Проект «Валькирия»
– Кушать, саид! – тут же перевёл на метрополианский Дхакал.
Только сейчас оберфельдфебель понял, что ужасно голоден.
* * *
Интерлюдия. По ту сторону фронта
Ровное гудение контура открыло канал связи. Наконец-то Груул ощутил единение с материнским сообществом. Научная часть анклава тотчас принялась заполнять эгрегор обновлёнными знаниями остальных русел, женатые бойцы установили эмпатию с прайдами и родственниками, а молодёжь привычно красовалась перед незамужними красотками. Носители наслаждались редким возобновлением телепатического единения с мыслесообществом общего разума неандертальцев. Всё же приятно чувствовать себя частью могущественного Мира, а не оторванным воюющим анклавом.
Вот активировался и ментоканал командира:
– Здравствуй, Груул! Мир гордится тобой.
– Моё почтение, доблестнейший! Мы стараемся. Последняя атака оказалась тяжелее, чем предполагалось.
Командир уже сканировал мыслеотчёт боевого кластера:
– Вижу. Опять партизанщина. Семь «вирусов» (презрительная кличка хуманов) смогли повредить почти тысячу носителей разума… Да, уж. Как такое вообще могло случиться? А, вижу! Недооценка опасности: ты нацелил истребители на недопущение бомбовых ударов по поверхности, а они отвлекли их космическим боем и в числе прочего сбросили ещё и десант.
– Я принимаю наказание, доблестнейший.
– Не торопись, Груул. Все прекрасно понимают, как тяжело анклаву действовать в отрыве от Мира, да ещё и под постоянными атомными ударами. Вижу, один из истребителей даже преследовал капсулу этих партизан, но те как-то смогли его повредить. Космонавт цел?
– Да. Сам он получил не критичные ранения. А вот оболочке досталось. Сейчас оба на реабилитации.
«Космонавтами» называли носителей коллективного разума, которых специально выращивали для управления полуразумными симбионтами —боевыми оболочками, способными действовать в космосе. Вместе с навесным комплектом вооружения они составляли истребитель. Эта малопривлекательная форма была порождена лавинообразно нараставшим сопротивлением хуманов, которые в ходе военной экспансии на оккупированные ими русла, похоже, всё же смогли эволюционировать до роевого сознания. Так что несколько десятков лет назад их безнаказанным атакам из космоса потребовалось что-то противопоставить.
Теперь Мир активно использовал космические истребители. Пилоты, напоминавшие тёмно-коричневых безволосых осьминогов, не только внешне отличались от обычных неандертальцев, но и обладали уникальным умением на время разрывать контакт с телепатическим мыслесообществом. То есть при необходимости превращались в некие автономные подобия «вирусов»-хуманов, каждая особь которых руководствуется крохотным индивидуальным разумом. За это космонавтов недолюбливали, хотя и понимали их огромную ценность – ведь в каждом сосредотачивалась интеллектуальная мощь Мира.
Командир тем временем уже просматривал план контрпартизанских мероприятий, осуществляемых Груулом: уточнение мест сброса всех частей вражеского десанта, их тщательная проверка и уничтожение выявленных недобитков, воздушное и наземное патрулирование вдоль трассы спуска. Толково. Впрочем, как и всегда у этого опытного, давно воюющего анклава.
– Добро, Груул. От Мира какая помощь нужна?
– Космонавта вместо раненого. А ещё лучше пару звеньев. Пора уже и с этими рефлекторами что-то сделать. Обучить мой дипломатический кластер способам работы с иными цивилизациями, в том числе «вирусными». На Терре-10 смогли же как-то договориться. А у нас пока даже на контакт не идут.
– Понял. Одного симбионта, конечно, выделим. Насчет ещё двух звеньев посмотрим, что получится. Сам понимаешь – урожай штучный и не быстрый. Но внимательнее подрост на фермах промониторим: глядишь, что-нибудь да удастся активировать. Ну а дорастите тогда юных космонавтов уже на месте. А вот насчёт дипломатов пока и у остальных всё грустно. Мир сам не понимает, что привело к успеху на Десятке. Очень похоже на вмешательство некоей скрытой третьей силы… Ты, вот что, Груул – выдели часть дипломатического кластера на стажировку. Отправим на Терру-10. А тебе взамен ещё курсантов на обкатку пришлём. Будешь пока их для оцепления, патрулирования и караульной службы использовать. Пусть психоустойчивость в зоне реальных боев укрепят.
– Спасибо, доблестнейший! – искренне поблагодарил Груул.
* * *
1990 год, 6 сентября. Земля-1, «карман» в Западной Сибири
Сухие ветки весело потрескивали в костре, быстро переходя в состояние малиново-красных, обламывающихся угольков. Охранение из местных настороженно зыркало на могущественных «воинов-колдунов», изредка показываясь из-за древесных стволов, но дисциплинированно не подходило.
Только сейчас Сафонов понял, как погано у него на душе. А оба балтийца с непроницаемыми лицами грели у огня руки. Это выводило из себя ещё больше, но североморец пытался сдержаться.
– Да не молчи ты, Феоктистыч! – вдруг пронзительно зыркнул Зубров. – Выговорись. А ещё лучше – проматерись!
Уже неделю стажёр вынужденно участвовал в каком-то средневековом бедламе. Сначала его инструктора непостижимым образом расправились с вооружёнными всадниками, что поджидали незваных гостей у входа в свой «карман», и провели допрос уцелевших, которого ни один из них не пережил. Затем экипировали Бориса в заполненное паразитами трофейное снаряжение и под видом аборигенов выдвинулись к месту встречи с их хозяином – «казу». Обнаруженного дозорного Феоктистов просто свалил выстрелом из лука. Та же судьба постигла лошадей ожидавшего казу и трёх его сопровождающих. А пока те поднимались, балтийцы бросились в рукопашную.
При этом старший инструктор указал Сафонову на поднимавшегося человека, которого пришлось ударить кистенём. В дальнейшей схватке он не участвовал. Видел лишь, что ногу одного из воинов пригвоздили копьём к дереву, а ещё двое почти сразу безжизненно рухнули на опавшую хвою. Только сам казу, закованный в кольчугу, смог оказать хоть какое-то сопротивление. Но его меч балтийцы слаженно парировали боковинами кавалерийских топоров и тут же обработали противника обухами. Вся схватка заняла от силы четыре секунды. Затем Феоктистов связал оглушённого местного правителя, а Зубров занялся его поверженной свитой.
В последовавшем допросе Сафонов опять ничего не понял. Но его до сих пор передёргивало от того, как старший инструктор снял с казу мохнатую шапку с чем-то вроде нашитой короны из огромных клыков и когтей, спокойно убил пленника, а затем с мастерски изображённым благоговением надел этот головной убор на стажёра. Оба инструктора тут же синхронно склонились перед Сафоновым, опустившись на одно колено:
– Мой казу! Примите, наконец, подобающую величественную позу. Представьте, что встречаете у себя делегацию союзников. А от того, насколько они проникнутся вашей важностью, зависит размер поставок по ленд-лизу.
Пришлось соответствовать. Благо в Ваенге Борис почти полгода плотно взаимодействовал с англичанами из группы «Бенедикт» 151-го авиакрыла Королевских ВВС, базировавшихся на их аэродроме. С командиром союзников, аристократом-новозеландцем Невилом Рэмсботтом-Ишервудом даже начал почти приятельствовать. Так что и тут не подкачал – аборигены прониклись. Настолько, что сами раздели и обезглавили бывшего повелителя. А затем с ритуальным поклоном вручили трофеи Борису.
– Облачайся, мой казу! – подсказал Зубров. – Это ритуальное одеяние.
Голову незадачливого предшественника водрузили на пику и закрепили у седла Сафонова. Тот не смог скрыть брезгливости:
– А это тоже обязательно?
– Увы, товарищ гвардии подполковник! Это как звёздочка за сбитый.
– И что, мы теперь все головы врагов будем так возить?
– Нет. Только правителей. Но если есть желание, можно подумать и над обозначениями обычных побед. Вот только боюсь, тогда сразу начнёшь бледно выглядеть на фоне даже простых воинов. Наверняка каждый местный имеет на счету не менее десятка убитых. А даже малейшая потеря престижа в твоём положении недопустима!
– В каком ещё положении?!
– Ты теперь новый казу! Смельчак, что честно бросил вызов и победил всю дружину предшественника с помощью всего двух своих воинов. Теперь осталось лишь завладеть его феодом. Кстати, здесь он называется «абща».
И вот теперь полновластный хозяин лесной деревеньки из пары десятков деревоземляных лачуг, примитивной цитадели из кондовой лиственницы и стоящей на отшибе «вольной» кузни сидел в компании верных соратников у костра в тайге. Даже его профиль в невидимой панели управления изменился:
Борис Феоктистович Сафонов, уровень 2
Человек, Казу, 26 лет
Наконец сложное военно-морское ругательство прорвало многодневную плотину непонимания:
– Да что же мы тут как фашисты действуем?! Местные же не враги нам! Это мы к ним вторглись.
– Не совсем так, Борис Феоктистович! – на этот раз отозвался Саргенто. – Да, вошли мы в «карман» без разрешения. Но, во-первых, нас здесь ждали и сразу хотели убить. Так что сначала пришлось защищаться.
Сафонов непроизвольно кивнул.
– Далее. Оказалось, что здесь махровое средневековье.
– Это пленники рассказали?
– Не совсем. Для них-то этот общественный строй родной и единственно возможный. Вот только мы с Колей волею Управления Мобилизации почти двадцать лет прожили в похожее время. И знаем, что и как тут устроено.
– «Человек человеку – волк»! – хмуро улыбнулся Кабо.
– Хуже того. Аристократия – «те, кто воюют», в прямом смысле слова паразитируют на простых людях. Отчего и относятся к крестьянам как к двуногой домашней скотине.
– А люди что? Не пытаются освободиться? Революцию, там, совершить.
– Для этого в их головах идеи свободы сначала должны как-то появиться. А это, как показала практика, достаточно сложный и длительный процесс. Настолько, что людям проще принять очередную смену казу и его прихвостней. Тем более здесь это происходит регулярно. Земли и народа в «кармане» относительно немного, а вот желающих не работая наживаться на труде других – предостаточно. Так что аристократия друг друга тут постоянно режет.
– Дикость!
– Да кто бы спорил. Но для наших целей нам проще самим получить относительную свободу действий, став отрядом очередного казу.
– И ввязаться в их междоусобицы?
– Нет. Мы всего лишь захватили плацдарм. Надеюсь, теперь с «Большой земли» зайдёт группа специалистов. Думаю, это должны быть ребята из отдела товарища Дансарана и группа поддержки из опытных мёбов.
– А вы неопытные, что ли? – Сафонову вся эта история решительно не нравилась. Инструктора же весело переглянулись:
– Да мы вообще не мёбы. Такие же как ты… упокойники.
– Кто-о?!
– Перерожденцы. Конструктор коммунаров, в котором они соединяют метрополианскую идеальную телесную оболочку и выдернутую из прошлого душу человека, когда-то погибшего далеко от их мира.
– А я думал, что вы командиры здешней авиации Балтийского флота!
– Нет, Феоктистыч. Тут на всех трёх Землях теперь единые боевые флоты. Считаются вспомогательным планетарным родом войск. Благодаря Аркадьевне, на флотское довольствие нас поставили. Но числимся мы боевыми космонавтами УМа. А фактически пока младшие научные сотрудники при спеццентре «Земля-7». Основные коммунары до сих пор не знают, как к нам относиться. Мы же для местных что-то навроде фейерверкера артиллерийской батареи Петра Первого, приданного твоему гвардейскому истребительному авиационному полку! – грустно пояснил Саргенто.
– Да уж… – откровенность была крайне неожиданной. – Но ведь «космонавт» – это воинское звание вроде нашего лейтенанта?
– Ну да. Решили, что правильнее будет тут опять с низов начать.
– А как же звания «гвардии подполковник» и «гвардии майор ВВС Балтийского флота», как вы мне сначала представились?
– Так это ещё с той, Великой Отечественной. Ну и здесь потомки не возражали. Вот только кем нам тут командовать-то? Ни пилотов, ни техников. А в действующие космические эскадрильи пока не берут.
– Так вы, братцы, всю войну на Балтике отлетали? – неожиданно заинтересовался Борис. Почему-то это показалось важным. Ответил Кабо:
– Да нет. С самого 22 июня 1941-го воевали в армейской авиации Юго-Западного фронта, у Кирпоноса. Когда Михаил Петрович погиб, под «Тимохой» оказались. У маршала Тимошенко, хотел сказать. В ноябре 1942-го вошли в состав 17-й воздушной армии. Дрались над Сталинградом. С апреля по май 1943-го были прикомандированы в качестве инструкторов к французскому истребительному авиаполку «Нормандия». Потом – Курская дуга. И лишь затем переведены в авиацию Балтфлота.
Зубров кивнул на старшего товарища:
– Володька там возглавил полк 1-й гвардейской истребительной авиадивизии. А я у него комэском был.
– А погибли когда?
– Погибли мы намного раньше! – вмешался Феоктистов. – Я первый раз в 1916-м разбился. Пытался повторить таран Нестерова. Ну, в принципе, и повторил. А господина поручика ещё через пару месяцев сбили южнее Ковеля, когда помогал с воздуха сдержать атаку германцев. Коля тогда не нашёл ничего лучшего, как вместе с летнабом долбануться во вражеский броневик.
– Так вы ещё и в Империалистическую воевали?
– Точно. Много, где воевали и летали. Гражданская, Испания, Халхин-Гол, белофинская. Три раза с самых низов начинали. А сюда призвали уже с японской. В сентябре 1945-го.
– А я вот, Володь, думаю, что убили нас ещё раньше. В мае восемьдесят четвёртого, когда домой вернулись. Когда сначала снова в своих детских телах оказались, а потом опять во взрослых. Да ещё и почти без шрамов.
Феоктистов как-то уж очень задумчиво посмотрел на Зуброва:
– Думаешь, что это уже были ИТы? А ведь… Твою же об забор!
Борису требовалось время, чтобы осознать услышанное.
* * *
В эту ночь он долго не мог заснуть. Кроме назойливых мыслей мучили и кровососущие твари, что с остервенением налетали на открытые участки тела и в неимоверном количестве ползали в «новом» снаряжении. Почему-то из троих пришельцев паразиты «пузыря» облюбовали именно его. Сафонов измаялся, исцарапал себя, но ничего не мог поделать. Чесалось всё: ноги, руки, спина, живот. Особенно доставали блохи, которым приглянулись его ноги, уже сплошь покрытые многочисленными болезненными пятнышками.
От бессонницы не помогали ни дыхательные упражнения, ни пересчёт верблюдов и баранов, пасущихся на воображаемых пастбищах. Вспомнилось: если не можете заснуть, считайте до трёх. В крайнем случае, до полчетвёртого.
Раньше помогал технический спирт. За неимением оного Борис обмазал себя здешним слабым самогоном, но это не спасло. Наоборот, твари как будто набросились с удвоенной силой. «Выпивка и закуска одновременно!» – горько пошутил про себя Сафонов. А Кабо и Саргенто спокойно дрыхли рядом под раскидистым дубом. «Шкуры у них железобетонные, что ли? – с завистью думал Борис. – Тут мало чистую совесть иметь, надо ещё, чтобы состав крови был особенным». Похоже, его фенотип с отрицательным резусом безумно привлекал местных паразитов, которые игнорировали других двуногих.
Как же раньше люди в лесах жили? Одевались в шкуры добытых зверей, спали на земле, траве, в лучшем случае – в землянках. Жуть! Да и потом, когда появились дома и дворцы, даже принадлежность к так называемым «сливкам общества» не спасала от паразитов: дамы высшего света средневековой Европы специально надевали на себя меховые украшения, чтобы приманивать блох и вшей. Аристократия носила на поясе или на плече затейливые блохоловки. Меховые вещички из шкурок соболя, куницы, норки украшали золотом, алмазами, рубинами, иными вычурными драгоценностями. Блохоловки носили даже под париками, внутри причёсок, под одеждой и на шее.
«Блин, а мне и приманки не надо! – с горечью подумал Сафонов, в сотый раз переворачиваясь и раздирая спину и бёдра, – я весь сплошная приманка».
Но больше насекомых мучили мысли о смысле происходящего. Соратники как-то не очень баловали объяснениями. Наверное, думали, и так всё понятно. А может, и сами не понимали, что тут к чему, а просто выполняли приказ: внедриться в «карман» и обезвредить всех встречных с оружием. Ведь лучшая защита, как известно, нападение.
Но почему на душе так погано? Не потому ли, что с детства в семье и в школе внушали, что человек человеку – друг, товарищ и брат? Нелегко расставаться с принципами, впитанными чуть ли не с молоком матери. На эту тему писали сочинения, проводили комсомольские собрания. А как же книги? «Как закалялась сталь», «Повесть о настоящем человеке», «Улица младшего сына» – то, что с такой любовью рассказывает о людях, готовых к самопожертвованию ради светлой жизни и счастья других – тех, кто придёт после нас? Прекрасные произведения о братстве и коллективизме, созданные на Земле-7, они и в мирах Метрополии входят в обязательную программу обучения как подрастающего поколения, так и взрослых. Особенно «внедрённых» в коммунистическое общество с других пространственно-космических планов.
Но вот теперь, в этом «кармане» приходится на каждом шагу убивать. А друзья, похоже, вообще не комплексуют из-за этого. Хотя тоже когда-то заучивали слова Павки Корчагина: «Жизнь даётся человеку один раз, и прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы».
А может, дело в том, что именно они знают – не один раз даётся жизнь? Что вернутся из небытия и, снабжённые новой телесной оболочкой, отправятся дальше на подвиги? Повторят, так сказать, пройденное? Как часто мы слышим вокруг: если бы мне удалось начать жизнь сначала… А ведь балтийцы так и не проговорились, есть ли у них свои панели управления! И что за цифры стоят в невидимых характеристиках. Интересно, а прошедшие смерти там отражаются? Как же спокойно Саргенто сказал: «Погибли мы намного раньше».
Но эти-то, которых мы прихлопываем тут как клопов или тараканов, они же не могут рассчитывать на новую жизнь! Или могут? На этот вопрос Сафонов безуспешно пытался ответить, мучаясь бессонницей и продолжая бесплодную борьбу с остервенелыми насекомыми. И только под утро забылся, когда верхушки деревьев начали проступать на фоне сереющего хмурого неба.
Глава 7
В командном пункте на Земле-1 Полина сняла наушники и откинулась на спинку вращающегося кресла. Строго говоря, ей не следовало здесь находиться: вход гражданским на территорию военных запрещён. Но сегодня, из-за ЧП с десантом «Нибиру», инженера Холмского, так и не успевшего убыть из Кисимайо в отпуск, срочно отозвали, а дочь просто поехала с ним. Вообще-то она не собиралась попадать в штабные помещения, просто уверенно следовала за папой. А контролёры КПП закрытой зоны космопорта просканировали её карточку буфетчицы, уточнили у руководства и неожиданно пропустили. Правда, предупредили о чём-то отца.
Когда с десантом окончательно прервалась связь, Полина сидела в углу центра управления, под гигантским цветущим кактусом в кадке, и держала в руке мнемокристалл – копию того, что подарила Хуберту. После того как модуль перестал отвечать она изо всех сил сосредоточилась на духовной поддержке дорогого ей человека. Девушка была уверена, что мысль материальна и способна переноситься на огромные расстояния. В том числе и между мирами.
Почему бы и нет? Ведь часто мы думаем о близком, и человек в этот момент берёт трубку и звонит нам сам. Что тут является источником передачи мысли, а также её восприятия? Специалисты ещё не установили. Может, мозг, может, другой орган, но факт остаётся фактом – телепатию уже не считают псевдонаучным явлением. Наоборот, накопилось столько свидетельств, что мало кто решается отрицать её существование.
Полина же всем сердцем желала связаться с Хубертом. Ей было всё равно, какой материальный носитель передаст информацию и какие сигналы будут за это отвечать: электромагнитные волны, гравитационные или даже нейтринно-мезонные. Важен лишь результат. Она отрешилась от царящей вокруг штабной суеты и полностью сконцентрировалась на кристалле.
Через какое-то время, к её радости, тот ожил под пальцами и даже начал слегка пульсировать. Она прошептала: «Хуберт, вы слышите меня? Это Полина! Хуберт, вы слышите?» Ей показалось, – или это только воображение? – что услышала неясный шелест в ответ.
– Системы слежения «Девятки» зафиксировали точку посадки модуля в западной Африке. Но в непосредственной близости отмечено скопище Диких. Штрассла необходимо предупредить! – В голосе дежурного было отчаяние.
– Можно попробовать использовать рефлекторы как усилители! – услышала Полина голос отца. – Возможно, удастся с их помощью восстановить связь.
Аппараты, которые упомянул инженер Холмский, относились к новейшей разработке учёных-геофизиков. Парниковый эффект, грозящий стать бедствием Земли-7 к середине двадцать первого века, начинал потихоньку проявляться и в других руслах. Хотя и не в таких грандиозных масштабах. Лишь в Метрополии не было такого хищнического истребления природных ресурсов, как в других мирах. Здесь потребление и производство материальных изделий удалось обуздать и поставить под контроль, а уровень жизни общества уже не измерялся в количестве товаров на душу населения.
Людям воюющего коммунистического мира всё более удавалось отрешаться от хватательного инстинкта и довольствоваться необходимым. Одежда из удобных и прочных материалов, технические устройства, дома и машины из долгоживущих компонентов: всё это не требовало постоянного обновления. А что касаемо так называемой «моды» и снобистского желания иметь «больше и лучше», то в Метрополии их объявили пережитками.
Но на той же Земле-7 общество вплотную подошло к опасной черте, за которой ситуация грозила стать взрывоопасной. В прямом и переносном смысле. Разбалансировка климата, накопление токсичных веществ в атмосфере, на поверхности и в воде. От этого с каждым годом становилось всё больше разрушительных тайфунов и цунами, наводнений и землетрясений; в Сахаре выпадал снег, а в северной Европе стояла африканская жара.
Несмотря ни на что, многие в Метрополии хотели помочь недостаточно разумным собратьям. Поэтому было принято решение провести эксперимент с огромными зеркалами, которые отражали бы солнечное излучение обратно в космос, тем самым уменьшая нагрев планетарной поверхности. А чтобы не подвергнуть ненужному риску разумных, если что-то пойдёт не так, начали испытания на Земле-9, ставшей к этому времени практически необитаемой.
Именно эти рефлекторы были временно размещены над теми районами экваториальной Африки, где волею случая оказались Штрассл со штрафниками. Почему их не предупредили о летающих зеркалах? Очевидно, не предполагали, что место высадки окажется настолько далеко от расчётного. И тем более, никто не планировал использовать экспериментальные платформы для гиперсвязи.
– Папа! Я слышу, Хуберт отвечает! – Возглас Полины раздался как гром среди ясного неба. – Только очень-очень тихо!
Обитатели командного пункта повскакали с мест, задвигали креслами, заговорили вполголоса. Предложили девушке пройти к пульту управления, усадили, вручили наушники. Мнемокристалл она боялась вынуть из уха, так и сидела с ним. Очень переживала, что может больше не услышать любимого. А вдруг ей только показалось, и она выдаёт желаемое за действительное?
Но план сработал! Полина вновь связалась Хубертом и успела передать сообщение, которое военные пустили на сенсор у неё перед глазами.
* * *
Штрассл лежал на спине и не отрываясь смотрел в безоблачное небо. Кажется, какое-то время он был без сознания. Во всяком случае, последнее, что помнил, – это накинувшиеся со всех сторон Дикие. После того, как кончились боеприпасы, он, сражавшийся на мехе раненого сомалийца, повёл штрафников врукопашную. Или было что-то ещё? Постепенно в памяти всплывали дополнительные фрагменты: живая стена врагов, буквально заливающая их потоками насекомых, несущихся со скоростью пуль. Куски мохнатых тел, вылетающие из-под клинков, венчающих руки его «тапка». Глухие близкие взрывы. Какой-то жуткий живой танк, в упор прошивающий кабину и самого оператора очередями стремительных чёрных шершней… Вдруг очень ярко вспомнилось как смог заставить уже почти вырубившийся «гробик на ножках» совершить последний прыжок. Сотрясение от удара о вражеское чудовище и ощущение скобы аварийного самоликвидатора в руке… Вот только, похоже, он так и не сумел взорвать себя вместе с тем «танком». Но почему?!
Штрассл с трудом приподнял голову и подвигал ею справа налево. Работает. Хоть и с трудом. Но вот вокруг него что-то странное. Очень плотная стена какого-то камыша. Причём стоящая на равном удалении. И очень чистое небо сверху. Но откуда этот зелёный тростник в сухой горящей саванне? Попробовал пошевелить руками. Правая кое-как задвигалась, а левая лишь отозвалась болью. Вдруг прямо над головой возникло чёрное пятно в виде волнистого облака. Вгляделся: это была курчавая шевелюра «парашютиста»-неудачника:
