Горожане Брюгге отлично понимали, что вскоре французский король учинит жестокую расправу над мятежниками. Пути назад уже не было. Поэтому они собрали ополчение и обратились к другим фламандским городам с просьбой о помощи. Ответили им все, кроме Гента, оставшегося верным королю. Собравшуюся армию возглавили Гийом де Жюлье и его дядя Ги Намюрский, т. е. внук и младший сын графа Фландрского, находившегося в заключении во Франции. 26 июня мятежники подошли к замку Куртрэ, который все еще удерживал французский гарнизон.
В это время из Франции по направлению к осажденному Куртрэ отправилось большое французское войско, посланное желающим отомстить Филиппом. Армия состояла в основном из феодальной конницы. Возглавлял ее Робер II Добрый, граф д'Артуа, внук короля Людовика VIII. 8 июля французская армия подошла под Куртрэ. Три дня французы не начинали сражение. По сообщениям фламандских хронистов, они занимались грабежом и убийствами в окрестных селах, дабы показать неприятелю свою жестокость и устрашить его.
Но фламандцам, откровенно говоря, было страшно и без этого.
Численно они превосходили противника. По некоторым подсчетам, в рядах фламандской армии находилось от восьми до десяти с половиной тысяч человек. Здесь были солдаты Вольного округа Брюгге и прибрежной Фландрии, Восточной Фландрии (включая 700 гентцев Жана Борлута, которые, невзирая на запрещение старшин, присоединились к армии мятежников), Ипра. Рыцарей в этом войске было совсем немного (около 50). При этом они спешились и сражались в общем строю.
У французов же было около восьми тысяч человек. Но главная их сила заключалась в коннице: «цвет французского рыцарства» выступил в этот поход, и источники подчеркивают значительный процент рыцарей в составе этой армии. Их было около трех тысяч. По большей части конные латники состояли на королевском содержании. В пехоте служили в основном арбалетчики-генуэзцы и легковооруженные воины из Испании (Наварры и других областей), имевшие пару дротиков, копье и нож у пояса.
История не давала примера успешного противодействия пехоты хорошо обученным и вооруженным конным рыцарям. Так что фламандцы не особо рассчитывали на успех. Но положение было отчаянное, надо было сражаться. Отступление все равно означало скорую смерть. Горожане со всей тщательностью готовились к битве.
Пехотинцы стояли фалангой в плотном строю. Первая шеренга состояла из воинов с пиками (воткнувших тупые концы оружия в землю и устремивших наконечники в сторону противника), вторая была вооружена годендагами (дубина с насаженным вверху острием), третья – опять из пикинеров и т. д. Были во фламандском войске и арбалетчики – менее 500 человек.
Фламандцы заняли сильную позицию, используя особенности местности. Чтобы преградить путь к замку, ополченцы стали прямо перед ним, заняв угол между городом Куртрэ и рекой Лис. В тылу у выстроенной фаланги была река, перед левым флангом – ручей Тренинг, перед правым – ручей Гроте (Большой). Пехотинцы стояли на достаточном расстоянии от ручья, чтобы свести к минимуму потери от генуэзских арбалетов.
На правом фланге расположились брюггцы с Гийомом де Жюлье. Центр, укрытый частью за ручьем Гроте, частью за ручьем Тренинг, состоял из контингентов Вольного округа Брюгге и Восточной Фландрии. Левый фланг (Ги Намюрский) – контингенты Алоста, Оденарда и Куртрэ, а также гентцы. Жан де Ренессе ждал с резервом (500 или 1200 человек, по разным оценкам) за центром. Жители Ипра следили за гарнизоном замка и охраняли тыл фламандского строя. Перед фронтом фаланги были рассеяны фламандские стрелки. Общее руководство армией осуществлял, по всей видимости, Ренессе.
Кроме того, перед фронтом еще во время осады Куртрэ было вырыто множество рвов. Многие из них соединили с рекой Лис и наполнили таким образом водой. Рвы замаскировали грязью и растительностью.
Каждый фламандец причастился на месте, и затем воины сгрудились поближе друг к другу. Таким образом, они были выстроены, словно каменная стена, чтобы выдержать ужасное испытание. Им надо было выстоять под натиском тяжелой кавалерии[51 - Надо сказать, что стремительная конная атака вообще рассчитана во многом на психологическое воздействие, кони редко атакуют людей или лошадей, зато несущаяся масса всадников может обратить противника в бегство еще до боя.].
Непосредственно перед боем по рядам передали приказ поражать и людей, и лошадей в бою, никому не брать добычу, а тот, кто сделает это, сдастся врагу или побежит, будет убит на месте. Пленных было велено не брать. Боевым кличем был установлен «Лев Фландрии!».
* * *
Примерно в 6 утра 11 июля по французскому войску объявили приказ вооружаться и седлать коней. Конница выстроилась в 10 баталий. На состоявшемся военном совете звучали разные предложения – выманивать противника в поле (чтобы ручьи в случае отступления не стали гибельным местом для французских рыцарей); заставить фламандцев отступить, действуя только с помощью отрядов арбалетчиков; не наступать и тем самым вынудить фламандцев простоять без боя под палящим солнцем целый день, чтобы на следующий день спокойно разбить уставшего неприятеля. Однако возобладала точка зрения наиболее рьяных дворян. Они не хотели более ждать, ведь перед ними были «бедные и безоружные крестьяне».
Робер выстроил войска в три линии (пехота, 8 конных баталий и резерв из двух баталий) и начал сражение.
Первыми в него вступили арбалетчики и метатели дротиков с одной стороны и арбалетчики и лучники – с другой. В ходе перестрелки обнаружилось техническое и численное превосходство французской легкой пехоты, фламандцы стали отступать. Через некоторое время легковооруженные воины и стрелки французской армии легко преодолели рвы и вступили в ближний бой. Они действовали успешно и, возможно, были на грани победы. Тут произошел традиционный для Средневековья эпизод. Французские рыцари забеспокоились, как бы победа не была одержана без них, и убедили графа д'Артуа дать приказ легкой пехоте отходить, уступая место коннице.
Рыцари кинулись в атаку. Многие источники говорят о том, что при этом под копытами «своих» погибли и некоторые нерасторопные арбалетчики. Так или иначе, рыцари в целом успешно форсировали ручьи и стремительно приблизились к фламандцам.
Левое крыло (4 баталии де Неля, Жана де Бюрла, Годфруа Брабантского и двух маршалов) перешло Гроте, быстро перестроилось и на рысях атаковало правый фланг и часть центра фламандцев, разогнав попутно их стрелков, укрывшихся в тылу фаланги. Часть всадников придержала коней, но большинство рыцарей со страшным грохотом сшиблись с пехотой. Однако брюггцы устояли. Французам пришлось вести бой не в движении, а стоя на месте. В ходе ожесточенной рукопашной схватки фламандцы с длинными пиками и годендагами получили немалое преимущество над французами, которые не имели достаточно пространства для маневра. Годфруа Брабантского и Рауля де Неля стащили с коней и убили.
В это время были атакованы центр и левый фланг фламандцев. И здесь горожане не бежали, а затормозили движение конницы и вступили в рукопашный бой. В центре своевременную поддержку сражающимся оказал резерв Ренессе, что позволило даже начать контратаку и потеснить французов. И вот тут открылась, наверное, самая занимательная страница в истории битвы. Лошади отходящих рыцарей стали оступаться во рвах и сбрасывать седоков. Похоже, что столь сильного эффекта от своих незатейливых ловушек сами фламандцы не ожидали.
Робер сам бросился в атаку на центр войска противника с резервом из двух баталий. Некоторое время он успешно сражался, но затем и у фламандцев обнаружились свежие силы. Брат Виллем ван Сафтинге из аббатства Тер Дест сразил лошадь графа (по другим сведениям, самого графа, но есть указания и на то, что конь провалился в ров), и Робер был убит.
Остатки его баталий были загнаны к воде и, невзирая на отчаянное сопротивление, почти полностью перебиты, включая лошадей. Многие утонули, пытаясь спастись вплавь. Пленных не брали.
Перейдя ручьи, фламандцы атаковали арьергард французской армии, и конница французов бежала к Лиллю и Турнэ, увлекая за собой пехоту. Это произошло около трех часов дня. Фламандцы преследовали противника на протяжении 10–11 километров.
Затем они сняли с убитых рыцарей 700 золотых шпор и развесили их в церкви. Благодаря этому эпизоду битва при Куртрэ известна как «Битва шпор».
* * *
Французы понесли колоссальные потери. Погибло более шестидесяти знатных дворян (включая маршала Рауля де Неля и командующего, Робера д'Артуа), канцлер Пьер Флот и до тысячи рыцарей. Списки убитых в хрониках занимают несколько страниц.
Во Франции победа мятежников (тем более, столь «низкородных») и гибель множества благородных воинов была воспринята как трагедия. Средневековая хроника подчеркивает: «со времени этого поражения честь, значение и слава древнего дворянства и древней французской храбрости значительно упали, так как цвет тогдашнего рыцарства был разбит и унижен своими слугами, самым низким народом в мире: суконщиками, валяльщиками и другими ремесленниками». Фландрия, напротив, чествовала своих героев. Джованни Виллани писал о тех днях: «Столь горды и неустрашимы стали фламандцы после своей победы при Куртрэ, что один фламандец с годендагом не боялся убить двух конных французских рыцарей».
Принято говорить о некоей пехотной революции, возрождении пешего войска, которое ознаменовала победа при Куртрэ. Однако это вопрос спорный. Еще не раз те же французские конники разбивали ту же фламандскую фалангу. Под Куртрэ горожанам помог хороший выбор местности (им некуда было отступать, а конникам явно не хватало места для свободы маневра), тщательная подготовка поля боя к битве (рвы все-таки сыграли свою роль, хотя граф Робер накануне сражения купил у одного местного жителя план с обозначением всех фламандских ловушек), строгая оборонительная тактика (тут был очень важен плотный строй) и, конечно, высокий моральный дух войска и личная храбрость ополченцев.
МОРГАРТЕН
1315 г.
У горы Моргартен швейцарцы одолели во много раз превосходящие их силы австрийцев. Защищая свою свободу, они умело использовали местность, внезапность нападения, показали блестящее владение алебардами. Вскоре швейцарские пехотинцы стали цениться как наиболее квалифицированные профессиональные солдаты своего времени.
До сих пор самые лучшие и обеспеченные армии мира время от времени оказываются в тяжелом положении, будучи не в состоянии справиться с жителями труднопроходимых «диких» районов. Горцы, жители лесов и пустынь могут одними лишь партизанскими набегами вывести из строя огромные отряды завоевателей и оккупантов. Так было и семьсот лет назад. Швейцария – уже давно нейтральная страна – когда-то дала Европе самых лучших и храбрых воинов. Военная слава швейцарцев напрямую связана с победой при горе Моргартен[52 - В бою при Моргартене жители кантонов швейцарцами себя, собственно, не называли, но для удобства мы будем называть их именно так.].
Жители горных кантонов (районов) современной Швейцарии с давних времен имели совершенно особый статус, обусловленный условиями проживания. Горы и леса не давали многочисленным завоевателям вести широкомасштабные военные действия. Свободолюбивые горцы оказали ожесточенное сопротивление германским феодалам и в результате остались одними из немногих свободных крестьян Европы. С определенного момента кантоны были включены в состав Священной Римской империи.
Заброшенные в глушь альпийских гор лесные кантоны сохранили много изначальных черт германского родового быта. Крестьяне Швица были свободными; Ури и Унтервальден числились владениями – почти фиктивными – дальнего монастыря. Деление народа на трудящихся и на квалифицированных профессионалов военного дела, столь характерное для Средневековья, не распространялось на швейцарцев: их занятиями были скотоводство, охота, земледелие. Не чуждались швейцарцы и разбойных дел: так, Швиц постоянно нападал на владения богатого монастыря Эйнзидель.
Искусно пользуясь борьбой владетельных династий между собой, швейцарцы добивались различных льгот – выхода из-под власти феодалов и непосредственного подчинения императорской власти[53 - Речь идет об императоре Священной Римской империи.], права выбора судей и администрации и т. д. Долгое время Габсбурги уступчиво и снисходительно относились к неспокойным швейцарцам. Однако те все равно тяготились официальным подчинением империи и искали возможность сбросить и эти путы.
В 1291 г. три «лесные земли» – Швиц, Ури и Унтервальден – заключили вечный союз для борьбы с Габсбургами. Через некоторое время в империи разгорелась борьба между претендентами на престол – Людвигом Баварским и Фридрихом Габсбургом. Конфедерация трех земель, естественно, поддержала Людовика. Поводом для вторжения армии Габсбургов в лесные земли послужил очередной набег жителей Швица на монастырь Эйнзидель.
* * *
Разумеется, жители мятежных кантонов не могли выставить такую же армию, как австрийцы. У командующего военной экспедицией герцога Леопольда I было 3–4 тысячи конных рыцарей и, вероятно, около 8 тысяч пехотинцев. Швейцарцы же вряд ли располагали более чем полутора тысячами человек. 900 воинов представляли Швиц, около 300 человек – Ури и примерно 100 – Унтервальден.
Швейцарцы понимали, что важнейшим фактором достижения успеха может стать правильное использование особенностей местности. Во-первых, необходимо было выстроить правильные укрепления. Швейцарцы приступили к ремонту старых и постройке новых летцин – стен высотой до 4 м с башнями. Они должны были преградить неприятелю основные подступы к Швицу.
Дорогу в долину Швиц преграждали две летцины: одна («Красная башня») – у Альтмат протяженностью около 4 км, и вторая, тянувшаяся от горы Росберг до горы Риги, – протяженностью до 8 км. Дорога из Цуга в Швиц, проходившая по северо-восточному берегу Эгерийского озера, не была перехвачена летциной. Можно предположить, что построить здесь летцину швейцарцы не успели или специально оставили проход, потому что здесь было легче устроить засаду.
Австрийцы не решились идти в лобовую атаку на укрепления и, отправив пару демонстрационных отвлекающих колонн на другие направления, основными силами двинулись к горе Моргартен. В это время часть сил должна была напасть на Унтервальден и сковать таким образом силы Швейцарского союза.
Швейцарская разведка работала отлично, поэтому ухищрения австрийцев никого не ввели в заблуждение. Как только от разведчиков стало известно о движении противника через Цуг на Швиц, швейцарцы выступили в направлении Шорно. Их военачальник амман Вернер Штауффахер решил атаковать противника в тот момент, когда он будет проходить дефиле у горы Моргартен.
В дефиле была устроена засека из деревьев. Здесь же, на крутом склоне отрога горы Моргартен, скрытно расположился небольшой авангард швейцарцев, насчитывавший около 50 пехотинцев. Главные же их силы также скрытно заняли удобную для атаки позицию на возвышенности Матткугют. Они были построены в баталию – плотную массу с одинаковым количеством шеренг и рядов (35 на 35). Баталия могла нанести удар накоротке, не расстроив своих рядов.
На этом знаменитом швейцарском построении стоит остановиться чуть подробнее.
Гористая местность не позволяла создать сильную кавалерию, зато линейная пехота в сочетании со стрелками была организована блестяще. Неизвестно, кто явился автором этого строя, но, несомненно, это был человек, знакомый с военной историей Греции, Македонии и Рима. Он использовал предыдущий опыт фламандских городских ополчений, применявших фалангу. Но швейцарцам нужен был такой боевой порядок, который позволял бы бойцам отражать атаки противника со всех сторон. Прежде всего, такая тактика была предназначена для борьбы с тяжелой конницей.
Баталии могли быть разных размеров и представляли собой квадраты в 30, 40, 50 воинов в ширину и глубину. Расположение пехотинцев в них, вероятнее всего, было следующим: первые две шеренги составляли пикинеры, облаченные в надежные защитные доспехи. Их пики не были особенно длинными и достигали 3–3,5 метров. Держали оружие двумя руками: первый ряд на уровне бедра, а второй – на уровне груди. Так как основной удар врага принимали именно они, то и платили им больше, чем всем остальным. Третью шеренгу составляли алебардисты, которые наносили удары по противникам, пробившимся вплотную к первым рядам: рубящие – сверху – или колющие – через плечи передних воинов. За ними стояли еще две шеренги пикинеров, пики которых были переброшены на левую сторону, по македонскому образцу, чтобы при проведении ударов оружие не сталкивалось с пиками воинов первых двух шеренг. Четвертый и пятый ряды работали соответственно первый – на уровне бедра, второй – груди. Длина пик у воинов этих шеренг была еще больше, она достигала 5,5–6 метров.
Иногда воины внутри баталии менялись местами, в зависимости от складывавшейся боевой обстановки. Командир для усиления таранного фронтального удара мог убрать алебардистов из третьей шеренги и перевести их в задние. Тогда все шесть шеренг пикинеров были бы задействованы по образцу македонской фаланги. Воины, вооруженные алебардами, могли находиться и в четвертой шеренге. Такой вариант был удобен при обороне от атакующей кавалерии. В этом случае пикинеры первого ряда становились на колено, воткнув пики в землю и направив их остриями в сторону всадников противника, 2-я и 3-я, 5-я и 6-я шеренги наносили удары, как было описано выше, а алебардисты, поставленные в четвертый ряд, имели возможность свободно работать своим оружием, не боясь помехи со стороны первой шеренги. В любом случае алебардист мог достать противника лишь тогда, когда тот, преодолев частокол пик, врубался в ряды баталии. Алебардисты контролировали оборонительные функции построения, гася порыв нападающих, атаку же вели пикинеры. Такой порядок повторялся всеми четырьмя сторонами баталии.
Находившиеся в центре создавали давление. Так как в рукопашной они не участвовали, то плату получали наименьшую. Уровень их подготовки был невысок, здесь могли использоваться слабо обученные ополченцы. В центре же находились и командир баталии, знаменосцы, барабанщики и трубачи, которые подавали сигналы к тому или иному маневру.
Если первые две шеренги баталии могли выдержать обстрел врага, то все прочие были абсолютно беззащитны от навесной стрельбы. Поэтому линейной пехоте просто необходимо было прикрытие из стрелков – арбалетчиков или лучников, вначале пеших, а позже и конных.
Определенный интерес представляет и сама по себе алебарда – ведь именно ей, по мнению многих военных историков, швейцарцы обязаны своими победами. Собственно, алебарда представляет собой своеобразное объединение пики с секирой – большой топор на длинном древке. Появление этого оружия было напрямую связано с улучшением качества доспехов.
В XIV в. повсеместно стал использоваться сплошной металлический доспех готического типа. Чтобы как можно эффективней пробивать такой доспех, оружейники придумывали новые варианты оружия: годендаги, боевые молоты, алебарды… Дело в том, что у короткодревковых топоров, секир, чеканов для пробивания сплошного доспеха не хватало радиуса размаха, следовательно, их пробивная сила была невелика, и для того чтобы пробить кирасу или шлем, требовалось нанести целую серию ударов (разумеется, были очень сильные физически люди, которые с успехом использовали и короткодревковое оружие, но таких было немного). Поэтому изобрели оружие ударного действия на длинном древке, которое увеличивало радиус удара и, соответственно, его силу, чему способствовало еще и то, что воин наносил удар двумя руками. Это, кстати, послужило дополнительной причиной отказа от щитов.