Солдаты Сумерек

– Нет! Я предусмотрел, что сэр Жан может попытаться так по-варварски расторгнуть договор со Святой Церковью. И кое-что приготовил.

– Да?! И что же? – сразу воспрял толстяк.

– Обрати внимание на расположение мебели и щелей между гобеленами.

– Честно говоря, я заметил, что оставлены просветы между полотнами. И не могу взять в толк, для чего. Они же совершенно не спасают от сквозняков!

– Временно, брат мой! За щелями находятся бойницы. А у них стоят лучшие стрелки нашего доброго соседа, барона де Шансона. Если ты заметил, мебель расположена так, что лучники могут простреливать всё. Кроме этих кресел.

– О, как умно! – приор вцепился в подлокотники. – Но сэр де Гретевил…

– Посмотрим! – аббат и сам не мог понять, по своей ли воле появился второй рыцарь. А если барон послал любимца, то зачем? Неужели отменить приказ?

– Оставим суетные просьбы! – наконец соизволил ответить Йорген. – Сэр Жан, ты заключил договор со Святой Церковью, а теперь богохульствуешь. Сам Господь был свидетелем твоей клятвы. Он не дал тебе золота в крестовом походе, так как ты был слишком грешен. Так не увеличивай же числа своих прегрешений!

– Это ты богохульствуешь, аббат!!! – пророкотал под сводами зычный металлический голос. Святые отцы и сам крестоносец, не знакомый с усилением звука, аж присели. Лишь потом поняли, что это заговорил сэр Кристофер.

– Кто ты? Ты не сэр де Гретевил! – указал перстом Йорген.

– Конечно, нет. Гретевил мёртв.

Вот оно! Теперь аббат вспомнил – сэр Кристофер не просто повержен, а убит! Он поднял руку для жеста изгнания, но чёрная фигура уже двинулась на него.

– Кто ты такой, и по какому праву врываешься? – теперь Йорген был уверен в помощи лучников. А рыцарь взял яркий кастильский апельсин и с силой воткнул в рот аббата. Тот аж потерял равновесие и упал в кресло. Воин тут же плотно прижал его руки к подлокотникам своим мечом:

– Сэр Жан доблестно сражался с неверными! – снова раздался его нечеловеческий рокот. – Он покрыл себя и Церковь неувядаемой славой, служа императору, а не Мамоне. Ведь богатство и роскошь вызывают лишь развращение!

Мнимый де Гретевил ударом сбил стаканы, и вино попало на приора. Но тот не оставил безопасного места. Йорген же смог прожевать и выплюнуть апельсин:

– Пошел вон! – заорал он и тут же затих, заткнутый вторым цитрусовым.

– Господь отметил сэра Жана Своей десницей. Так как же ты, святой отец, бессовестно предающийся греху обжорства, смеешь глумиться над крестоносцем?

Блюдо с остатками поросенка тоже полетело в приора, но тот стоически перенес и это. А аббат вновь прожевал апельсин:

– Мерзавец! Я отлучаю тебя от церкви! Пошёл вон! Во-он!!! Свиньи, нищие ублюдки! Вон из моего замка! Мо-е-го!!! Ни минуты, ни секунды отсрочки!!!

Поток ругательств заткнуло румяное яблоко.

– Как можно святому отцу так поносить мирянина? И такими недостойными словами! Однако вернемся к Солдату Господа. Единый в Трех Лицах отметил его…

Яблоко – не чета толстокожему апельсину. Йорген попросту перекусил его, и выплюнул кусок в забрало «де Гретевила». Но железный рёв перекрыл новые вопли:

– И Господь не позволил крестоносцу отдать свой феод в грязные руки грешников в рясах!!!

Появился заветный мешочек, что до поры скрывал плащ чёрного рыцаря. Крик аббата прервался на полуслове, захлестнутый потоком посыпавшегося на него золота и серебра.

– Здесь ровно пятьсот экю! Можешь пересчитать.

Меч отпустил руки священника. Йорген затравлено посмотрел в окно – солнце ещё светило. Даже слепой не назвал бы это закатом. Оставался последний козырь.

– Стреляйте!!! – истерически закричал он. – Стреляйте в них!

Почти мгновенно клинок воина вновь освободился из ножен. Одновременно с этим акустическая волна усиленного резонатором крика ударила по ушам:

– Жан, падай на попов!!!

Крестоносец плашмя рухнул на многострадального приора, стол и аббата, а там, где только что была голова, со свистом пересеклись пути двух стрел. Третью, направленную в шею, «Кристофер» отбил лезвием меча, а совершенный при этом проворот спас от четвертой. Она впилась в доспех, пригвоздив шлем к панцирю.

«Де Гретевил» в два прыжка покрыл расстояние до ближайшей бойницы и с силой ткнул туда мечом, по плечо забросив в проём руку. Лезвие ударилось во что-то, послышался вскрик. Когда рыцарь вытащил клинок, его конец был алым. В этот момент он заметил укрытую гобеленом дверь в соседнюю комнату. Очевидно, такие же были и у других бойниц. Теперь шлем стеснял движения, и «Кристофер» сорвал его. Взорам присутствующих предстало оскаленное лицо, обезображенное свежим красным рубцом. Над плечами взметнулись слипшиеся тёмно-русые пряди. Сэр Жан, удобно расположившись на священниках, с удовольствием наблюдал за Феоктистовым. Тот на ходу отбил ещё две стрелы: «Отличная реакция! Интересно, где он научился ТАК чувствовать меч? Ещё немного подучить и выйдет хороший рубака!»

Разбойник ворвался в комнату со второй бойницей. Металлический удар оборвал испуганный вскрик. Снова появился в зале (с уже наполовину окрашенным клинком), и в него ударили ещё одной стрелой. Доворот, взмах, и смерть снова ушла мимо. Бросился в не стрелявшую комнату. Там лучник выбегал в коридор. При виде преследователя развернулся и обнажил клинок. Владимир в два удара обезоружил его и с силой ткнул мечом в грудь солдата. Оружие сразу застряло.

– Да, блин!!! Что ж ты сроду не вовремя!

С топором таких проблем не возникает. Он поднял лук врага и побежал в четвертую комнату. Интуиция не подвела – последний солдат тоже убегал. Он обернулся, когда Владимир появился в комнатке, и выстрелил. Разбойник бросился грудью на стену, отвечая «по-татарски». Но увы! До Робин Худа ему было далеко. А вот стрела противника пришла точно в левый бок. Даже пробила торакс, но глубоко не ранила.

– Сволочь… – оскалился Феоктистов. Выдернул окровавленный, но целый стержень, наложил на свой лук. Стрелок скрылся, и разбойник, прихрамывая, побежал вслед. Настиг уже внизу лестницы. На этот раз успел вовремя отшатнуться и избежать второй стрелы. Луком враг владел, действительно, хорошо! Владимир сразу бросился вперед… И увидел бегущего навстречу солдата, закрывшегося щитом. Наверное, снял со стены. В замке было много оружия.

Почти в упор, с нескольких ярдов, Владимир выстрелил. Но лишь отклонил щит противника, не остановив его атаку. В следующий миг парировал боевой топор. Древко лука с хрустом разлетелось, и он остался без оружия. Лицо врага посветлело. Но едва тот вновь замахнулся, как «оборотень» вцепился ему в руку. Всей своей бронированной массой качнулся, увлекая стрелка за собой, и резко махнул ногой. В принципе, Феоктистов целил в колено. Но не попал – противник убрал его. Зато отягощенная металлом конечность всей инерцией прошла в пах. Не давая опомниться, Владимир от души добавил ему ладонью по роже. Прямо в боевой перчатке. Мир померк, и руки ошеломленного солдата ослабли. Следующий, прицельный удар вообще сбил того с ног.

Как только противник упал, злость Феоктистова улетучилась. Он поднял топор, ловко крутнул, проверяя балансировку:

– Вот так-то, милок! Впредь умнее будешь.

Противник корчился на деревянном полу, судорожно пытаясь заглотить воздух. Но сжатая спазмом грудная клетка не распрямлялась. Лицо начало багроветь.

– Выдохнул! Резко! Ещё раз! Через рот! – уверенно, без агрессии командовал Феоктистов. Это помогло. При резком выдохе грудь слегка отпускало и вдох получался сам собой. Через минуту пленник уже мог дышать и двигаться. Но теперь его лицо начало наливаться сине-красным от полученных латных оплеух.

– Куртку снял! И сапоги!

Солдат повиновался. Вскоре он остался лишь в холщовом исподнем. Но победитель не стал собирать трофеи. Лишь связал ему руки и отконвоировал туда, где святые отцы собирали монеты. Точнее, трудился лишь бедолага приор. А аббата сэр Жан вновь прижимал мечом к креслу. Йорген злобно вращал глазами, скрипел зубами, но на этом его участие и заканчивалось. Всё-таки аргумент крестоносец выбрал доходчивый. Параллельно он ещё и следил за честностью толстяка. Наконец, в кожаном мешке оказались все составные части 500 экю. Оставшуюся горстку «рубленок» Феоктистов небрежно впихнул прямо в рот вспотевшего приора:

– Это тебе за старание!

Священников, служку и стрелка бесцеремонно, на пинках, выпроводили из замка. На прощание, странно улыбаясь, Владимир сказал избитому солдату:

– Если ты когда-нибудь встретишь крепких молодцев в зелёных холщовых куртках, с луками и топорами, или же рыцарей-оборотней, немедленно отложи оружие в сторону, встань на колени и скажи: «Я, бедный и несчастный, затем своё имя, пострадавший от кулаков рыцаря-оборотня, друга рыцаря сэра Жана Дыб-Кальвадоского и доблестного Робин Худа. За великие мучения рыцарь-оборотень назначил мне пенсию!» Запомнил? И протянешь руку. Повтори!

Избитый покорно повторил оскорбительную фразу. А затем четыре несчастных человека побрели прочь от великолепного замка, который недавно считали своим.

* * *

Изгнанные торопливо шли по лесной дороге, чтобы до заката добраться хотя бы до деревни. Распухшее лицо стрелка де Шансона, даже умывшегося в ручье, напоминало неудачную маску. Поэтому лишь на нём не отразился ужас, когда из придорожных кустов вышел детина в зеленой холщовой куртке и шляпе с фазаньим пером. Он похлопал по ладони полированным лезвием узкого меча и поздоровался:

– Добрый вечер, святые отцы!

Аббат проворно сунул под рясу мешок с деньгами, а приор начал креститься: