Эпоха раздела. Начало. Книга вторая

Обратившись к Истинной Пустоте, Чанг почувствовал доброжелательный отклик и уверился в своей правоте. В таких условиях ему разрешалось использовать заклинание временной слепоты, и он бегом ринулся к концу площади, чтобы быть рядом со старейшинами, когда они начнут перетаскивать леших.

Он успел вовремя. Женщины только что закончили стрелять, туман вокруг леших рассеялся, и старейшины и их помощники уже тащили тяжелые, утыканные разноцветными стрелами деревянные чурбаки по направлению к краю центровища. Чанг не стал мешкать и начал действовать незамедлительно. Он нанес по ним одновременный удар, дозируя применение силы. Удар был тщательно выверен и состоял из нескольких колдовских потоков, впереди которых шла разделенная магическая сила Чанга, поддерживаемая одобрением Истинной Пустоты.

Удар был нанесен внезапно – Чанг даже не появился в поле зрения атакуемых, он действовал из-за возвышения. Ему не нужно было видеть, сколько людей находится вокруг, он воспользовался внутренним зрением, ощутил их присутствие и движение и захватил в магический кокон намерения, который позволял Чангу взаимодействовать с тонкими материями всего сущего.

Оставалось только прочитать заклинание, и Чанг уже было собрался это сделать, как внезапно его озарила догадка, что как только люди, перемещавшие мишени, ослепнут, на их крики, вызванные паникой, тут же сбежится масса народа, которые начнут искать человека, атаковавшего их соплеменников, и, конечно, быстро наткнутся на Чанга.

Ему нужно было не только ослепить этих людей, но и заставить их какое-то время замолчать, а лучше – совсем обездвижить, лишить возможности передвигаться. Это было ему по силам – одним из первых боевых заклинаний, которые он выучил под руководством отца, было заклинание паралича – человек на некоторое время терял возможность двигаться и говорить, и тогда на полностью парализованном теле живыми оставались только одни глаза.

В совокупности с заклинанием ослепления это могло привести к полному кратковременному выведению старейшин и их помощников из строя. Однако невозможно было представить, как они отреагируют после того, как поймут, кто использовал против них эти заклинания. Возможно, они посчитают (и будут совершенно правы), что Чанг сильно злоупотребил их гостеприимством, и потребуют его наказания. Конечно, его поступок не останется незамеченным, и Чанг уже вряд ли сможет принять дальнейшее участие в состязании.

Он вышел из-за возвышения и сел на скамью. Он понял, что не станет атаковать старейшин, потому что в любом случае – подвергнутся они колдовской атаке с его стороны или нет – его шансы выиграть стрельбы были ничтожно малы. А если он нападет, то его положение очень осложнится, и тогда уже сама его жизнь будет висеть на волоске. А ведь ему еще предстояло добиться признания и уважения среди своего народа и позаботиться о солдатах, которых он привел с собой!

Тихо хихикнула Инга:

– Ну что, командир Чанг? Ты все-таки решил не использовать мое заклинание? И зачем я его тебе так долго рассказывала? Эх, только время зря потратила! – из голоса Инги можно было легко слепить сладкий пирог, до такой степени он был наполнен патокой и медом (через толстый липкий слой которых, однако, сквозило некоторое понимание).

– Сколько мне приходилось общаться с вами, людьми, я всегда стараюсь понять, что вами движет. Некоторые очень сильно желают богатства, некоторые – славы, а некоторые – власти и почестей. Вот скажи мне командир Чанг, что ты желаешь? И можешь не торопиться, до твоей стрельбы еще далеко, тем более, что ты все равно ее проиграешь!

Чанг задумался. Он и сам не знал, что ему нужно. По правде говоря, сейчас ему больше всего хотелось спать.

– Мне хочется добраться до дома и как можно скорее уснуть! И можно даже не есть! – потом подумал и добавил, – а, знаешь, наверное, мне нужно на кого-нибудь опереться!

Чанга потянуло на откровенность. Он хотел рассказать Инге о своем детстве, о том, что всю свою жизнь он всегда был одиноким, а после того, как умер его отец, долго не мог смириться с утратой. Чанг вспомнил, как ему предлагали одну женщину за другой, но он не желал иметь с ними ничего общего, не желал обзаводиться хозяйством и жить, как остальные кочевники. Он подолгу в одиночестве бродил по степи, пытаясь понять, какую дорогу выбрала для него судьба. И когда его вызвал Повелитель, у него возникло чувство, что он оставляет эти земли навсегда. Но сейчас ему вспоминались уютный племенной очаг, табуны лошадей, раскинувшиеся в степи юрты и тихие спокойные вечера, коротаемые за распитием ачачи и неторопливыми разговорами.

Чангу очень хотелось с кем-нибудь поговорить, но он понимал, что не с кем. Он не мог себе позволить проявить слабость, и Инга была не исключением. Она, конечно, чувствовала, что с ним происходит, и хоть и являлась магическим амулетом, все же несла в себе элемент женской натуры и поэтому судила, как женщина. А ему очень не хотелось сейчас отбиваться от ее женских насмешек и слушать обвинения в простодушии и неотесанности…

Глава 3

Убежище

…Инга ждала продолжения, но Чангом вдруг овладела такая апатия, что он просто опустил голову, закрыл глаза и отдался на милость Истинной Пустоты, которая должна была напитать его и вернуть ему силы. Железный человек в нем все-таки сломался под воздействием внешних обстоятельств, и Чанг уже не мог им противиться.

Он и не заметил, как провалился в глубокий сон. Чанг медленно сполз с лавки, и его тело растянулось между скамьями. Теперь уже ничто не могло заставить его подняться.

Вокруг было хорошо и спокойно. Неподалеку тихо журчал ручей, и от него веяло прохладой. Чанг лежал под нависающими ветвями деревьев и спокойно смотрел на слабые лучики солнца, пробивающиеся между листьев. Он не двигался, живыми были только его глаза. Грудь медленно вздымалась и опадала, дыхание было почти неслышимым.

Это его место. Его место сна. Он приходил сюда с самого раннего детства, но только когда был предельно измотан. Однажды, когда он неосторожно ввязался в драку с тремя степными волками и из-за полученных ран пребывал между жизнью и смертью, к нему во сне явился незнакомец. Он позвал Чанга и велел ему следовать за ним.

Они долго двигались по степи и наконец вышли к чудесному зеленому оазису, в котором росли деревья, и весело журчала вода.

– Это твое место, Чанг! Ты сможешь здесь отдохнуть! Я дарю его тебе! – незнакомец, до этого не проронивший ни слова, был и на этот раз очень краток. – Знай, что ты всегда сможешь попасть сюда и излечиться. Это место не существует в твоем мире, но оно есть в твоих снах, оно наполнено покоем и силой, оно даст тебе отдохновение. Прими от меня это место в дар – за то, что один раз сделал для нас самый близкий тебе человек! Он оказал нам неоценимую услугу, заставил задуматься над нашими ошибками и тем самым освободил нас. Теперь мы в расчете. Он вернул нам свободу, а мы дарим жизнь тебе – мальчику, который для него дороже всего в мире! Когда ты выздоровеешь, передай ему, что Ар-Сот благодарит его и возвращает ему сына!

Договорив, незнакомец пропал так же внезапно, как и появился. А Чанг еще долгие дни находился в чудесном оазисе, пил воду из хрустального ручья, ел фрукты с деревьев и проснулся совершенно здоровым. Его раны полностью затянулись, на нем не осталось даже шрамов. Первое, что он увидел, был сидевший рядом отец с мертвенно бледным лицом, которое сразу просветлело, когда отец увидел, что Чанг пришел в себя.

Отец ничего не говорил, только смотрел на Чанга, и ему показалось, что в краешках отцовских глаз блестели слезы. Он хотел что-то сказать, но промолчал, лишь погладил Чанга по голове и вышел. Вместо отца тут же набежали женщины из племени и засуетились вокруг Чанга. Но он еще долго не мог окончательно поправиться и только через несколько лун смог, наконец, выезжать с отцом на охоту и учиться воинскому мастерству, как прежде.

Чанг долго не мог передать отцу привет от Ар-Сота. У него просто не хватало сил для этого. Как только он делал попытку заговорить, на него накатывала слабость, картинка перед глазами расплывалась, и он вынуждено замолкал. Отец, кажется, понимал, что Чанг хочет сообщить ему что-то важное, но не торопил события, позволяя сыну до конца оправиться от болезни. И вот, наконец, когда Чанг почувствовал себя совершенно здоровым, ему хватило силы, чтобы поведать отцу, что с ним произошло во сне.

Отец внимательно выслушал, задумчиво покрутил по своему обыкновению головой вправо-влево, потом улыбнулся и от внезапно нахлынувшего на него теплого чувства весело и сильно хлопнул себя по затылку. Они с Чангом впервые после его болезни выехали на охоту в степь, свежий весенний воздух холодил разгоряченную голову Чанга, мышцы на руках и ногах приобрели былую крепость, и Чанг чувствовал себя счастливым. Может быть, именно это ощущение радости и дало ему необходимые силы рассказать отцу об Ар-Соте.

– Все-таки, он выполнил свое обещание! – отец улыбался чему-то своему, словно вспоминая прошедшие дни. – Не сказать, что я о нем забыл, но уж точно перестал думать об этом серьезно. С этими небожителями трудно иметь дела – они очень своеобразно относятся к своим клятвам, и никогда не можешь точно сказать, что они имеют в виду.

Как ты понимаешь, я не настаивал на том, чтобы ты рассказал мне, что с тобой произошло в сновидении. Хотя и чувствовал, что тебе кто-то помог. Чтобы одолеть болезнь оказалось недостаточно даже моей магической силы, поэтому помочь тебе мог только бог.

Так и произошло, и немудрено, что ты так долго молчал. Видишь ли, чтобы говорить о богах, нужно иметь очень много силы. Разговор разговору – рознь, одно дело спорить в пьяном угаре, поддерживают тебя боги или нет, а другое – общаться с богом на самом деле, а потом попытаться рассказать об этом другим. Для этого нужна большая сила, и я вижу, она у тебя есть. Хорошо! – отец ударил коня пятками и с боевым кличем помчался вдаль. За ним следом припустил и Чанг. Из-под копыт лошадей фонтанчиками взлетала земля, и сейчас отец казался Чангу помолодевшим на пару десятков зим…

Он смотрел на солнечные лучи, пробивающиеся сквозь листву, и чувствовал умиротворение и неземной покой. Он знал, что в мире людей сейчас его тело отдыхает и набирается сил, а здесь он восстанавливает и вливает силы в свою душу, которая так много пережила за последнее время.

Его отец не уставал повторять ему, что душевный покой, отстраненность и холодная расчетливость являются непременными качествами воина, и если Чанг хочет достичь настоящего мастерства, то должен всеми силами охранять свой внутренний мир. Для этого существовали определенные магические упражнения, которые позволяли освобождаться от накопленных в течение дня переживаний, сожалений, страхов или радостей. Они не требовали от практикующего много времени, но были чрезвычайно эффективными, и без их выполнения достичь совершенства в магии не представлялось возможным.

Но иногда и их было недостаточно – в тех случаях, когда пережитое потрясение было слишком велико, и чтобы с ним справиться, тело начинало буквально пожирать собственную силу. Это критический момент, за которым могло последовать безвозвратное опустошение, а за ним – смерть.

Чангу всего пару раз в своей жизни приходилось уходить за критический порог – один раз, когда он сражался с волками, а второй – когда заблудился в степи (что само по себе было совершенно невозможным, но, однако же, произошло), а потом долго не мог выйти к родному стойбищу. Тогда он попал в западню – от бесконечного ощущения радости и простора, которые всегда охватывали его, когда он отправлялся в одиночку на разведку в степь, его чувство опасности немного притупилось, и он не заметил, как силы, властвующие в открытой степи, внезапно напали на него.

Ему не стоило большого труда отбиться от них – к тому времени Чанг превратился в грозного могучего колдуна, который может путешествовать совершенно спокойно даже в незнакомых землях (не говоря уж о родной ему степи), но он сильно недооценил их коварство. Они, убедившись, что даже сообща не имеют возможности одолеть его, попытались навести на него морок, который закрыл ему дорогу обратно. Они создали миражи и заслонили туманной дымкой знакомые ориентиры, небо под их напором затянуло тучами, и пошел сильный дождь, который смыл все следы на земле.

Кроме того, их атака на Чанга непрерывно продолжалась, и ему стоило больших усилий постоянно сдерживать их натиск. Все это вместе взятое чуть не убило его – он в течение многих дней не мог найти дорогу назад и, лишенный возможности пополнять запасы провизии, вскоре ослабел и начал терять уверенность в благоприятном исходе этой нескончаемой борьбы.

В конце концов к нему пришло спасительное решение – сдаться на милость Истинной Пустоте. К тому времени его конь пал, и сам Чанг находился в крайней степени истощения. Выезжая в степь, он взял с собой совсем немного воды и пищи, поскольку не рассчитывал провести там много дней. Теперь ему оставалось жить очень недолго, и силы степи, отчего-то внезапно ополчившиеся на него, должны были скоро одолеть его. Измученный и вконец обессиленный Чанг провалился в глубокий сон – до этого на протяжении всех дней борьбы ему не удавалось толком поспать – силы не позволяли ему даже прикрыть глаза, тут же атаковали и пытались опрокинуть его в черный магический провал, который всегда поджидает незадачливого колдуна, растратившего свою силу под напором врагов.

Магический провал был ужасом любого мага – оттуда не возвращались, и никто не знал, что там происходит. Видящему суть вещей он представлялся в образе безбрежного, наполненного беспросветной чернотой и страхом пространства, которое притягивает, высасывает остатки сил и порабощает навеки, и никто не может ему противиться. Провал дышал яростью и злобой, он вызывал ощущение вселенской безысходности и безумия. Когда и почему он появился, не знал никто, как и его истинную природу. Он был отдельным миром и отдельной вселенной, попав в которую, освободиться было невозможно.

Силы шаг за шагом тащили магическую сущность Чанга к провалу, и вот, когда у него уже почти не осталось сил к сопротивлению, он впал в спасительное забытье. Очнувшись, он понял, что лежит на своем месте в сновидении, которое уже один раз спасло ему жизнь. Но если тогда оазис находился словно в центре безлюдной пустой степи, то теперь вокруг него бесновались силы, которые здесь были бессильны и не могли дотянуться до Чанга и окончательно его добить.

Как и в прошлый раз, он отдыхал столько, сколько было необходимо, чтобы полностью восстановить магические силы и магическую мощь. Между ним и силами возникло некое подобие магического равновесия – никто не мог победить. Но Чанг знал, что стоит ему выйти за пределы оазиса, как все повторится снова, и тогда, возможно, его уже ничто не спасет.

Он первый предпринял попытку поговорить с силами и попытаться понять, чем же он им так насолил, что на него устроена целая охота. Вроде бы, он ничего не замышлял против сил и никоим образом не мог довести их до такой степени гнева. Поначалу все его попытки наладить с ними контакт заканчивались безрезультатно – силы кипели от возмущения и напрочь отвергали все его разумные речи, обращенные к ним. Но Чанг не оставлял попыток договориться и понять, чем он так провинился. В конце концов, он понял, в чем его обвиняют.

Некоторое время назад среди кочевников стали множиться слухи, что в степи поселился могущественный колдун, пришедший с далекого юга, который вместе со своими приспешниками выстроил храм вдали от человеческого жилья в отдаленном, совершенно диком и почти неизученном уголке этой пустынной земли и проводит там немыслимые по своей жестокости обряды и устраивает человеческие жертвоприношения.

Однажды в стойбище Чанга на потном запыленном жеребце прискакал воин из отряда личных телохранителей Повелителя Степи и привез свиток, скрепленный печатью – Чангу и его людям приказывалось прочесать степь и убедиться, что на их территории не обосновались незваные гости. Чанг, недолго думая, выехал с отрядом воинов, и под его предводительством они искали колдуна почти целую луну, но так и никого и не нашли.

Как потом узнал Чанг, другие племена тоже посылали свои экспедиции на разведку, но тоже безрезультатно. Повелитель Степи находился в недоумении – слухи о присутствии на его землях колдунов ширились и расползались все дальше и дальше, но никто так и не смог их обнаружить. В итоге, он отдал приказ прекратить досужие разговоры, а слухи о чародеях и их храме считать просто слухами, не имеющими под собой никакой реальной основы.

И хотя время от времени в степи находили останки людей с вырванными внутренностями и полностью лишенными кожи, приказ Повелителя Степи не обсуждался, и постепенно все разговоры сошли на нет. Кочевники, которые никогда особо не заботились о завтрашнем дне, не считали нужным пугаться и думать о чем-то, с чем они не сталкивались напрямую, и поэтому восприняли такой приказ, как нечто само собой разумеющееся, и исполняли его беспрекословно. Поэтому заставить их замолчать было делом совсем нетрудным, тем более, что и сами они не особо-то противились.

С тех пор прошло ровно две зимы. Чанг какое-то время пытался понять, где мог скрываться неведомый храм, выстроенный кровавыми жрецами, но потом решил не тратить понапрасну силы и постепенно забыл о нем. Он, хоть и был воспитан своим отцом, который не принадлежал к роду кочевников, но все же считал себя неотъемлемой частью этого народа и перенял многие его привычки и отношение к окружающему миру. Так, Чанг предпочитал преодолевать трудности и препятствия на жизненном пути исключительно по мере их появления – ему совершенно была чужда обеспокоенность и излишняя тревожность, присущая жителям больших городов с юга, о которых ему часто рассказывал отец.

И вот Чанг выехал в степь просто насладиться тишиной, навестить знакомые с детства места и просто побыть одному, вдыхая кристально свежий и прозрачный степной воздух и наблюдая за неспешной жизнью, кипевшей вокруг. Он никак не мог предполагать, что на него – коренного жителя этих мест, привыкшего всегда и во всем искать гармонию с окружающим миром, – набросятся силы, которые и стерегут этот мир.

Чанг вновь и вновь пытался завести разговор с силами, поджидавшими его за пределами оазиса, пока, наконец, самая молодая, любопытная и нетерпеливая не откликнулась на его зов. Можно сказать, Чангу очень сильно повезло – сила, с которой он начал разговор, еще только появилась на свет и была, как и человеческий ребенок, игривой, открытой и очень непосредственной. Она – в отличие от своих старших сородичей – не испытывала к Чангу никакой ненависти и поэтому решила с ним заговорить. Чангу пришлось очень постараться, чтобы настроиться на нее – для этого он пробился сквозь черное и чрезвычайно плотное пространство злобы и жажды мести, которое создавали более старшие и более могущественные силы. Но его попытки, в конце концов, увенчались успехом, хотя он уже почти потерял надежду.

Когда сила отозвалась на его зов, для начала он попытался у нее узнать, почему они его атакуют. И хотя общение с силами невозможно описать человеческим языком, общее течение разговора можно было передать примерное так:

– Меня зовут Чанг, я всегда жил вместе с вами, уважал ваши законы и обычаи и чтил вас, как неотъемлемую часть степи, я никогда не мешал вам и не претендовал на ваши угодья, я живу своей жизнью и стараюсь никого не трогать – так почему вы атакуете меня все вместе и почему не желаете оставить меня в покое? Почему вы не займетесь своими делами, а тратите свои силы на меня? Скажите, в чем моя вина или моя ошибка, чтобы я мог ее исправить и уйти с миром, поскольку у меня нет никакого желания воевать с вами!

– Я не верю тебе, проклятый колдун, – сила говорила тоненьким голоском, похожим на голос маленькой девочки, – ты должен ответить за свои злодеяния!