– А кто из вас ведёт допрос? – спросила женщина. – Вот этот мужчина, который разговаривает там, сзади или, быть может, тот, кто находится сбоку от меня на другом конце комнаты?
– Здесь все участвуют в допросе.
– Хорошо, но тогда я буду говорить с вами только после того, как вы сядете не сзади и не сбоку, а передо мной, чтобы я могла видеть вас.
– Не ставьте нам условия!
– А я и не ставлю. Все условия ставит закон. Покажите то место, где написано, что вопросы должны задаваться сзади и непонятно кем. В примечаниях к протоколу вам придётся написать, как именно проходил допрос, кто и на каком основании в нём участвовал, где кто сидел и что конкретно сказал. Сначала вы будете записывать каждый вопрос, и только после этого я буду давать ответ.
– Да подождите вы с протоколом. Мы сначала с вами хотим просто поговорить.
– «Просто поговорить» – такого следственного действия Уголовно-процессуальным кодексом не предусмотрено. Есть только допрос, где всё происходящее должно быть точнейшим образом задокументировано.
На лицах присутствующих появилось смущение. Двое сидящих у выхода выразительно кивали на дверь, показывая, что у них дела.
– Да идите вы, – обиженно махнул рукой полицейский, – все свободны…
Присутствующие потянулись к выходу.
– Вас уже раньше, наверное, не раз допрашивали? – спросил полицейский, что-то просматривая в компьютере.
– Вы ищете меня в базе судимых? – улыбнулась женщина.
– Вижу, что вас там нет. Очень странно. Значит, вы юрист?
– Ну почему сразу юрист?
– А про Уголовно-процессуальный кодекс откуда знаете?
– А курс обществознания в школе для кого написан?
– Так почему эта пенсионерка не может прийти к нам сама?
– Её запугали. Она боится даже выходить из дома. Но ведь сделать сообщение о совершённом или готовящемся преступлении может любой гражданин! Вот мы это и делаем.
Полицейский наконец взял в руки заявление.
– Значит, квартирант вашей старушки начал оказывать на неё давление, чтобы она продала ему квартиру за бесценок? Но ведь это не к нам! Это не преступление, а гражданско-правовые отношения, ведь здесь речь идёт не об отъёме квартиры, а о купле-продаже, – произнёс он нарочито наивным тоном.
– Хорошо, если вы так считаете, запишите это, пожалуйста, в протокол. Пусть в прокуратуре это прочитают и дадут правовую оценку. И старушка эта не на?ша, а наша с вами о?бщая, которую надо защитить от преступников. На её месте могла оказаться и ваша мать.
Далее разговор продолжался в конструктивном русле и завершился регистрацией заявления.
Если вы читали краткую версию нашего курса, то, конечно, узнали уже знакомые вам принципы: описывать словами невербальные провокации (необоснованное повышение громкости; произнесение слов по слогам; попытка усадить посетителя так, чтобы вопросы задавались сзади и сбоку; переведение внимания на личность нападающего). Из новых сведений здесь разве что волшебный вопрос, который надо запомнить на всю жизнь («В каком законе это написано? Покажите текст!») и некоторые элементарные сведения юридического характера, которые тоже желательно запомнить. Они намеренно выделены курсивом.
Вообще говоря, в наше время всё стало проще: заявления теперь могут быть поданы просто через сайт, и они получают регистрационный номер автоматически.
Хамство на допросе
Представим картину, типичную, пожалуй, для любого города нашей страны и практически никого не оставляющую равнодушным. В самом разгаре «застроечный конфликт»: местные жители борются за спасение того, что им дорого с детства – небольшого участка живой природы.
В коридоре отделения тогда ещё милиции собралось необычно много народа. Это были общественники, протестовавшие против вырубки, которая велась вопреки обеспечительным мерам суда (запрету сносить деревья до тех пор, пока судебный процесс не закончится конкретным решением). В кабинет вызвали пожилого мужчину. Еле заметно улыбнувшись, тот обратился к товарищам. «Посмотрите, какое они сейчас будут устраивать шоу», – и, сгорбившись, вошёл в кабинет. Через минуту дверь приоткрылась. Дознаватель[1 - Должностное лицо, проводящее доследственную проверку с целью выяснения, требуется ли возбуждение уголовного дела.] высунул голову в коридор и подал знак кому-то из дальней комнаты. Громко топая и раскачиваясь из стороны в сторону, к кабинету шли бритоголовые упитанные молодцы в форме. Девушки, сидящие возле двери, обменялись впечатлениями. «Кажется, они думают, что если их войдёт как можно больше, то всё будет, как им надо, – сказала одна. – Как они ошибаются!» «Самые страшные вошли, – заметила другая, – те, кто выглядит не слишком пугающе, в своих кабинетах остались». «И почему они всегда так одинаково действуют? Негласная методичка у них есть, что ли?» – покачал головой мужчина, похожий на преподавателя вуза. Дверь за вошедшими захлопнулась, но вскоре снова приоткрылась: самому дородному милиционеру стало душно.
Сидевшие в коридоре увидели пожилого мужчину, который, по-прежнему ссутулившись, сидел за столом, беспорядочно блуждая взглядом по сторонам и бестолково теребя шапку. На вопросы он отвечал тихо и невнятно.
– Так значит, тебя зовут Владимир Ильич. Ты, видать, Лениным себя вообразил? В ссылку захотел в Шушенское? Где работаешь-то? Жена есть? Тебе что, по дому делать нечего, что ты столько времени на свои пикеты и митинги тратишь? Поди, и в магазин тебе жена сходить велела, и на даче работы полно…
Старик молчал.
– Слышь, ты, тля! – злобно выкатил свои круглые глаза толстый милиционер (отметим, что последнее слово он сказал совсем тихо, опасливо оглянувшись на стоявший на тумбе стационарный телефон, по которому, видимо, осуществлялась связь с начальством). – Ты чего под ногами путаешься? Людям надо жильё строить! А лес твой сгнил! В лесу звери живут! А о стройке здесь принято решение очень серьёзными людьми. И куда тебе против них лезть на рожон? Тебе что, своих дел мало? Внуками лучше займись!
– Но ведь суд вынес определение о приостановке вырубки и строительства до решения суда по существу, – примирительным тоном сказал старичок, как бы не замечая оскорбительного обращения. – Между тем мы этот суд выиграем: мы взяли справку в Росреестре, что этот участок федеральный, то есть принадлежит государству, как и подавляющее большинство земель в нашей местности. Без разрешения федеральных органов мэрия не имеет права продавать под вырубку и застройку то, что ей не принадлежит.
– Мало ли что суд вынес? – неуверенно заговорил дознаватель. – Вы что, думаете, что у нас всё в государстве по закону? Надо считаться с реальностью! А реальность у нас такова, что всё решает прокурор. А на чьей стороне будет прокурор, вы, надеюсь, тоже понимаете. И если вы не прекратите препятствовать вырубке, он спустит нам приказ о возбуждении уголовного дела, и мы вынуждены будем довести его до суда.
– То есть нас посадят за то, что мы препятствуем совершению преступления – не даём вырубить лес, который защищён обеспечительными мерами суда?
– Да что мы тут с вами беседы ведём, как Вергилий с Горацием? – нехотя проговорил дознаватель (было заметно, что разговор ему неприятен). – Вот вы дежурите там, на вырубке, чтобы лес не снесли, а застройщики пригонят бригаду рабочих и всё равно сделают всё, что им нужно, а приставы приедут только тогда, когда от леса вашего ничего уже не останется, потому что зарплату им мэрия платит.
– А вы к нам на помощь разве не приедете? Ведь на нашей стороне закон!
– Мы приедем только в том случае, если нам даст указание прокурор.
Воцарилось молчание. Неожиданно для допрашивающих, еле слышно бубнящий старик распрямился и заговорил твёрдым властным голосом.
– Молодой человек, всё, что вы здесь говорите, – это только ваше мнение. Правда, высказывать его не входит в ваши должностные обязанности. Кто вы такой, чтобы давать оценки? Оценивать вправе только суд, а вы, позвольте спросить, кто? Кстати, вы моё имя спросили, а сами не представились и не представили мне всех остальных, сидящих здесь.
– Ладно, подпишите протокол.
– Давайте посмотрим, что вы тут с моих слов написали.
Старик просмотрел написанное.
– Вот тут в начале протокола написано: распишитесь, что смысл статей 49 и 51 Конституции вам разъяснили. А в чём эти статьи заключаются? Можно попросить у вас Конституцию, чтобы посмотреть? Ага, вот, нашёл. Статья 49: «Обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность». Статья 51: «Никто не обязан свидетельствовать против себя…» Так разъясните же мне, что это значит.
– Ну то и значит, что написано, вы же читали.
– Я так понял, что подозреваемый вправе хранить молчание и не обязан давать никаких показаний, если не хочет.
– Нет, неправда: эти статьи означают лишь, что вы вправе говорить неправду, поскольку вы защищаетесь. А отказываться от дачи показаний вы не имеете права.
– Ага, понял…
– Э-э-э, что вы здесь пишете?!
– Я пишу: «Дознаватель объяснил мне: статьи 49 и 51 означают, что у меня есть право говорить неправду, но я не вправе отказываться от дачи показаний». Ведь вы мне это только что сами сказали. Вот я за это и расписался.
– А что это вы пишете в замечаниях к протоколу?