Картинка исчезла. Сигнал с дрона пропал.
– Что это? Что случилось? – дёрнулась спутница.
– Попал в зону АЭП, по всей видимости.
Досадливо сплюнув, я принялся готовить следующего разведчика. По поводу того, что ценное оборудование может попасть к врагам, особо не волновался. На подобных БПЛА при потере электропитания и явных признаках подавления средствами РЭБ сразу же запускался режим самоликвидации. В результате от дрона оставалась лишь горсточка пыли, которую рассеивал ветер.
Второй аппарат повторил судьбу первого, однако продержался чуть дольше, потому что на цель – лагерный лазарет – он заходил не резко, а по спирали, с пологим снижением. То, что возле сарая-узилища находятся люди, мы рассмотреть успели, а вот определить, охранники это или просто «праздношатающиеся», увы, не смогли. Единственное, что оказалось полезным – это то, что структуру лагеря южных и расположение палаток-шатров-постов мы всё-таки выяснили…
– Будешь ещё запускать? – кивнула Паорэ на оставшиеся «бочонки».
– Нет, – я покачал головой и выключил пульт. – В шаттле их три комплекта. Один мы располовинили, терять его целиком бессмысленно. С дронов мы больше ничего не узнаем.
– Значит, берём языка? – обрадованно вскинулась баронесса.
Я сунул контейнер в разгрузку и внимательно посмотрел на спутницу.
Сомнения на свой счёт Пао поняла правильно.
– Не беспокойся. Я это уже делала, – буркнула она с явной обидой в голосе.
– Тогда берём, – ответил я без всякого ёрничества…
Как и предполагал, взять языка оказалась непросто. На первом этапе нам пришлось долго искать подходящее место: укрытое со стороны лагеря, удобное для засады и, самое главное, такое, мимо которого чужаки шастали или по одному, или, в крайнем случае, по двое.
Дорога, по совершенно понятным причинам, отпала сразу.
Наторенная тропа, по которой южане таскались в лес за дровами, тоже не особенно подходила. Уконтропупить целую толпу лесорубов мы, вероятно, смогли бы, но шуму наделали бы при этом жуть сколько. В какой-то момент в голову пришла мысль прихватить кого-то из них прямо во время рубки, но, немного подумав, я от этого отказался. Пропавший неизвестно куда дровосек, да ещё на глазах у товарищей (вот только что был, и вдруг – бац! – и пропал), шухер наведёт знатный, искать его начнут практически сразу, а мне этого совсем не хотелось…
– Слушай, а сколько тут уже этот лагерь стоит?
– Этот недели две, он раньше на пятьдесят тин южнее стоял, – сообщила Паорэ.
Я почесал в затылке.
– Хм… выходит, что уже две недели больше тысячи мужиков маются тут одни? Ну, в смысле, без женщин. Так?
Спутница усмехнулась.
– Так да не так. Женщины у них есть, только не в лагерях. Кроме военных, тут ещё и гражданские бродят. Всякие там любители приключений. Торговцы, циркачи, проститутки. Они, в основном, без оружия, поэтому мы их не трогаем. Да и потом, если их выгнать, солдаты начнут по деревням шастать, грабить, насильничать. Зачем нам всё это? Местные хоть и не наши, не из баронства, но всё же соседи. Озлобятся, станут препоны чинить. Пусть мы и ни при чём, но им-то без разницы. Южные ведь не с ними пришли воевать, а с нами, и, значит, мы тоже будем виновны. Такая вот дурацкая логика.
– То есть, у проституток и торгашей есть свои лагеря, и они где-то рядом?
– Ну, лагерями я бы их не назва?ла. Просто куча телег и фургонов. Обычно они вдоль дороги стоят, где леса поменьше, тинах в пяти-шести. Солдаты, конечно, ходят туда, но если ты думаешь кого-то из них захватить, то это плохая идея. На дороге всегда патрули, место открытое, одиночек там не бывает.
– Да это как раз понятно, – отмахнулся я, призадумавшись.
Ни Пао, ни кто-то из местных такого опыта воинской службы, как у меня, конечно же, не имели и про волшебное слово «самоволка» были явно не в курсе.
Нужное место нашлось минут через двадцать.
– Видишь? – указал я на как будто случайно «стёршиеся» по?верху колья на одном из участков забора.
– Вижу, – кивнула Паорэ.
– И трава тут до самого леса высокая. К чему бы всё это, как думаешь? – глянул я на неё испытующе.
– Ты полагаешь… они тут через забор лазят? Но… зачем?!
– Вот и я говорю: зачем?
Баронесса нахмурилась.
Я её не торопил.
Пусть сама догадается…
– В бордель они ходят не кто когда хочет, а только по разрешению командиров. Так?
– Так.
– Но разрешают, наверно, не всем. А некоторым даже, наоборот, запрещают.
– Верно. Одних таким образом поощряют, других наказывают. В кудусах было примерно так же.
Женщина хмыкнула.
– Понятно. Тебя-то, наверно, чаще других поощряли, да?
– Чаще не чаще, не знаю, но поощряли, да, не без этого. Кстати, если тебе интересно, именно ты была моей первой наградой.
– И что, до меня у тебя никого не было что ли? – усомнилась Паорэ.
– Здесь точно не было. Но это неважно. Мы сейчас о другом говорим. Вот об этом, – указал я опять на подточенные сверху колья.
– А что тут ещё говорить? – дёрнула плечом спутница. – Тут всё и так понятно. Кто-то, кого не пустили к шлюхам, но кому очень хочется, бегают к ним самовольно, без разрешений. И бегают тайно, поодиночке, кружным путём, так, чтобы не попасться. Здесь, вероятно, то самое место, где можно втихую сбежать, а утром так же втихую вернуться. Поэтому нам надо лишь подождать, когда кто-то из лагеря перелезет через забор, и взять его здесь, в лесу, и тоже по-тихому. И что вообще здо?рово, никто этого языка не хватится. Жалко, мы раньше так ни разу не делали.
– А как делали?
– Разведку ловили. Обозников. Кто на посту, в секрете, от группы отстал.
– Потерь было много?
– Не так чтобы много, но были, – по лицу моей бывшей скользнула тень, но тут же пропала. – Ладно. Давай теперь ещё тропку найдём, где они ходят, ага?
– Давай…
Тропку, где можно перехватить бегунков-самоходчиков, мы отыскали достаточно быстро. Собственно, тропкой её можно было считать только условно. Просто некоторое количество примятой травы и обломанных веток, говорившее, что кто-то здесь всё-таки ходит, пусть и нечасто.