Бабушкин внук и его братья

На полпути к школе я издалека заметил Настю. Узнал по клетчатому платью, пастушковой стрижке и золотым искоркам под ушами. Только вместо гольфов были красные носочки. Я пружинисто и бесшумно догнал ее. Пошел сбоку в трех шагах. Она глянула рассеянно и отвернулась. Я сказал «учительским» голосом:

– Пшеницына! Ты почему не здороваешься со старшими?

– Ой!.. Я тебя не узнала, думала, кто-то незнакомый… А почему это ты старший?

– Мы же вчера выяснили. Я родился раньше на четыре с половиной месяца.

Она засмеялась:

– Да, правда… А все равно мальчики должны здороваться первыми.

– В самом деле? Тогда гутен таг, сударыня.

Настя пробежалась по мне веселыми глазами.

– Ты сегодня совершенно… не такой.

– Я раскопал эти лохмотья на пожарище… Но я только снаружи не такой, – резвился я все пуще. – А внутри я прежний: благородный и очень воспитанный. Давайте вашу сумку, фройлен, она тяжелая.

– Не тяжелая. Помоги лучше Доре Петровне, вон она книги несет.

Дора Петровна шла по другой стороне Троицкого переулка и поглядывала на нас. В руке у нее была авоська с пачкой книг. Мы перебежали через пыльный асфальт и заросшую канаву.

– Здрасьте!.. Дора Петровна, Алька хочет вам помочь. Он – рыцарь.

Я взял увесистую авоську.

– Да, я рыцарь. В блестящих, как самовар, латах и с петушиными перьями на шлеме. Разве не видно?

– Ну… если чуть-чуть напрячь воображение… А ты, Настя, выходит, прекрасная дама?

– Со шлейфом… – Она пальчиками взяла коротенький подол и присела в придворном поклоне.

– Дюжина пажей в бархатных беретах волокут шлейф за дамой, чтобы он не нацеплял репьев, – сообщил я. – А бродячий щенок пытается ухватить его зубами. Он не знает этикета…

– Великолепная картина! Прямо Вальтер Скотт… Но у меня, когда я смотрела на вас, появилось другое сравнение. Знаете, на кого вы похожи?

– На Тома Сойера и Бекки Тэчер, – догадливо сказала Настя.

– М-м… возможно. Но я подумала про Герду и Кея из «Снежной королевы».

– Это значит, мне придется сидеть в ледяном дворце? – Я по-настоящему передернул плечами. – С ума сойти!

– Я же тебя спасу! – храбро пообещала Настя.

– Но до этого я схвачу кучу всяких ОРЗ!

– Я быстро спасу…

– Тогда ладно… – Я шел, изгибаясь от тяжести книжного груза. Авоська царапала мне ногу кусачими узелками. – Дора Петровна, это у вас пособия по литературе?

– По литературе, по русскому языку. И даже по немецкому… Саша, ты очень жалеешь, что попал в наш немецкий класс?

– Теперь уже ничуть, – сказал я честно.

Потому что думал о Насте. Правда, и о Вальдштейне я думал, причем все время, но эти мысли были на втором плане. Опасение скребло мне душу, но не сильно.

Вальдштейн, конечно, тоже не забыл вчерашнее. На первом уроке он то и дело поглядывал на меня. Быстро и словно из-за кустов. И так сумрачно, что Настя сказала:

– Почему это Вячик глядит на тебя, как кобра?

– Кто глядит?

–Вальдштейн. Вячик…

– Что за имя!

– Вячеслав.

– Вячеслав – это Славка.

– У кого как. Он – Вячик. Вячик-калачик, так его в первом классе дразнили. Да и потом…

Бедный Вячик, бедный Вячик,

Почему не ешь калачик?

Тише, Вяченька, не плачь,

Дам тебе большой калач…

Я поморщился – повеяло чем-то знакомым. Но я сказал хмуро:

– Глиста он негодная, а не калачик.

– А что случилось-то?

Я не удержался и шепотом рассказал. И добавил:

– Тоже мне, мафиози недорезанный…

– Дурачок он, а не мафиози, – грустно отозвалась Настя. – Никаких дружков у него нет. Ни уголовных, ни вообще… Просто хотел новичку свою силу показать, потому что в классе самый затюканный. Мальчишки раньше знаешь как его доводили…

«Знаю», – чуть не сказал я. И сделалось гадко на душе.

– …Пока Дора Петровна их совесть не расшевелила. Она это умеет…

– Я не хотел ему нос разбивать. Он сам им о сосну треснулся. Я просто его по уху стукнул. Если честно говорить, то с перепугу…