В тени транспарантов

В темноте сзади хлопнули автомобильные дверцы, взревел мотор чужого авто и звук удаляющейся легковушки скоро растворился в окружающем безмолвии ночи. Я постоял ещё некоторое время, прислушиваясь, затем сорвал с себя мешковину и оглянулся. Мой ВАЗ-2109 стоял на том месте, где я его оставил. Приблизившись, открыл дверцу. На водительском сиденье лежал мой портмоне. Проверил, все документы и деньги оказались на месте.

– Ничего себе, честные разбойнички! – невольно восхитился я порядочности налётчиков. – Оказывается, наш Мурат у них в чести. Приеду, расскажу, вот будет потеха!

До того, как сесть за руль, под стрекотание кузнечиков, выкурил сигарету. Только после этого завёл каракатицу, как любовно называл свою «девятку», и продолжил путь к маме на день рождения. Больше никаких приключений не выпало в дороге.

Глубокая ночь распростёрла крыла, когда дорожный указатель, распределяющий автомобильный поток, как шлюз на канале, вычленил нужное направление, и я вкатился прямиком в Колонку. Машину стало нещадно подбрасывать на колдобинах, будто с времён давно отгрохотавшей здесь войны всё никак не могут коммунальные службы устранить последствия бомбёжек. Сколько себя помню, всегда эта дорога была такой, даже после того, как по ней пройдёт асфальтоукладчик, оставляя за собой дымящуюся чёрную полосу свеженаложенного слоя, который через несколько дней покрывался, словно трофическими язвами, свежими ржавыми рытвинами. Возможно виной тому грузовики, срезающие здесь путь по дороге в карьер, травмирующие дорожное полотно своей перегруженной массой. А может, действует природная аномалия или инфернальные силы демонстрируют подлость свою. Но, скорее всего, и в этом месте задействован всё тот же пресловутый человеческий фактор, когда причина заключена в самом обычном нашем раздолбайстве и природной безалаберности. Недобросовестное отношение к работе поистине бич наших людей. Ещё известный классик, помнится, сетовал на дураков и плохие дороги. Так с тех времён ничего и не изменилось.

Сам посёлок находится в пригороде Владикавказа и при дневном свете выглядит весьма привлекательно. Утопает в садах и радует глаз обилием фешенебельных строений. Особенно та его часть, где обустроились люди, пребывающие не в пасынках у фортуны. Тут свили уютные гнёздышки руководители предприятий, учёная интеллигенция, чины всевозможных государственных ведомств. Не пойму, как моей матушке удалось внедриться в столь блистательное общество. Хотя учителя проживают и в этом роскошном уголке, но только лишь те, у которых супруги успешно распределились в сей жизни. Я как-то спросил мамашу об этом. Она туманно заверила, будто раньше не было той дороговизны, в которую нынешняя экономика ввергла страну. Только почему тогда Валентина до сих пор копит деньги на мечту всей жизни – собственное жилище, и сама всё ютится в убогой комнатушке ведомственной «хрущёвки»? Чудны дела твои, господи!

Согласен, что дом матери благолепием и размерами не идёт ни в какое сравнение с теми помпезными, что его окружают, но вписывается довольно естественно в окружающий ландшафт и вовсе не выглядит здесь инородным телом. За аккуратным частоколом забора легковесно возносится над пышной кипенью сада перекрытие мансарды с грациозным балкончиком, увенчанное резным карнизом и изящным коньком в виде бегущего оленя.

Между собой жители посёлка этот район прозвали аристократическим. А какие, к чертям собачьим, мы с матерью аристократы? Живём от аванса до зарплаты. Другие тоже так живут, но почему-то не у всех удачно получается. Люди во все времена делились на бедных и богатых. Были уже эксперименты, когда богатеев лишали их состояния и распределяли среди бедноты. Только это ни к чему не привело: вскоре оказывалось, что бедные снова нищали, а капитал перекочёвывал к прежним хозяевам. Ничего не поделаешь: судьба!

Приятно, конечно, осознавать, что мы с маменькой хоть и не относимся к толстосумам, однако и в нужду не впали. По своему достатку, вероятно, нас можно причислить к среднему классу. Да хоть бы и так, главное, что на жизнь вполне хватает.

Ну, вот и знакомая улица в апофеозе ночного освещения. У каждого фонаря копошащаяся борода мошкары. Пятые слева наши ворота.

В доме не горит свет. Я осторожно загоняю машину во двор и поднимаюсь на крыльцо. Мать, не дождавшись меня, видимо решила, что приеду в субботу утром, и улеглась спать. Тихонько, чтобы её не будить, открыл вторым ключом двери и пробрался в свою комнату на втором этаже.

Последней мыслью, прежде, чем погрузился в сон, была: вот тебе и – с добрым попутчиком путь короче!

Глава 3

С матерью у Сергея отношения сложились непростые. Виной тому извечный конфликт родителей и детей. Дело усугублялось тем, что сын не знал отеческой заботы. Мать его – по натуре своей убеждённая феминистка, на мужчин смотрела с презрением. Хотя на собственное чадо такое отношение не распространялось, она любила его и окружила искренней материнской привязанностью, ведь вынашивала этот плод давешней молодой любви положенный срок, в мучениях воспроизвела миру, затем, вырастила для самостоятельной взрослой жизни. Когда дитя подросло, между ними стали намечаться принципиальные разногласия. Ребёнок не желал, например, заниматься музыкой по настоянию матери, а всё свободное время проводил бы за игрой в футбол со сверстниками. Мать, естественно, подобной блажи не одобряла. На этой почве у них не раз вспыхивали ссоры. Так Сергей постепенно замыкался в себе, всё более накапливая от матери секреты. Зинаида мечтала сделать из сына человека интеллигентного и образованного, поэтому прививала любовь к книгам. И надо отдать ей должное, тот с самого детства буквально поглощал их в неимоверных количествах. Так что, к пятому классу мальчик был подкован не менее десятиклассника, в смысле развития кругозора. На уроках в общеобразовательной школе он порой ставил в неловкое положение учителей своей осведомлённостью, выходящей за рамки школьной программы.

Разногласия в семье особенно проявились, когда сын достиг подросткового возраста. Его стали интересовать особы противоположного пола, а с матерью ведь не поделишься интимными подробностями по поводу сей деликатной темы. И стали ему авторитетами старшие уличные знатоки да литературные герои.

Мать понимала, что со временем теряет контроль над сыном, но поделать с этим ничего не могла. Не помогало даже знание психологии. По сути она сама существовала в иллюзорном мире художественных персонажей, где по роду своей профессиональной деятельности давно обитала, погружённая туда с головой. И чтоб хоть как-то быть в курсе пристрастий родного чада, она затевала познавательные экскурсы в мир вымышленных писательским воображением образов. Несмотря на то, что ребёнок давно повзрослел, она его по-прежнему воспринимала малышом.

В очередной приезд Сергея в лоно материнской обители, Зинаида устраивала привычный контрольный опрос:

– Серёженька, ты помнишь, как Наташа Ростова впервые попала на бал, и какие возвышенные чувства испытывала к Андрею Болконскому, танцуя с ним?

– Мама, я далёк от девичьей сентиментальности и мне гораздо интересней и понятней внутренний мир мужских персонажей, – обозначал сын свою позицию.

– Конечно, конечно! Я всё понимаю и герой Николая Островского тебе ближе по гендерной принадлежности. Его сочный типаж привлекает пассионарностью и самоотверженностью. Павка Корчагин готов на самопожертвование ради принятых идеалов. Пусть даже если они и утопические. Его гражданская позиция заслуженно вызывает уважение и в стане врагов.

Со вздохом, будто умудрённый опытом старожил, объясняющий молодому обитателю природу древних тектонических нагромождений на местности, Сергей объяснял матери:

– При чём здесь Корчагин? У него всё понятно с выбором жизненных ориентиров. А вот каково почувствовать себя на месте Фёдора Раскольникова?

– Боже мой! – ужасалась Зинаида. – Сыночек, неужели внутренний конфликт в тебе достиг столь значительной глубины?

– Что ты, мама, вообразила себе. Старуху зарубать топором я пока не готов. Но сам процесс падения моральных принципов в человеке приковывает внимание трагичной откровенностью. Любопытно же познать, как деградирует личность при определённых обстоятельствах. Может когда-нибудь и сгодится подобный опыт.

– Совсем не понимаю мужчин. Что может привлекать в духовном падении какого-то запутавшегося в жизненных коллизиях субъекта? Прохиндей Чичиков или, там, фонвизинский Митрофанушка, при всей своей порочности и личностном разложении, хоть не впали в такую крайность, как душегубство. Они куда привлекательней выглядят.

– Ну какие там Митрофанушки, когда эпоха определяет нравственный облик поколения. Наше время насыщено цинизмом, невежеством и социальным неравенством. От того и все беды.

– Ты хочешь сказать, что героем нашего времени стал Вито Корлеоне? – округлила испуганно глаза Зинаида. – Сейчас только и слышно об этой фигуре, ставшей поистине в нашем обществе культовой. Даже в педагогическом коллективе спорят о противоречивости этого характера.

– А что в нём противоречивого?

– Ну как же? Он бандит. Идёт на всякие преступные ухищрения ради блага семьи. Вплоть до убийства. У него извращённое понятие о чести и человеческом достоинстве. Неужели и ты восхищаешься таким героем?

– Пожалуй, мне ближе Майкл Корлеоне, – подумав с минуту, немного успокоил мать Сергей. – Майкл долго не принимает стиль жизни отца. Но тут надо понимать психологию сицилийца, воспитанного на традиции семейного преобладания. Возникшая угроза существованию семейства сплачивает его с сородичами, и он занимает в клане место отца.

– Но ты-то не преступишь государственные интересы ради семейного благополучия, ведь правда же?

– Ты права. Как можно! Мы ведь воспитаны на образе Тараса Бульбы. Родного сына убьём за отступничество от принятых идеалов. Только вопрос в том, кто определил нам эти самые идеалы? Этак и перебили в Гражданскую полстраны несогласных. Теперь вот нового идола превозносим.

– Кого ты имеешь в виду, сыночка?

– Я говорю о Солженицыне с его «Архипелагом ГУЛАГ». Как тут не запутаться с идеалами, когда государственная идеология бросается из крайности в крайность. Строили лучшее на земле коммунистическое общество и, не достроив, бросились вдруг сломя голову всё крушить, чтоб на развалинах возвести нечто совершенно экзотическое для нас – страну потребителей. Только потреблять придётся чужие продукты, ибо свои не на чем производить – все орудия производства подчистую уничтожили.

– Ещё Конфуций говаривал: «Не дай вам бог жить в эпоху перемен!» Так что же ты хочешь? Страна ищет свой путь развития, поэтому метания неизбежны. Однако есть общечеловеческие ценности, которым надо следовать.

– Я знаю. Эти ценности ещё два тысячелетия назад были определены и записаны в Библии. И здесь никто с тех пор не открыл ничего нового…

Мать безнадёжно существовала в мире художественных образов. Они заслоняли ей, как стена соседского сарая перед окном, вид на бытующую реальность. Мифы безраздельно определяли образ её жизни. Женщина, пребывая в виртуальной реальности, словно сказочная фея, мечтала по своему желанию в один миг сделать окружающий мир прекрасным. По сути, она добилась этой иллюзии в своём сознании. Так Зинаида удобно обустроила себе место в этой жизни.

Сергей отнюдь не искал убежища в мифах. Он предпочитал реальность как она есть, и не рассчитывал на реализацию грёз. Особенно тех, которые сам напридумывал. Поэтому ему всегда импонировали личности, вроде Кессаева, которые были способны осуществить собственные фантазии. Величие человека тем и измеряется, насколько ему удалось воплотить однажды задуманную мечту. Когда эта мечта делается достоянием общества и масса её принимает, то триумфатор становится достоин поклонения. Мурат своим туристическим проектом БАЛИ жаждет осчастливить население и внести вклад в государственное устроительство. В этом его желания созвучны с чаяниями большинства. Поэтому за ним сила масс. Сергей испытывал удовлетворение от причастности к столь благородной миссии, с которой обретается в мире его духовный вдохновитель и по совместительству патрон.

Только близкие, в частности, мать с Валентиной, не понимали привязанности их Серёжи к невежественному, по их мнению, сельскому выскочке, задумавшему подмять под себя культурный пласт образованных людей своего города.

– Ты только почитай, Сергунька, что пишут газеты о твоём благодетеле! – показывала Зинаида на стопу прессы, сложенную на журнальном столике.

– Не называй меня этим уменьшительным прозвищем, – злился сын на своеобразное проявление материнского чувства. – А Кессаев не нуждается в умилении на его действия всей этой журналистской камарильи. Что изменится от того, если вдруг они станут поливать его елеем? Принципиально – абсолютно ничего. Те, кто не способны на свершения, но имеют положение и связи, из зависти, что не достигли в своей деятельности результатов, гадят как могут, политическому противнику. И что здесь нелогичного?

– Как ты не поймёшь, он же типичный популист, снискавший симпатию народа пустыми лозунгами, которые никогда не осуществит.

– Ты не знаешь его. Мурат если что задумал, то на пути своём разобьёт головы всем недоброжелателям. А эти чистоплюи, вроде Хестанова, только и способны набивать собственные карманы. Создали себе удобную вотчину на наворованные у своего же народа средства и возомнили, будто осчастливили своим пребыванием нацию. Лично я бы всех их поганой метлой вымел отсюда прочь, чтоб не путались под ногами.

– Ты становишься совершенно несносен, мой мальчик, – сокрушалась мать, ощутив глубину педагогической запущенности в характере сына. – Сказывается пагубное влияние на тебя этого Кессаева. Тебе срочно надо с ним расстаться. Возвращайся домой, я подыщу тебе здесь приличную работу. Не надо больше заниматься политикой.

– Я без посторонней помощи всегда найду себе работу. И рад был бы не заниматься политикой, но социальная деятельность так тесно переплетена с политической, что их никак не разделить.

– Поэтому я изначально не хотела, чтоб ты занимался журналистикой. В газете нечего делать порядочному человеку.

– Мама, да брось ты оплакивать мою пропащую душу. Я далеко не ангел. И те, кто привыкли повелевать судьбами людскими, тоже совсем не святые угодники. Мало того, что своими бредовыми идеями построить для всех на земле коммунизм, довели страну до распада, теперь охаивают собственные идеалы. Они же вероотступники. Вчера были заядлыми коммунистами – сегодня все стали матёрыми демократами. Поголовно из атеистов обернулись в добропорядочных христиан, и истово осеняют себя святым знамением под церковными сводами, куда раньше не совались ни ногой. Давай больше не возвращаться к этой теме. Я сам разберусь со своими друзьями.

Женщина осеклась на полуслове, удручённая поведением взрослого сына:

– Ну, вот и поговорили!

– Ты забываешь, что я давно не ребёнок и не буду жить под чужой диктат. Я приезжаю, чтоб поприветствовать тебя, справиться о здоровье. А ты начинаешь навязывать свой образ мыслей. Мне это неприемлемо. Давай лучше поговорим о чём-нибудь таком, что нас объединяет. Что-то давно мы не рассматривали наш семейный альбом. Давай-ка его полистаем.

Хозяйка дома вдруг спохватилась и, как заботливая квочка над кладкой яиц, спугнутая с места лисицей, заметалась по комнате от комода к книжному шкафу, суетливо вспоминая куда засунула семейную реликвию. Наконец достала из антресолей пухлую папку альбома и расположилась с ним на коленях на диване подле сына: