Барабанщики поворачивались к Вальке. Он стоял на том же месте, мокрый, исцарапанный, с раскисшими тапочками в опущенных руках. Капли падали с тапочек и оставляли на твёрдом песке следы, похожие на крошечные лунные кратеры.
– Однако… – проговорил Сандро.
Валька резко поднял голову. «Я пойду», – хотел сказать он.
Они стояли широким полукольцом – барабанщики-сигналисты, барабанщики отрядов, барабанщики знаменосной группы. Самый маленький, с эмалевой звёздочкой на рубашке, смотрел на Вальку широченными серыми глазами.
– Три человека пусть займутся костром, – сказал Сандро. И негромко спросил у Вальки: – Обещание знаешь?
Валька вздрогнул, вытянулся. Проглотил комок и кивнул.
В половине девятого лагерь выстроился на утреннюю линейку. Председатель совета дружины – неторопливый очкастый Серёга Лавров – остановился перед старшей вожатой.
– Отряды к подъёму флага готовы. Настроение бодрое, – сообщил он. – Происшествий нет. На рассвете сводный отряд барабанщиков принял в пионеры Вальку Бегунова. Рапорт сдан.
Вожатая смотрела на него удивлённо и вопросительно, готовясь что-то сказать. Но Лавров, невозмутимо блестя очками, уже опустил поднятую для салюта руку.
– Не Вальку, а Валю, – сказала вожатая. – Рапорт принят. Вольно.
Рассвет. Андрюшка
Валька проснулся от боли. Во сне он прижал щекой палец и стянул с него бинт.
Боль была не такая, как вчера. Она теперь не жгла, а словно разъедала. Валька осторожно коснулся пальца подбородком. Почувствовал влажный лоскуток лопнувшей кожи и поморщился. Он торопливо нащупал на подушке трубочку бинта и, чуть дыша, протолкнул в неё палец. Боль стала успокаиваться, но ещё давала себя знать мягкими затихающими толчками.
Валька передохнул и повернулся на спину.
Окна были тёмными. Сквозь просветы в ледяных узорах Валька видел звёзды. Каждая звезда висела в середине холодного туманного пятнышка.
«Часов семь, – подумал Валька, – или полвосьмого».
Он сосчитал до трёх, сбросил одеяло и прошлёпал к столу. Нащупал кнопку грибка. От неожиданного света окна сделались блестящими и непрозрачными, как чёрная клеёнка. Только по краям зеленовато искрились морозные разводы.
За тонкой стенкой зашевелился отец.
– Валька, ты уже? Спал бы…
Валька взглянул на будильник.
– Скоро восемь. Папа, я на колонку…
Это была его обязанность. Вернее, привычка. Он каждое утро приносил два ведра воды. Правда, наливал их не доверху: вёдра были большущие и, кроме того, тащить их приходилось в растопыренных руках, чтобы ледяная вода не плескала в валенки. Когда Валька добирался до крыльца, руки и плечи у него просто стонали. Но он всё равно любил эти водяные прогулки.
Вальке нравились неяркие зимние рассветы. Снег и небо в это время были очень синими, а дома казались чёрными, и в них светились квадраты разноцветных тёплых окон.
Стараясь не грохнуть вёдрами. Валька выбрался в сени. Синее утро уже просачивалось в щели. Валька вздохнул и закашлялся: резкий холодный воздух оцарапал лёгкие. В сенях вкусно пахло зимой: снегом, смазанными лыжами и мёрзлым выстиранным бельём, которое было развешано под потолком.
Валька отбросил крючок и толкнул дверь. Он увидел сиреневый снег, чёрные ветви над забором, а левее – тёмные громады новых домов. В сумерках казалось, что дома стоят не за дорогой, а прямо перед Валькой. Они сливались с забором. Окна горели редко: было воскресное утро и во многих квартирах ещё спали.
А Вальке спать совсем не хотелось! Он поставил вёдра на крыльцо и двумя пинками сбросил их в снег. Тра-тара-ра! Бах!
Нынче солнце встаёт очень рано,
Нынче день будет длинный и ясный.
Ты послушай – гремят барабаны,
А они не проснутся напрасно!
Солнце в декабре встаёт совсем не рано. Просто Валька чувствовал: будет хороший денёк.
Над крышами больших домов небо начинало светлеть, и антенны телевизоров прорисовывались в нём чёрными штрихами. Они были похожи на модели планеров, ещё не обтянутые бумагой.
– Только попробуйте улететь! – сказал им Валька. Подхватил вёдра и вышел за калитку.
Колонка находилась в конце квартала. Она торчала у синей снежной дороги и была похожа на озябшего карлика с фантастически длинным носом и в матросском берете с помпоном. Обычно карлик скучал в одиночестве: почти во всех соседних домах был водопровод.
Но сегодня рядом с колонкой Валька увидел закутанного человечка. Малыш повесил на кран ведро и копошился у рычага.
– Андрюшка, – сказал Валька.
Валенки малыша скользнули по выпуклой наледи, которая окружала колонку. Он выпустил рычаг, покачнулся и встал прямо.
– Не работает, – объяснил он. – Видишь, Валька, я нажимаю, а вода не бежит.
Валька лёг животом на рычаг. Лязгнуло железо, и на этом дело кончилось.
– Вот видишь, – озабоченно повторил Андрюшка.
– Подожди, – сказал Валька.
Колонка начала мелко вздрагивать. Отозвалась булькающим кашлем. Потом в ней захрипело, заклокотало, и вдруг упругая струя грянула по ведёрному дну.
Полведра набралось в три секунды. Валька выпрямился, и рычаг скакнул вверх. Колонка обиженно фыркнула, погудела и успокоилась. Валька сказал:
– Такой у неё характер.
Андрюшка взглянул на колонку с уважением и потянулся к ведру.
– Подожди, сниму, – сказал Валька. – Утащишь столько?
Андрюшка приподнял ведёрко.
– Я больше могу.
– Хватит, – решил Валька. – Тебе же на третий этаж тащить. – И спохватился: – Андрей! А ведь у вас же водопровод!
– Да… водопровод, – как-то нерешительно сказал Андрюшка. – Он только булькает, а из крана пузыри идут. А умываться ведь надо. И чай кипятить. Много надо.
– А кроме тебя, никого нет, чтобы воды принести?