Я промолчал.
– Я понимаю, проблема не в вас, а в них. Вы за них не в ответе. Но… если таки?х эмоций вы ожидаете от своего выступления, тогда-а-а…
– Видишь ли… раз уж мы на «ты»… все это – недоразумение, этого больше не повторится. Поскольку… – не дал я ей спросить «почему я так уверен?»… – Поскольку мы тоже работаем с молодежью, не только вы там у себя. Но и мы. У себя. Разъясним. Попросим. В публике есть свои лидеры. Сработаем через них.
– Тут… вопрос уже не будущего времени, а…
– Хочешь нас закрыть?
– Слава богу, вас никто еще не открывал. А то б закрыли на раз! Как раз хотела попробовать вас открыть… внести в список… Получила так – до сих пор опомниться не могу…
– Кто же этот наш «добрый зритель в четвертом ряду»?
– Мой… гражданский муж… назовем это так…
Я поежился (что-то часто в последнее время я стал ежиться).
– По совместительству и… – усмехнулась она, указав пальцем в потолок… в небо… – Веселого мало… Навязался в провожатые: «Не чрезмерно ли ты увлеклась этими своими новыми протеже? Надо глянуть». Глянул. До последнего номера еще сидел крепился. А после – таких звездюлей мне прописал в своем кабинете! Вчера.
– И что теперь делать?
– К утру подобрел. Сошлись на том, что подумает… Плохо то, – скосилась она на меня (взгляд и впрямь завораживает…), – что он подозревает.
– Что? Кого?
– Что я неравнодушна не к новым своим протеже… а к кому-то конкретному…
– К кому же?..
– К тебе… Видишь ли, он не в состоянии представить себе, что можно быть неравнодушным… неравнодушной к кому бы то ни было, кроме начальства. А начальство у вас – ты.
– Где ж ты такого сладкого подцепила?
– Не твое дело. И не я его, а он меня.
– На его месте я сделал бы то же самое. (У меня в голове начинал созревать план)… – И не сегодня, а пятнадцать лет назад в том самом подвале (логика фразы – на грани фантастики).
– А я думаю: что же такое знакомое… Так это ты тогда… по углам жался… Ничего себе пьеса… Шекспир отдыхает… Я тебе правда нравлюсь?
Я кивнул (не озвученное – не ложь… да и взгляд завораживает).
– Вот что. Приведу к нему тебя (наконец-то!). По-моему, единственный способ остаться вам на плаву – разделить тебе со мной порку.
В голове моей всплыли сцены из «Кабаре» Боба Фосса…
***
– А-а, кумир нашей Светланы Юрьевны!.. Заходи! Заходите, Светлана Юрьевна!.. Беллочка, сообрази нам (по громкой связи… и, Беллочка, вроде, с одним «л»)…
– Ну… вздрогнули…
Вздрогнули… Не портвейн – коньяк. Не печенье – салями. Ставки растут.
– А теперь – начистоту. Не возражаете, молодой человек?..
Порка!.. Я приготовился получить удовольствие… разделить, так сказать, со Светланой…
– Такие, как вы, нам нужны! (Что же у них сегодня ночью было?..) Что такое эта «Ромашка»? Рассадник сифилиса. Как там у вас?..
– Ля финита дивано пиано, пиано – поспешил подсказать я.
– Во-во… Ля финита… – с удовольствием повторил он. – Там еще что-то такое…
– Мон ами синьорина за два мандарина? – попытался угадать я.
– Точно! – ударил он себя по колену.
– Помидоро рассоло на после спектаколо, – развил я успех.
Рано радовался.
Отсмеявшись, он посерьезнел.
– Что у тебя со Светланой? В глаза смотреть.
– Валентин Валентинович, не поверите. Мы друзья детства. Двенадцатилетними еще в одном подвале…
– Что-о!..
– …дежурили в детском клубе по заданию пионерской организации.
– «Над Кронштадтом туман… А кругом тишина…» – сделав мне большие глаза, пропела Светлана. – Помните, я вам рассказывала?
– Туман помню. Так что у тебя со Светланой?
– Встретились неожиданно. Через пятнадцать лет. У меня всё в порядке: семья, дети (озвученная ложь – грех в зависимости от обстоятельств).
– Сколько у тебя?
– Дв… Трое. И жена, – зачем-то добавил я, ощутив под столом толчок. – Дача. Машина. Родственников за границей нет.
– Ты мне поёрничай!.. Дача у него… Если дача – значит, есть где. Понял?
– Соврал. Нету дачи.
– То-то. Хотя… можно и в машине… До которой тебе – как до луны. У кого дача-машина – лабухами на швайках не стоя?т.
– Вы знаете сленговое название гитар!