
Похождения обаятельного разгильдяя
Но, в итоге я писал эти письма, которые никакого толку не дали. Хотя, когда мне было семнадцать, они попробовали снова жить вместе. И один раз, я стал случайным свидетелем скандала. Хотя, это был не скандал, а скорее постоянный и нескончаемый поток претензий от моей матери.
На любое слово, она находила возможность его перевернуть, перефразировать и ввернуть ему обратно, так что бы он еще и виноватым оставался. После этого, я понял, что едва ли она сможет наладить с кем-то нормальную жизнь.
После последней его отсидки, он провел на свободе года два. Жил он уже с другой женщиной. И погиб в сорок два года, точно не знаю от чего, получив ожоги третьей степени. Это случилось, когда я учился на первом курсе мед института. Его привезли в ожоговое отделение БСМП 2. И мать приехала на следующий день туда тоже. Позвав и меня. Вышла, доктор и стала рассказывать нам о его состоянии. Оно было тяжелым.
Мама стала говорить, что дескать, вот смотри, он в таком тяжелом состоянии, потому что он пил! Поэтому пить нельзя! И, обратилась к доктору, чтобы та подтвердила ее сова. «Скажите, а ведь если бы он ни пил, он же лучше бы себя чувствовал?»
Наверное, лекция о вреде алкоголя, сама по себе вещь полезная. Но, она была явно не ко времени. Мне было ужасно за нее стыдно.
Когда, я был маленький, то я спрашивал себя. Мне хватает или не хватает второго родителя? Я думаю, что об этом говорили взрослые. А я, их слышал. Поэтому, и задавал себе такие вопросы. Но, я ничего не чувствовал. Поэтому, считал, что в моей жизни все благополучно. Хотя вечерами, когда моих друзей «загоняли» домой, никто не приходил загонять меня. И от этого, было как-то грустно. Домой я шел сам. Когда стемнело, и на улице никого не оставалось.
Отчим
Когда мне было два года, мама решила повторно выйти замуж. Это был небольшого роста мужчина, какой-то восточной национальности. Он работал водителем на шахте. И перевозил уголь или породу. Уголь развозили на склады. А породой вывозили за поселок (куда-то ж надо было ее девать) и насыпали целые горы. Которые назывались терриконами.
Он тоже был мужчиной, периодически выпивающим. Но, зато с машиной. У него был запорожец. Наверное маме, хотелось себе мужа с машиной. Потому что, машина, была отдельным предметом гордости. Да, и далеко не у каждого она была.
Сейчас я вспоминаю, что его, почему-то очень боялся. Хотя, совсем не понятно почему. Он никакого зла мне не причинял. Мама все время требовала, чтобы он меня воспитывал. То есть бил ремнем. Делать этого ему не хотелось. И если он и бил меня, то это было не больно.
За мои наказания, претензий у меня к нему не было. Да, и в целом он был обычный мужик с руками. У него дом был в другом поселке. За десять километров, а работа в нашем. Поэтому, мама позвала его жить к себе. Точнее, к моей прабабушке Наде.
У моего друга, ситуация была куда покруче. Ему доставалось и доставалось прилично. Его мама, тоже пыталась наладить жизнь, с каким-то мужчиной, кавказской национальности (видимо эти люди ей нравились. У нее и первый муж был, то ли грузин то ли, армянин)
Только, вместе с ним, еще дила его бабушка с дедом. Так ему, еще и от деда доставалось. Моя бабушка меня не могла догнать, а вот дед у моего друга бегал хорошо. И догонял его, если было надо.
Так вот, его мама привела к своим родителям, этого нового мужчину.
И как только они начали жить вместе, из нее, как из рога изобилия посыпались обвинения, его в том, что он к ней плохо относится, не ценит, не уважает, ею и ее ребенком не интересуется, и сам он весь так себе, не то, что другие мужчины.
Это длилось н долго, потому что кажется через полгода он от нее сбежал. Но, я дивился метаморфозе, которая происходила с женщиной. Пока она жила одна, это была вполне адекватная женщина. Но, стоило ей сблизиться с мужчиной, как она превращалась в фонтан негатива и недовольства.
(Этот признак, который выражался в нарушении способности вести диалог, я наблюдал потом, практически у всех жен алкоголиков. Они, перефразировали, переворачивали, или даже придумывали то, чего на самом деле не было и все это присваивали своим мужчинам. Если им отвечали, и обосновывали ошибочность их суждений, они просто игнорировали ответ.
Если, их просили обосновать их высказывание, они либо приходили в ярость, либо оперировали доводами типа «я сказала» или «я так верю, значит это правда».
Конструктивный диалог, с ними был невозможен. Я думаю, что этот признак, неспособность к диалогу, можно смело использовать для подбора партнера. Иметь дело, имеет смысл только с тем, кто остается конструктивен, от начала до конца)
В общем, жаловалась она на него постоянно, какой он плохой и как сильно ее обижает. Это я потом понял, что жаловалась она одинаково на всех. И на этого мужчину, и на родного отца моего друга. И, похоже на других мужчин, которых было хоть и не много, но были.
Все они были обманщиками, которые на людях строят из себя добреньких, а когда чужих никого нет, превращаются в последних сволочей. Наверное, из-за этого ее первый муж (родной отец моего друга) куда-то так далеко уехал, что мы за него больше никогда не слышали.
Что касается моей мамы, то ситуация была вроде проше. По крайней мере, прабабушка жила одна, и для мамы с ее новым мужем, была свободна большая комната.
Вместе с отчимом, приехала огромная немецкая овчарка, которую звали Казбек. Собака была хорошая и добрая. Но я ее почему-то боялся. Хотя, мне ни она, ни ее хозяин не причиняли никакого вреда. Тогда, они попыталась меня приучить, не бояться собак.
И вот, что они делали. Они становились с друг на против друга, на расстоянии двух метров. Так, чтобы Казбек, был между ними. И завали меня поочередно к себе. Так, чтобы проходить надо было мимо собаки.
(Сразу скажу, способ – полна ерунда. Я проходил, потому что меня просили пройти. Но, никакого облегчения от страха я не получил. И еще, родители, не подкидывайте ваших детей. Потому что реально страшно. И вообще не смешно. Хотя, я тоже смеялся, когда меня подкидывали. Но, смеялся потому, что понимал, что родители этого от меня ждут. А не, потому что мне было ой как весело)
Когда отчим выпивал, то мама, опасаясь его буйства, отводила меня к деду Феде и бабе Ксении. Или, мы оба шли к ее подружке. У которой тоже муж был алкоголик, и когда напивался он, то она приходила к нам. Ходить к ее подружке мне нравилось. Потому, что у нее была дочка моего возраста, и можно было играть.
Я читал гипотезу, одного известного психиатра, о том, что при излечении жен алкоголиков, от проявлений истерии (это все те винения, стыжения, перефразирования, переворачивания, все что лежит в основании нарушения ведения диалога), их мужья самопроизвольно прекращали пить. Даже без посещения нарколога.
У моей мамы, я думаю проблемы примерно были схожи. Так как, развивались ее отношения с мужчинами, примерно так же как и у мамы моего друга.
Только, когда мама пыталась чего-то там налаживать, я перемещался жить к деду, с бабушкой. И оттого, многих деталей не видел.
Но, я точно помню, как начинались отношения мамы с мужчинами. Пока с ней можно было разговаривать, все было хорошо. Но, как только она начинала переворачивать, перефразировать, упрекать, и все такое, самое большое через пару месяцев они начинали пить. Закономерность была настолько ясная, что думаю, что гипотеза того психиатра, имеет подо собой вполне реальные основания.
(Я думаю, что жены алкоголиков, винят с той целью, чтобы покрепче привязать к себе мужа. Их проблемой, является такая сильная неуверенность в себе, что они на все сто процентов уверены, что от них хотят уйти. И просто так, с ними жить нельзя. Тут, речь идет даже не о самих отношениях как таковых.
Они уверенны в том, что сама их личность выглядит отталкивающе. То, есть люди активно стремятся с ними контакта избежать. Имеется ввиду, конечно людей, которые им хоть немного симпатичны. А если, мужчина им нравится, то это вообще беда. Они уверенны, что кроме презрения, они ничего не заслуживают.
Отсюда и возникает такой патологический способ адаптации. Зависимый алкоголик, не уйдет. Поэтому, она его винит, упрекает и унижает, в надежде «опустить его с небес на землю». А по факту, просто пытается принизить его, чтобы чувствовать себя более менее.
В самых тяжелых случая, она провоцирует мужа пить, чтобы у него развилась зависимость. И тогда, она получается инструмент для управления им. Потому что, становится распорядительницей бутылки.)
Прабабушка Надя
Это была маленькая, худенькая старушка, с длинным еверйским носом и горбом. Я ее называю бабушкой, хотя мы даже не близкие родственники. Она была 1914 года рождения. И когда началась великая отечественная, она каким-то образом оказалась в той деревне, где жила моя родная бабушка и ее сестра. Их отец ушел на фронт, а мама погибла, когда были бои в деревне.
И прабабушка Надя взяла их себе. Так как, те были совсем маленькие. Моей родной бабушке, было 5 лет, а ее сестре десять. Я, почему-то называл ее Надей, хотя звали ее Анастасия Иосифовна Павлова. И, ее имя, никак с Надей не коррелировало. Но, все почему-то ее именно так и и звали.
Я сейчас иногда думаю, о таком, что при таком обилии прямых родственников, самую большую роль в моей судьбе сыграли люди, которые были либо не в прямом родстве, либо вообще в родстве не были.
Я называл ее Баба Надя. Поэтому, дальше так писать и буду. Чтобы, не было длинно. Когда я родился, она была уже и старенькой, и сгорбленной. Сгорбленной, она была настолько, что когда она шла, то голова и плечи были практически на одном уровне. Читать она умела плохо, по слогам. Да и то, затруднялась иногда. Писать тоже не умела. Кое как расписывалась, чтобы получать пенсию.
У нее была какая-то невероятная стойкость к жизненным неурядицам, и удивительная проницательность. Как-то мы играли вечером возле нашего двора. Бабушка дала мне пирожок, и я его с удовольствием ел. И в это время меня начал задирать какой-то мальчик, немного старше меня. Он был из не благополучной семьи. И отличался задиристостью, хотя меня особо не трогал.
Я обиделся и пошел жаловаться. Надя меня выслушала, спросила кто это. Потом, на секунду задумалась и сказала: «Он голодный! Пойдем дадим ему пирожок!». Мальчик, его тоже с удовольствием съел. И больше никогда меня не обижал.
Хоть бабушка не умела читать и писать, но каким-то образом научила меня. Я видел, как читает мой отчим, и мне стало интересно как он это делает. Поэтому, попросил, чтобы меня научили. То, что бабушка тоже читать не особо умеет, я об этом не думал.
Бабушка, попросила маму написать в столбик буквы, и я их стал повторять. Так я выучил буквы. Потом, бабушка меня научила слогам. Она их почти все знала. Не знала только про твердый и мягкий знаки.
Сдается мне, что ей, наверное, тоже хотелось научиться читать, и писать. Поэтому, мы вроде как синхронно стали получать с ней начальное образование.
Потом я научился читать. Писать, это оказалось не мой конек. Я и сейчас, пишу с ошибками. Но, читать мне понравилось. Сестра моей мамы, тоже любила читать. И я у нее периодически брал книги. А когда пошел в школу, то записался в местную библиотеку.
Что отличало бабу Надю от всех моих родственников, это отсутствие директивности. У остальных моих родственников, было «ясное» видение любой ситуации, и они требовали его принятия, как единственно верного. Баба Надя, была другая, с ней можно было разговаривать.
Она тоже имела свое мнение, относительно любого происходящего вокруг. Но, в ее мнении не было директивности.
Помимо всего, она была невероятно вынослива. Я помню, что я всегда был человеком сильным. Но, когда дело касалось какой-то длительной работы, то быстро уставал, и бросал начатое. Помню, когда учился в школе, бабушка меня попросила прополоть картошку. Я пошел, и кое как протяпал метров десять, квадратных. И устал. Ушел гулять на улицу.
Бабушка ни одного слова мне не сказала. (Она вообще, отличалась тем, что никогда не критиковала и не ругалась. А, если я что-то делал не так, то терпеливо мне объясняла.) Когда я пришел, то увидел, что прополото было метров пятьдесят. Я, озадачился, как такой маленький человек мог так много сделать. И стало как-то неудобно, за свою рабочую «несостоятельность».
Хотя, я, пожалуй, помню, как она один раз сильно разозлилась. У нас в дом вела небольшая лестница. Она была такими же размерами, как и пролет лестницы в обычных, многоэтажных домах. Только была деревянная. Мы с моим другом, любили под ней играть. Лет в пять, мы научились поджигать костер. И решили устроить костер там же. Костер у нас получился знатный. Прямо, под деревянной лестницей, деревянного дома…
И мы, с удовольствием подкидывали в его дрова. Когда, бабушка это увидела, она всплеснула руками, заругалась на нас, и хотела поймать. Но, куда там…. Я уже около года, бегал быстрее чем бабушка…
Потом, она мне объясняла, что дерево легко загорается. А лестница из дерева. И потушить его будет очень тяжело. «Видишь, я в печку перед, тем, как закинуть уголь, дрова ложу. Смотри как они горят. Если дом загорится, он так же гореть будет». Больше мы возле дома ничего не поджигали. Ходили на окраину поселка и там палили костер.
С бабой Надей, я научился ездить на коньках. Она купила у соседа коньки, из которых он вырос, и клюшку, для игры в хоккей. И пока я не научился, кое как ехать, мы с ней ходили на речку.
Честно говоря, стоять на коньках по началу было страшновато. Я не понимал, как бабушка в своих калошах, одетые на валенки, умудрялась вообще держаться на ногах на льду. Так как, было очень скользко. Особенно, когда она тянула меня за клюшку. Мы, договорились, что я буду пытаться устоять, а она будет тягать меня за клюшку по льду. В общем, кое-как получилось.
Баба Надя была набожна. И говорила, что людям нужно помогать. Я думаю, что многие внуки перенимают привычки бабушек, потому что в некоторых случаях, бабушки относятся к ним теплее, чем родители.
Бывают исключения, но как правило бабушки, более толерантны к детским шалостям, и этим заслуживают признательность внуков. Бабушка говорила, что богатство, это плохо. Что богатых грабят и их обворовывают.
Наверное, во времена ее детства так и было. Она помнила, наступление революции, и как раскулачивал их семью. Хотя, они и были зажиточны, но думаю, что не на олигархическом уровне. Когда, наличие денег, начинает представлять интерес, для раскулачивания.
Она рассказывала, как пришли большевики. И забрали все. Не, просто забрали ценности или вещи, представляющие интерес, а именно – все. Оставили, один чугунок, который висел на заборе. Но, потом один из них вернулся, и забрал и его. Я думаю, что, став свидетелем таких событий, поневоле уверуешь, что зарабатывать это плохо, и иметь сбережения тоже.
Хотя, у богатства все-таки шансов больше себя сберечь. Чем у бедного, не потерять последние крохи. Те, кто были тогда при хороших деньгах, просто уехали за границу. Кто во Францию, кто в Германию, кто еще куда-то. И большую часть своих сбережений сохранили. Не уехали те, кто не причислял себя к «кулакам». И оттого, думал, что опасаться раскулачивания ему не стоит.
Когда, я стал зарабатывать больше, чем дозволяла «коммунистическая скромность», то я тоже чувствовал какое-то опасение. Думаю, что оно и было вызвано тем, что была привита установка: «Будешь, зарабатывать, пострадаешь!». Я, думаю, что отголоски этой установки, были заметны сразу после революции. У тех детей, которые пострадали от нее. А бабе Наде, было три года, поэтому такие события, которые произошли, не могли на ней не отразиться.
Кто читал «Поднятую целину», помнит, что был в деревне один мужчина, который работал, и хотел работать. Как с осуждением говорили о нем другие крестьяне: «Работал по двадцать часов в сутки, оброс дикой шерстью, приобрёл грыжу – и начал богатеть, несмотря на предупреждения и уговоры дожидаться мировой революции». Его даже не решались раскулачивать. Настолько его личный труд был виден в его успехах. Но, раз революция сказала, значит надо…
То время, в которое она жила, было другое. Ужасное. Она очень боялась голода. И этот страх, толкал ее на то, чтобы собирать сухари в мешок. Она очень переживала, что снова наступит голод. После ее смерти, осталось два огромных мешка с сухарями. Которыми потом еще полгода кормили домашних собак.
У бабы Нади была сестра. (У нее вообще было много родственников) Она к ней иногда приезжала. Это была такая же маленькая старушка, с веселыми глазками. Чем, сильно отличалась от моих родственников. Мне она нравилась.
Когда, баба Надя была уже совсем старой, а я был уже выпускником в школе, ее сестра приехала последний раз. Вся семья бабы Нади жила в другом поселке. Километров за сто от нашего. Я думаю, они говорили о том, чтобы она вернулась обратно. Потому что, годы брали свое. Но, она отказалась.
Баба Ксения и дед Федя
Баба Ксения, была сестрой моей родной бабушки. Ее муж, был на десять лет ее старше. Работала она в шахтерской автоколоне. Выдавая наряды, на поездки и фиксировала, кто и в какое время сдает машину. Дед, до пенсии работал шахтером. Я помню, как они жили. Это постоянная экономия, и жизнь по минимуму.
Этот минимализм, объяснялся ожиданием наступления времени, когда начнется нормальная жизнь. Купленные вещи, убирались в шкаф, где они лежали в ожидании своего часа. Если это были мои вещи, то потом они просто лежали без необходимости, потому что я из них вырастал, и они мне были малы. Выбросить их было жалко, ведь они ж совсем новые. И отдать бесплатно жалко, за них же заплатили.
Было не понятно, зачем их вообще держат. Я с возмущением спрашивал, но бабушка не могла на этот вопрос ответить, только говорила, что я пока не понимаю зачем. Вот, дескать вырасту, пойму
(И правда, я вырос и понял. Это была жизнь в ожидании жизни. Так, вот та «настоящая жизнь» не наступит никогда. Потому что, она на самом деле воспроизводится прямо сейчас. И никакой другой жизни не будет. Просто они думали, что их реальная жизнь, на самом деле – не реальная. Вот и ждали лучше. Так, они и умерли в ожидании. А вещи, которые были абсолютно новыми, и которые я ни разу не одел просто выкинули)
Все покупки, были продиктованы необходимостью. Понятие «нравится и поэтому купил» вообще оставалось без внимания. Если нужна удочка, то самая дешевая, на которую можно было бы примотать крючок и леску. Но, это только мне так повезло. Бабушка, позволяла мне покупать удочки бамбуковые. Деду, в этом плане повезло меньше. У него были удочки из длинных двухметровых прутьев. Где он такие длинные ровны прутья брал, я не знаю.
Была у бабушки еще одна привычка. На которую я раньше злился. Летом, она собирала яблоки в подвал, и зимой по не многу их выдавала. Нам с дедом. Я злился, на то, что эти яблоки были всегда немного подпорчены. И эти участки приходилось обрезать. Получалось, что мы все время едим немного порченые яблоки. И эта, не рациональность меня злила. Потом до меня дошло, что они просто сортировала яблоки, на те, которые «еще полежат» и те, которые полежать уже не смогут. Вот их и ели в первую очередь.
Баба Ксения вязала пуховые платки. Это был еще один источник ее заработка. Стоимость одного платка была таковой, что, продав один платок, можно было прилично прожить пару месяцев. Готовые платки, она засовывала в трехлитровые банки. Чтобы их не поела моль. Там их и хранила. Хоть, заказов было много, это совершенно не отражалось на нашем достатке. Все заработанные деньги бабушка сносила на сберкнижку.
Регулярно, бабушка писала в школу заявления по бедности и просила социальной помощи, как малоимущим. Выражение «мы бедные», помимо какого-то странного злорадства, носило еще оттенок гордости. Словно, это какое-то привилегированное положение. Мол, мы бедные и гордимся тем, что отказываемся от большее.
(Хотя, ведь именно такая установка прививалась людям после революции) Гордость, вызывалась не отсутствием притязаний, на лучшую жизнь, а именно отказом воспользоваться благами, которые доступны.
Летом, мы каждый вечер поливали помидоры, огурцы и капусту. Грядки были в огороде, а бочка с водой, из которой мы носили воду, во дворе. Метров за сорок.
Полив занимал около получаса. Таскать воду, не хотелось. Я как-то увидел, что наши соседи, для полива пользовались погружным насосом. Они его погружали в бочку, и протягивали от него шлаг. И никуда не надо было ходить и ничего не надо было таскать. Такой насос, стоил, кажется, рублей шесть, семь. И один человек, совершенно не напрягаясь поливал за десять минут территорию грядок, в два раза больше наших.
Когда я бабушке предложил такой насос купить, она нахмурилась и назидательно сказала: «ты на них, не ровняйся, нам так не жить!».
Почему нам так не жить я не понимал. Соседи были совсем больные дед с бабкой. Причем, бабка уже почти не ходила. Мой дед получал повышенную пенсию, шахтерскую. У бабушки пенсия была поменьше чем у деда. Но, и ее хватило бы что бы прожить всей семье. А учитывая, что она только что продала два платка, думаю о насосе можно смело было бы поговорить.
Мы с ней шли из магазина, и как раз говорили об этом. Когда я сказал за платки, бабушка чуть не подпрыгнула. «Тссс…! Тихо… Не будь таким болтливым!». От дальнейшего обсуждения покупки она отказалась. Так, мы и продолжили таскать воду в ведрах.
Деньги, которые бабушка отложила, пошли прахом в девяностые. Все то, что она смогла собрать, платя за это своим здоровьем, полностью обесценилось и было навсегда утрачено.
Примерно, такая же ситуация была и с посадкой картошки. Каждую весну, мы выходили в огород и сажали четыре ведра картошки. И каждое лето, мы выкапывали четыре ведра картошки. При этом, бабушке периодически становилось плохо, когда мы ее сажали. И она отдыхала, опираясь на лопату. Деду это занятие тоже не нравилось. Но, он просто не спорил с бабушкой. В промежутках между закапыванием и выкапыванием картошки, я собирал колорадского жука и окучивал грядки.
Какое-то странное мазохистическое удовольствие было в том, чтобы постоянно напрягаться и работать на износ. Когда бабушке говорили, что надо отдохнуть, она небрежно бросала «на том свете отдохнем». Ждать отдыха ей пришлось еще очень долго…
В итоге, вся жизнь, была похожа на борьбу за выживание, в условиях изобилия. Только, изобилие, это было как бы «для них». Для тех, на кого нельзя ровняться. А выживание, как бы «для нас», потому что «мы бедные». Наверное, сам факт того, что ты, преодолеваешь барьеры и препятствия, не получая почти ничего, доставлял какую-то странную радость. Наверное, оттого и бедность была желанной. Ибо, только бедность может обеспечить человека работой на износ. А в условиях достатка, бороться было бы не с чем.
Я видел, что родственники других ребят, не бравируют своей бедностью. Хотя, как я понимаю сейчас, некоторые родители, даже будучи работающими, зарабатывали меньше, но жили гораздо лучше.
Просто, они большую часть дохода тратили на себя, а меньшую относили в банк. И их жизнь выглядела абсолютно благополучной.
Когда, умерла моя бабушка, на сберегательной книжке у нее осталось восемь тысяч рублей. Когда умерла бабушка, моего знакомого, на образ жизни которого «равняться было нельзя», потому что «мы бедные, а они богатые», на ее книжке осталось 462 рубля… (мы хорошо общались, и после и свои сберкнижки они завещали нам)
В молодости, баба Ксения, была очень красивой женщиной. Над моей кроватью висела большая фотография ее и деда. Про деда, она с гордостью говорила, что дед был в молодости спортсмен.
К сожалению, она не смогла родить ребенка деду. У нее была внематочная беременность, и после операции она вообще детей иметь не могла. Я думаю, что она всю жизнь чувствовала вину перед дедом. И наверное, повышенной заботой за ним, пыталась как-то компенсировать отсутствие детей. Хотя, дед никогда не предъявлял к этому претензий.
Я вообще, думаю, что эта проблема, отсутствие детей, скорее переживалась бабушкой, чем дедом. Я думаю, что в молодости он просто принял этот факт, как данность. И больше никогда к нему не возвращался.
К тому же, ладили они в общем-то хорошо. Я не помню, чтобы они друг с другом ругались. Дед, мог одернуть ее, если она сильно расходилась и ругалась на меня. И бабушка, тут же утихала. Или, бабушка могла «покусать» деда, если тот отказывался мне чинить машинки. В принципе, это и все их распри.