.
Всё, на этом выборы закончились. Все без исключения представители технического истеблишмента поддержали меня. Пришлось Сергееву, вопреки своему мнению, принимать решение в пользу Прокофьева: демократия есть демократия…
Даже спустя несколько лет после собрания я продолжал получать от некоторых руководителей депо выговоры за результат этих выборов: не все приняли переход Прокофьева на должность главного инженера положительно. А я – так уж получилось – совершенно ненамеренно подпортил карьеру Володе Ермошину, за что позже очень корил себя.
На этом интерес к выборам в ТТУ иссяк: получив в подчинение двух избранных коллективом управленцев, Геннадий Степанович остановился. Видимо, наблюдал за результатами их деятельности и делал соответствующие выводы. По крайней мере, к данному опыту он больше не возвращался, а вернулся к традиционному назначению.
Перспективы карьерного роста. За? Против? Воздержался!
Спустя некоторое время я снова получил предложение: занять освободившееся место заместителя начальника Управления по общим вопросам. И снова решил не испытывать судьбу. А, может быть, оставило свой след то, что произошло при выборах главного инженера. Сейчас сказать уже трудно.
На эту должность мы с Сычёвым порекомендовали Уфимцева Владимира Степановича, который в то время работал заместителем начальника триста первого отдела завода имени Калинина. Этот отдел занимался детскими садами, столовыми, снабжением рабочих продуктами и решением других хозяйственных задач.
В то время дела на заводе шли уже неважно: финансирование резко упало, предприятиям тяжёлой промышленности и, в частности, военно-промышленного комплекса предлагалось перейти на выпуск товаров народного потребления, то есть, образно говоря, вместо ракет выпускать кофемолки, а вместо танков – стиральные машины. Так называемая конверсия – переход военной промышленности на мирные рельсы.
Анекдот времён перестройки.
ЧТЗ предложили организовать выпуск газонокосилки. После изучения технических и организационных вопросов, руководство завода доложило министерству: «Мы готовы вместо танка производить газонокосилку. Но за те же деньги!»
Благодаря этим преобразованиям деятельность отдела стала резко хиреть, а Володя начал подыскивать себе работу. Однажды, когда он ремонтировал у нас в депо свою старенькую «Волгу», мы разговорились и Володя сказал, что с удовольствием сменил бы место работы, на что я, в свою очередь, поведал ему о предложении Сергеева, моём отказе и посоветовал срочно лететь в Управление – предлагать свою кандидатуру.
Уже следующим вечером мне позвонил Сергеев:
– Владислав Михайлович, как Вы думаете, если на место заместителя директора придёт Уфимцев? Вы же его хорошо знаете – он Ваш друг.
Позвонил он и Сычёву, который тоже неплохо знал Володю. Более того, через Уфимцева Сычёв решал многие вопросы, в том числе и связанные с предоставлением мест в детских садах для детей работниц депо, да и составление расписания движения троллейбусов тоже происходило с учётом интересов завода: для лучшего обслуживания рабочих.
Нечего и говорить, что рекомендации от нас с Сычёвым Володя получил самые наилучшие и немедленно приступил к работе на новом месте.
Исполнителем он был от Бога. Именно такой – с элементами творческого оригинального исполнения поручений – был нужен Сергееву на этом месте. Иногда в ответ на мою критику Уфимцев отвечал: «Владик, я по-другому не могу, я так воспитан. На заводе мне генерал велел сделать – всё, не обсуждается – идёшь и выполняешь». Поэтому с Сергеевым у Володи сложились прекрасные взаимоотношения.
Думаю даже, что Сергеев относился к нему с какой-то отеческой любовью. Когда Володя внезапно умер от инфаркта, Геннадий Степанович каждый год – пока руководил ТТУ – собирал узкий круг, и таким узким кругом мы в день смерти Уфимцева ехали к нему на могилу – помянуть. Это было своеобразной традицией.
Уходил на пенсию заместитель начальника ТТУ по эксплуатации Старостин Александр Михайлович, проработавший в Управлении достаточно долгий отрезок своей жизни. Казалось, он был несменяемым замом, но время взяло своё. И опять выбор Геннадия Степановича пал на меня. Уже ближе к концу рабочего дня мы встретились у него в кабинете и долго разговаривали. Думаю, он понимал, что предыдущие наши взаимоотношения тормозят меня в принятии решения, и в этот раз подготовился более основательно.
Во-первых, пообещал мне хорошую квартиру в центре города, чтоб было недалеко от работы. Как я понял из разговора, Сергеев знал, что та панельная трёшка на Молодёжи, которую я получил в восьмидесятом, построена никудышно: после каждого дождя соседи снизу стучали нам в двери с криками: «Вы нас заливаете!» Заливали их, конечно, не мы, а дождевая вода, которая сочилась изо всех щелей: протекали оконные проёмы, протекали швы между панелями. Самое забавное, что эти самые соседи наш дом и строили. Так что, сама себя раба бьёт, коли нечисто жнёт.
Во-вторых, зная мою историю с продажей машины, Сергеев и этот вопрос пообещал снять немедленно – как только я дам согласие на перевод.
