Три кварка (из 2012-го в 1982-й)

– Чего тут может быть интересного? – пробурчал Шурик, выуживая из-под подушки портфель и разглядывая его на предмет повреждений.

– Можно? – поинтересовался я, указывая глазами на кожаный «саквояж».

Синицын немного помедлил, но потом всё же передал мне портфель. Впрочем, весьма неохотно, с какой-то прямо-таки пугающей подозрительностью («что поделать – маньяк»):

– Только, пожалуйста, аккуратнее. Он ещё совсем новый.

– Не бои?сь, все будет чики-пуки, – ответствовал я, осторожно беря за края «хэндмэйдовское» изделие.

Последующая минута ушла у меня на то, чтобы оглядеть иноземное чудо со всех сторон, ощупать торцы, открыть, заглянуть внутрь, вдохнуть наполненный благородными ароматами воздух, потом аккуратно закрыть и, бережно погладив кожаную поверхность, вернуть портфель его заждавшемуся хозяину.

– Да-а-а. Вещь! Причём уникальная. Никогда таких не встречал, – похвалил я предмет Шуриных «воздыханий».

– А ты что, в галантереях хорошо разбираешься? – поинтересовался в ответ Синицын с деланно-безразличным видом.

– Почти как господин Бонасье. Жаль только, что ты у нас на Ришелье нифига не похож.

– Почему жаль? – удивился Шура.

– Потому что «галантерейщик и кардинал – это сила»! – процитировал я хорошо замаскировавшегося «майора Томина» из фильма про мушкетёров. Затем усмехнулся и, хлопнув по плечу своего старого-нового друга, быстро вышел из комнаты.

«Что ж, за неимением гербовой будем писать на… м-да… простая бумага для этого дела тоже не подойдёт. Сколько её не разглаживай…»

* * *

Общее собрание потока состоялось в КЗ[23 - Концертный зал.] Главного корпуса. Оно началось в десять ноль-ноль и завершилось ровно через сорок минут, тютелька в тютельку.

По старой доброй традиции всех впервые прибывших на учёбу поприветствовал ректор, академик Белоцерковский, толкнув короткую пятнадцатиминутную речь. Следом выступили ещё трое его не менее маститых коллег. Кстати, подавляющее большинство студентов встречали своего ректора всего два раза в жизни: первый раз – при поступлении, второй – на раздаче дипломов. Так что сейчас надо было срочно ловить момент и пользоваться уникальной возможностью лицезреть главное институтское начальство в живой ипостаси, а не в качестве подписи на документах.

Сами же документы – студенческие билеты и зачётные книжки – нам вручили чуть погодя, когда толпа первокурсников разошлась по аудиториям на факультетские «посиделки». Там новоиспечённых студиозусов приветствовали и поздравляли с началом учебного года фигуры калибром поменьше. Уже не ректоры и академики, а всякие там доктора-членкоры, деканы и прочие разные кандидаты с замдеканами вперемешку. Короче, те самые, которые «завсегда с народом».

Один из них, «заведующий» младшими курсами Георгий Михайлович Плохов, спустя десять лет будет моим рецензентом на диссере.

Вполне, кстати, достойный мужик оказался, хотя в институте все его жутко боялись. Видимо, из-за почти что «звериной» внешности, рыжей всклокоченной бороды и регулярных обходов общежития с изыманием недостойных советского студента «предметов». Таких как, например, не допитые до конца бутылки со спиртосодержащим продуктом или засидевшиеся в гостях девицы из «внешнего мира». За глаза товарища Плохова называли исключительно Жорой и радостно потирали руки, когда он не находил в комнатах вовремя перемещённый в укромные места «криминал»…

* * *

Заглянув в свеженький студбилет, прочитал номер группы. Двести семьдесят два. Ну да, всё правильно, всё как и было когда-то. Мои соседи по блоку, как и предполагалось, числились в той же «обойме». Плюс добавились ещё трое парней. Первый – местный товарищ Петя Лобанюк, попавший в институт, скорее всего, в результате каких-то подковёрных игр, а не собственными мозгами (вступительные экзамены он сдал на одни трояки), и в итоге отчисленный к середине второго курса за хроническую неуспеваемость. Второй – москвич Саша Бурцев, ставший впоследствии свидетелем на моей свадьбе. В девяностых-двухтысячных он выбился в солидные бизнесмены, но, как ни странно, так и не сумел лишиться «человеческого» в натуре. Третьим из «новеньких» был Дима Петров, уроженец подмосковной Дубны, тоже получивший место в общежитии. Причём в нашей с Олегом комнате.

Ну и, конечно же (как без этого), на собрании группы присутствовала наша прекрасная половина. Две девушки. Таня Стеценко и Марина Толстикова. Первая, как и Дима Петров, из Дубны, вторая – жительница первопрестольной. В общем, всего лишь две представительницы женского пола на двенадцать пока ещё, слава богу, не изголодавшихся мужиков. Одна к шести – привычная для нашего института пропорция. И весьма перспективная. Для дам, понятное дело, а не для мужиков.

Короче говоря, даже самая что ни на есть страхолюдина могла за годы учёбы выбрать себе достойного кандидата в мужья, не особо при том напрягаясь и не страдая от недостаточного количества претендентов на руку и сердце. Впрочем, «наши» девушки крокодилицами вовсе не были. Вполне себе нормальные девчонки. Один недостаток – чересчур умные. Шучу, конечно.

На распределение «командных» должностей ушло почти полчаса. Старостой группы стал Олег Денько – его назначили «сверху», из деканата. Комсоргом выбрали Миху Желтова, поскольку через пятнадцать минут переглядываний и смешков он вызвался сам, а других претендентов на это почётное звание не нашлось. Последняя незанятая вакансия отняла не меньшее количество времени – профсоюзным лидером никто своей волей становиться не захотел. Что это за должность, нафиг нужна и какие плюшки и пряники предполагает, собравшимся было пока невдомёк, поэтому каждый старался спихнуть с себя весьма вероятный в ближайшем будущем геморрой. Однако когда приставленный к группе куратор от кафедры МОУ[24 - Математические основы управления.] вкратце объяснил, какие ништяки (талоны на питание, распределение мест в студенческом профилактории, плюс снятие с профорга обязанности собирать взносы) сулит сия «синекура», проблему все же решили. Подавляющим большинством голосов (тринадцать против одного) «профсоюзным боссом Рафферти»[25 - Персонаж советского телефильма «Рафферти», сыгранный Олегом Борисовым.]