Сын погибели

– Верно, не бывал, однако ж, мне сие доподлинно ведомо.

Гарри покачал головой. Он хотел еще что-то добавить, но тут в беседу вмешался один из тех двух завсегдатаев дорожной обочины, который совсем недавно поспешил вслед юному чудодею.

– А скажи-ка, дружок, – нищий замялся, не зная, как и величать Федюню, – ты вот нынче чудеса творил…

– Куда ж мне чудеса-то, – с удивлением поглядел на него отрок. – Да и где в том чудо – помог встать хорошему человеку. Идти-то он сам пошел.

– Ну, коли не хочешь – не говори. А еще чего такого умеешь?

– С конями управляюсь, кольчугу чистить могу, кашу варить, на дудке играть.

Нищий удивленно поглядел на приятеля – среди перечисленных мальчонкой достоинств не было ничего, заслуживающего внимания. Они бы давно повернули обратно, когда б не чудесное исцеление, которому недавно сами были свидетелями.

– Ну, коли так, то и ладно, – вздохнул нищий, – а то б сказал, уж ежели вместе идем.

– Не заговаривай мальчонку, – оборвал его Гарри. – Что хотел – то сказал. А чего говорить не желает, нечего клещами тянуть.

– Так любопытно ж, – хмыкнул нищий.

– А мне любопытно, как скоро вы вон в той роще хворосту наберете. Потому как, того гляди, потемнеет, а еду какую-никакую приготовить след.

Разочарованные отсутствием чудес, побирушки со вздохом признали правоту собрата и отправились в лес по дрова.

Нехитрый ужин спутников Федюни никто бы не назвал обильным: презираемые всеми прочими грибы, репа, нарытые здесь же коренья, да несколько ломтей хлеба из дневного улова придорожной братии – вот, собственно, и все. Костер, сложенный неподалеку от дороги, давал немного света и чуть больше – тепла. Лучше, чем ничего.

Ни Федюне, ни его свите было не привыкать коротать ночь под открытым небом.

– Эх, – вздохнул болтливый нищий, – и почему я не лорд? Живут люди в замках, едят от пуза, всех забот – убивай, кого скажут.

– Да разве ж в чертоге золотом радость обитает? Разве ж три горла у тебя, чтобы куски в них запихивать? Живи, как живется, да радуйся малому. Когда малому не рад, а лишь великого ждешь, тщетны будут дни твои, и часы твои уйдут, как сосульки в капель. Касаемо же убиения – невелика наука ближнего губить, это и впрямь кто поспорит. Да только мертвого того весь свой век на закорках носить будешь, и сколько бы ни убил – всех потащишь, пока самого тебя они в землю не положат. Не убежишь от этакой ноши, не укроешься.

– Так ведь на том свет стоит – один другого топчет, – попробовал оправдаться его собеседник.

– Неверно это…

– Эй, доходяги, – неподалеку послышался хруст ломающейся под ногой ветки, – кто вы такие и с чего вдруг в моих землях костер жжете?

Из темноты, особо густой за пределами освещенного пламенем круга, вышел коренастый бородач с кинжалом у пояса. Его одинаково можно было принять как за лесничего, так и за разбойника, промышляющего в местных чащобах.

– Люди перехожие, – поспешил с ответом Гарри. – Идем, никому обиды не чиним, живем подаянием.

– Да уж, на купцов не похожи, – придирчиво оглядывая компанию у костра, усмехнулся незнакомец. – Однако ж, закон у нас для всех един: коль трактом этим шагаете да в лесу на ночлег становитесь – развязывайте мошну.

– Была бы мошна… – вздохнул Гарри.

– Мне-то что за дело? Хоть кресты нательные отдавайте. – Он протянул руку к Гарри и достал из-под его рубахи простое оловянное распятие. – Невелик навар, – констатировал ночной гость.

Оба нищих тут же продемонстрировали, что на них тоже не наживешься.

– Что ж за шваль-то такая?! – выругался разбойник. – А у тебя что?

Он ухватился за ворот Федюниной рубахи.

– Оставь его! – крикнул Гарри, выхватывая из костра горящую ветку.

– А ну не балуй. – Разбойник свистнул, и из темноты с разных сторон послышался ответный свист. – Желаешь, чтобы вас тут стрелами истыкали?

– Не надо, дяденька, – проговорил Федюня.

– То-то же. – Грабитель насмешливо скривил губы и запустил руку мальчонке за пазуху. – О, тут что-то есть!

Он извлек это «что-то» и уставился на него, пытаясь сообразить, из чего сделана диковинная вещица, попавшая в его руки.

Уж точно сия штуковина не напоминала крест: три сплетенных кольцом змеи, кусающие свой хвост, на шее каждой из них красовалось нечто вроде крошечного перстня с алым камешком. Невесть из чего были сделаны переплетенные змеи, уж точно не из золота. Вроде даже из обычного железа, да только отчего-то казалось, будто в железе том словно молния золоченая играет.

– Занятная штучка. – Лесной житель сжал было пятерню и тут же отдернул ее.

Ему показалось, что три тонкие иглы впились в ладонь, точно железные змейки разом куснули его.

– Да это что же. – Он осекся, чувствуя, как наливается свинцовой тяжестью подраненная рука.

Он снова попытался прикрикнуть, но горло его перехватило, и ни вдох, ни выдох не проходили сквозь него. Дернулся, хватаясь здоровой рукой за плечо странного мальца, и вдруг увидел, как на месте, где только что стоял тот, взметнулась выше деревьев человечья голова на длинной змеиной шее. Два пылающих, точно горны плавильной печи, глаза неотрывно глядели в самую душу разбойника, и он, того не желая, затосковал, что не умер вчера.

– Ступай, – услышал он негромкий шелестящий голос, – боль твоя в тебе живет и останется она с тобой, пока не избудешь ее.

– Помилуй, Кракемар! – просипел разбойник и обессиленно рухнул на колени, неотрывно глядя в сверкающие глаза. Как ни крутил он головой, как ни отворачивался – взгляд следовал за ним неотступно.

Глава 5

Ни один победитель не верит в случайность.

    Фридрих Ницше

Тмуторокань, именовавшаяся в Константинополе Матрахой, а окрестными кочевниками – Тамар-Тарханом, с давних, еще хазарских времен служила важнейшей базой, обеспечивавшей торговые пути хазарского каганата и ромейской империи. Сюда шли караваны с Востока, везущие драгоценный шелк и пряности, но с тех пор минуло немало лет, секрет шелководства уже давно похитили из Поднебесной цареградские монахи, да и хазары большей частью были истреблены или же ушли на запад, в Полонию и Венгрию, чтобы раствориться там меж коренных народов. Земли же эти вместе с древним городом достались победителям – руссам.

На месте старого городища возвели новую крепость со стенами из обожженного кирпича и башнями в черненых шеломах. Эта цитадель зорко охраняла как побережье Эвксинского Понта, так и вход в Миотийское болото, считавшееся тоже морем.

Тмутороканское княжество не было лакомым куском при распределении уделов между родней Великого князя: ни тебе особых богатств, ни обильной охоты – степь да море. Караваны ушли в прошлое и не вернулись оттуда, зато кочевники досаждали как прежним властителям Тамар-Тархана, так и нынешним князьям Тмуторокани. Посылаемые князем разъезды и заставы держали ясов и касогов с печенегами в напряжении, но как отбить у соседей охоту к набегам, когда сие достойное истинного мужчины занятие от века почиталось здесь единственным промыслом, заслуживающим уважения.

На высоком насыпном кургане, украшенном уродливым изваянием какой-то местной жительницы, разглядывая крепость, стояли два всадника. Один из них, судя по одежде, был здешним степняком-касогом, второго же по его манере общения можно было принять за ромея, хотя и весьма бойко говорящего на языке руссов.

– …Видишь вон те кресты на колокольне? – Заморский вельможа указал пальцем на храм, возвышающийся над крепостной стеной.

– Вижу, кеназ.[12 - Кеназ – князь (тюркск.).]

– Три года назад мой родич Мстислав закончил строить эту церковь Богородицы, и я клянусь, что сровняю ее с землей, как только город окажется в моих руках.

– Зачем, достославный Дауд ибн Эльги? Ведь это же дом твоего бога.