Я ему улыбалась, чтобы подбодрить его, улыбалась до тех пор, пока он тоже не разжал губ. Жалко так улыбнулся, но все-таки…
Валька захохотал:
«По-моему, они объясняются в… дружбе».
«Подожди, Валька, – сказала Железная Кнопка. – Бессольцева, ты зачем к нам пришла?»
Я ей не ответила – не хотела ничего сама говорить, хотела, чтобы Димка. Но Димка продолжал молчать.
«Давайте устроим им очную ставку, – предложила находчивая Шмакова. – Это же очень интересно».
«Бессольцева, – начала Железная Кнопка, – так кто же из вас предатель? – Она перевела взгляд с меня на Димку, потом с Димки на меня. – Ты или Сомов?»
Я посмотрела на Димку и сказала:
«Конечно… я».
«Ребята! – заорал Рыжий. – Она прибежала просить прощения! Я догадался! Я умный…»
«Допекли! – понеслось с разных сторон. – Наконец-то!»
«Так я и думала, – сказала Железная Кнопка. – Сомов ее пожалел. Я же говорила – он хлюпик. – Она повернулась ко мне – лицо ее запылало справедливым гневом. – Ну, что же ты молчишь? Падай на колени!.. Кайся!.. А мы послушаем! Может быть, ты нас так разжалобишь, что и мы тебя простим».
Я подождала, пока она замолчала, и сказала Рыжему:
«Снимай платье!»
«Пожалуйста, – заторопился Рыжий. Он снял платье и протянул мне. – На…»
А когда я хотела его взять, кинул через мою голову Лохматому. Ничего не понимая, я бросилась к Лохматому, а он подразнил меня платьем, покрутил им перед моим носом и перекинул Вальке… И понеслось по кругу!
Валька – Шмаковой, Шмакова – Попову, тот еще кому-то… И каждый дразнил меня.
Быстрее, быстрее!
Мне стало жарко, я носилась как угорелая, и прыгала, и хватала их за руки, но платье перехватить не могла.
Быстрее, еще быстрее!
Передо мной мелькал круг из их лиц, а я носилась в нем, точно белка в колесе.
Мне бы надо остановиться и уйти, наплевать на это платье и на них на всех наплевать, но я, как последняя дурочка, металась между ними, старалась их победить. Не ради себя, ради Димки.
И вдруг кто-то из круга бросил платье Димке, и тот поймал его. Я почувствовала, как все они напряженно затихли.
Миронова сказала:
«Вот вам и очная ставка. Наконец-то мы узнаем всю правду!»
Я подошла к Димке, протянула руку за платьем и улыбнулась ему:
«Ну пошли?.. Поговоришь с ними в другой раз».
Он не двигался с места и платье мне не отдал, но улыбнулся в ответ. И я ему еще раз улыбнулась, а руку все время держала протянутой… Так мы и стояли и улыбались друг другу.
И вдруг… он швырнул платье через мою голову!
Я совсем растерялась, просто не поняла, что произошло, открыла рот с глупой своей улыбочкой и следила, как мое платье, совершив точно намеченную траекторию полета, упало в руки самой Железной Кнопки.
«Ура-а-а!» – заорали все.
«Молодец, Сомов!» – похвалила его Железная Кнопка.
– И тут я ударила Димку по лицу!.. Дедушка! Я ударила Димку по лицу вот этой рукой! – Ленка протянула руку Николаю Николаевичу. – А лицо, когда по нему бьешь, мягкое и теплое… Я до сих пор помню его на своей ладони. Как будто держишь в руке бьющуюся птицу.
В горестном и немом удивлении смотрела Ленка на свою руку, и тело ее вздрагивало от каких-то невидимых ударов, причинявших ей глубоко внутри острую, живую боль.
Николаю Николаевичу стало нестерпимо стыдно. Ведь он тоже ударил. И кого – Ленку! Ведь всякому было понятно, что картину она не продаст. Тоже сорвался!
– Ты меня, Елена, прости… – Николай Николаевич дотронулся до щеки. – Никогда никого не бил. Твоего отца вырастил – пальцем не тронул. – Он показал на стены, увешанные картинами. – И все из-за этого, – виновато улыбнулся. – А ты будь милосердна к падшему.
– А я тебя уже давно простила, – сказала Ленка.
И Николай Николаевич сокрушенно подумал, что даже на старости лет вполне разумный человек вроде него совершает непоправимые ошибки.
…«Сжечь ее на костре!» – закричал Рыжий.
«Хватайте ее! – приказала Железная Кнопка. – И тащите в сад! – Она размахивала моим платьем. – Ждите нас там. Мы скоро!»
Мальчишки набросились на меня.
«За ноги ее! – орал Валька. – За ноги!..»
Они повалили меня и схватили за ноги и за руки. Я лягалась и дрыгалась изо всех сил, но они меня скрутили и вытащили в сад.
Железная Кнопка и Шмакова выволокли чучело, укрепленное на длинной палке. Следом за ними вышел Димка и стал в стороне. Чучело было в моем платье, с моими глазами, с моим ртом до ушей. Ноги сделаны из чулок, набитых соломой, вместо волос торчала пакля и какие-то перышки. На шее у меня, то есть у чучела, болталась дощечка со словами: «Чучело – предатель».
Ленка замолчала и как-то вся угасла.
Николай Николаевич понял, что наступил предел ее рассказа и предел ее сил.
– А они веселились вокруг чучела, – сказала Ленка. – Прыгали и хохотали:
«Ух, наша красавица-а-а!»
«Дождалась!»
«Я придумала! Я придумала! – Шмакова от радости запрыгала. – Пусть Димка подожжет костер!..»