Наполеон

При переговорах с австрийским послом в Леобене французский генерал уже показал свою манеру вести дипломатические переговоры. В какой-то момент он уже был настолько раздражен уловками и ломаниями искушенного в дипломатии собеседника, что разбил сервиз и попросту наорал на австрийца. «Вы забываете, – кричал Наполеон, – что находитесь в окружении моих гренадеров!» Этот «дипломатический прием», надо сказать, оказался очень эффективным. Впоследствии Наполеон не раз прибегал к нему, его вспышки ярости, когда он стучал кулаками, делал выговоры высокопоставленным гостям, бросал и топтал ногами свою шляпу, вероятно, иногда были наигранны. Император даже брал уроки у одного из парижских актеров. С другой стороны, нет сомнения, что Бонапарт действительно не всегда справлялся со вспышками гнева. Он любил прямо указывать своим визави, чего они стоят и где их место в жизни.

Политическая карта Италии была перекроена. Еще в июне 1797 года была образована Цизальпинская республика, включающая в себя, в первую очередь, Ломбардию и сохранявшая лишь видимость независимости от Франции; другая часть Италии вошла в состав Франции, третья (например Рим) временно была оставлена в руках предыдущих правителей, конечно, запуганных и во всем зависимых от Парижа. Наполеон распоряжался в Италии как полноправный хозяин. Среди его указов были распоряжение о лишении церкви и монастырей прав на некоторые виды сбора средств, уничтожение феодальных прав, ряд законоположений, близких к французским, и, естественно, продолжение массовых реквизиций – из Италии Наполеон и его офицеры вернулись состоятельными людьми.

Вторую половину 1797 года Наполеон провел в замке Момбелло вблизи Милана, где во многом усилиями блистательной и попавшей в свою стихию Жозефины Богарне был создан своеобразный двор Бонапарта. Приемы, пиры и балы следовали один за другим. Победоносных французских генералов приветствовали как героев и освободителей, как бы забывая о том, что все расходы по содержанию этого «веселого замка» брали на себя жители Милана. Приезжали сюда и выдающиеся ученые из Парижа, например, Монж и Бертолле. Наполеон поражал их своими достаточно глубокими как для дилетанта познаниями в науках. Не меньшее удивление вызывала осведомленность Бонапарта у итальянских певцов и артистов. Впрочем, это удивление могло быть и показным, ведь Наполеон в то время фактически являлся безраздельным хозяином Ломбардии.

Но на разрыв с Директорией генерал не шел. Более того, когда Баррас и его соправители оказались перед реальной угрозой свержения, именно солдаты Наполеона опять помогли им избежать печальной участи. Сам итальянский триумфатор не появился в Париже, но посланный им Ожеро 18 фруктидора (5 сентября) 1797 года разогнал оба законодательных Совета, произведя тем самым едва ли не государственный переворот в пользу Барраса. «Закон – это сабля!» – ответил якобы бретер и лихой рубака Ожеро на упреки одного своего знакомого. В будущем точно так же с парламентом поступил и его командир.

Поход в Египет. Переворот 18 брюмера

Во Франции Наполеона ждала триумфальная встреча. 10 декабря 1797 года в Париже состоялся большой праздник в честь итальянского героя. В речи, изобиловавшей цветистыми оборотами и историческими аллюзиями, Баррас нарисовал образ Наполеона как величайшего полководца. В дом победителя потянулись посетители, среди которых были и наиболее влиятельные в столице особы. Жозефина могла быть довольна – пригодился опыт блестящих приемов в Момбелло. В конце декабря Бонапарт получил звание «бессмертного» – члена Французской академии. Из всех полученных им наград эту он ценил особенно, впоследствии даже в официальных бумагах Наполеон указывал рядом со своим именем должность «член Института». Одним из тех, с кем он в то время общался наиболее тесно, был непревзойденный мастер политической интриги Талейран. Этот человек не раз менял свои принципы и сохранял ответственные посты, несмотря на смену власти. В свое время Талейран, будучи тогда еще епископом Отенским, инициировал секуляризацию церковных имуществ. При Директории он получил должность министра иностранных дел, руководил он внешней политикой Франции и после смены директорского режима на бонапартистский. В кабинет министров его привела влиятельная интеллектуалка и также интриганка мадам де Сталь. Она, как и Талейран, искала дружбы популярного генерала, но в отношении нее Бонапарт проявил холодность. Исторический анекдот описывает разговор между хозяйкой известного на всю Францию салона и Наполеоном. «Какую женщину вы считаете первой женщиной в мире?» – с намеком спросила госпожа де Сталь. «Та, которая родила больше всего детей», – немедленно ответил генерал. С этих пор ведет свое начало история неприязни этих двух несомненно выдающихся людей своего века.

Бонапарт был назначен главнокомандующим армией, которой предстояло действовать против Англии. Планы десанта на берега Туманного Альбиона разрабатывались уже давно. Теперь Британия оставалась главным противником Франции. Наполеон не сомневался в том, что по Англии нужно нанести решительный удар. Однако он справедливо полагал, что операции на море в данный момент не сулят французам ничего хорошего – преимущество английского флота было очевидным. Бонапарт говорил о возможности форсирования Ла-Манша: «Это предприятие, где все зависит от удачи, от случая. Я не возьмусь в таких условиях рисковать судьбой прекрасной Франции». Гораздо более обещающей генералу казалось сокрушение могущества противника на суше, в тех землях, которые составляли одну из главных основ могущества Британии – на Востоке. Зимой 1798 года Наполеон уже уверен, что счастья в борьбе с принципиальным соперником следует искать в Египте.

Восточные планы Бонапарта носили далекоидущий, стратегический характер. Он рассчитывал не только занять Египет или Сирию. Наполеон надеялся на то, что французам удастся поднять восточные народы на освободительную борьбу, организовать широкое освободительное движение. Это соответствовало и задачам войны против Англии, и чаяниям французских промышленников и торговцев, и все еще живым в его политическом мировоззрении революционным, республиканским идеям. Кроме того, Бонапарт испытывал по Востоку какую-то совершенно особую тоску полководца. «В Европе мало места, – говорил он, – настоящие дела можно делать только на Востоке!» Кто знает, может, он завидовал и хотел повторить славные подвиги одного из своих кумиров – Александра Македонского?

Идею экспедиции в Египет поддержал министр иностранных дел Талейран, и за нее в результате ухватилась и Директория. На самом деле завоевание богатых стран Леванта[5 - Левант (от франц. levant) – общее название стран восточной части Средиземного моря (Сирия, Ливан, Египет, Турция, Греция и др.), в более узком смысле – Сирии и Ливана.] на востоке Средиземного моря вовсе не было бессмысленной авантюрой и реально могло благотворно повлиять на положение французской буржуазии и ослабить позиции Англии. А опасность египетской кампании могла устранить потенциального политического противника директоров, что, в конце концов, тоже не так и плохо.

Наполеон готовил экспедицию очень энергично, но в полной тайне. Строились корабли, солдат генерал отбирал чуть ли не поодиночке, в порты свозилось продовольствие, пушки, боеприпасы. Англичане были осведомлены о готовящемся морском походе, вот только не знали о конечной цели экспедиции. Наполеону удалось дезинформировать противника. Британский адмирал Нельсон решил, что целью французов является высадка в Ирландии, в связи с чем он занял Гибралтар и там ждал корабли врага.

19 мая 1798 года французский флот во главе с флагманом «Орион» вышел из Тулона и направился в противоположную от Гибралтара сторону. По дороге в Египет французы взяли Мальту, 30 июня корабли Наполеона причалили близ Александрии. Англичане лишь немного промахнулись. Дело в том, что Горацио Нельсон, узнав о том, что французы плывут в Египет, бросился вдогонку, но, обладая гораздо более быстроходными судами, прибыл в Александрию за двое суток до Наполеона. Увидев же, что и здесь противника нет, адмирал бросился в Турцию.

2 июля 1798 года вся французская армия была уже на берегу. Быстро взяв Александрию, войска начали продвигаться на юг. Египет в то время находился под формальным протекторатом Турции, но реальной властью над обездоленным большинством населения обладали представители военно-феодальной знати – беи-мамелюки, составлявшие и основу египетской армии – конницу. Наполеон сразу объявил, что он прибыл бороться не с турецким султаном, а против угнетателей египтян – мамелюков. Он приказал своим солдатам со всем уважением относиться к мусульманской религии, правильно понимая значение, которое имел среди арабов ислам.

Нельзя не заметить, что в армии Наполеона находилось немало ученых, специально привезенных для изучения истории Египта. (В своем знаменитом приказе Бонапарт при появлении мамелюков именно их приказывал помещать в середину каре вместе с ослами – это было свидетельством того, что он берег ученых, а не презирал.) Египтология, таким образом, получила мощный толчок к развитию. Например, вывезенный из Египта так называемый Розеттский камень послужил ключом к расшифровке египетской письменности. Были в армии и инженеры, занимавшиеся, в частности, изучением возможности постройки Суэцкого канала. Классическими стали санитарные меры французских врачей.

Долгое время Наполеону не удавалось настигнуть мамелюков. Они наскакивали на его армию и, после недолгой стычки, снова скрывались на лошадях за горизонтом. Наконец 21 июля 1798 года беи решились встретиться с французами в большом сражении. Очевидно, что это было их ошибкой. У селения Эмбабе мамелюки были разбиты. Именно здесь Наполеон произнес свое знаменитое: «Солдаты, сорок веков смотрят на вас с высоты этих пирамид!»

Сразу же после победы Бонапарт вернулся в Каир, где принялся за организацию управления. Власть по всему Египту сосредотачивалась в руках начальников французских гарнизонов, при которых действовал диван из наиболее состоятельных и именитых египтян. Местное духовенство пользовалось неприкосновенностью. Был упорядочен сбор податей, организованы натуральные поставки во французскую армию, охрана торговли и частной собственности. Имения бежавших из страны беев передавались французам. Новая система управления не исключала бесцеремонности при отъеме денег у богатых граждан и жестокой расправы с непокорными жителями. В целом французы не нашли столь же живого участия в среде совершенно забитых крестьян-феллахов, как у итальянцев в Ломбардии. В Египте то и дело вспыхивали мятежи против непрошеных европейских гостей. Предвестником больших несчастий стал разгром французского флота у Абукира, который последовал в результате сражения 1 августа с флотом вновь появившегося у берегов Африки Нельсона. Весть о том, что на родину возвращаться больше не на чем, произвела удручающее впечатление на страдающих от жары и болезней солдат Наполеона.

Тем временем турецкий султан отправил в Египет войска через Сирию. Бонапарт, узнав об этом, двинулся им навстречу. Сирийский поход французов выдался гораздо более тяжелым, чем египетский. Стояла страшная жара, войскам не хватало воды, во время похода (особенно на обратном пути) чума косила ряды наполеоновских солдат. В довершение ко всем неприятностям у генерала добавились и личные. «Доброжелатели» сообщили ему о неверности Жозефины. Для Наполеона это был большой удар. Ярость сменялась минутами отчаяниями. Он писал брату в Париж: «Я разочарован в природе человека и испытываю потребность в одиночестве и уединении…»[6 - Потребность в уединении не помешала генералу, возможно, в отместку супруге, завести роман с женой одного из лейтенантов – Полиной Фуре, который, впрочем, продолжался недолго.]

В начале марта французы после ожесточенного боя взяли Яффу. Озверевшие воины Бонапарта устроили в городе резню, не щадя стариков и детей. Сам командующий приказал расстрелять отряд албанцев, которые сдались в плен в обмен на обещание жизни. Два месяца французы провели под стенами Акра (Акки). Наполеон говорил: «Судьба заключена в этой скорлупе», однако взять эту «скорлупу» его солдатам так и не удалось. 20 мая командующий отдал приказ прекратить осаду и отойти. Далее находиться в Сирии было невозможно. Переход обратно занял двадцать пять дней и стоил французам многих жертв. Генерал приказал отдать лошадей больным и сам подал пример, проделав весь путь пешком. Люди изнемогали от жажды, бушевала эпидемия, в Египет вернулась лишь часть войска. Правда, благодаря умелым и точным распоряжениям Наполеона и его генералов армия восстанавливала боеспособность и страна все еще находилась в руках французов. Турки, попытавшиеся было вернуть Египет, 20 июля 1799 года были наголову разбиты недалеко от Абукира в дельте Нила. Французы действовали настолько слаженно, что Бонапарт сказал по этому поводу: «Эта самая прекрасная битва, которую я видел в своей жизни». Однако командующему было уже ясно, что экспедиция на Восток провалилась.